Семья Машбер - Дер Нистер Страница 44

— Вина? — переспросил Нафтоли, лениво приподнявшись со скамейки и подойдя к Сроли, протянул руку, будто намереваясь исправить оплошность, которую нечаянно допустил. — Другого? — переспросил он, прикидываясь дурачком.

— Да, другого! — ответил Сроли и так посмотрел, что Нафтоли сразу понял — больше ошибаться ему не позволят.

Сроли уже порядочно захмелел. Можно было думать, что, если ему больше вина не подадут, он все равно будет продолжать свою полупьяную тираду — что на уме, то и на языке. Или, как многие другие, скоро начнет орать и буянить, и придется его выставить за дверь. Или отведет душу в болтовне, утихнет и задремлет, свесив голову. Однако Сроли от этого был еще далек, и Нафтоли понял, что обмануть его, как иных пропойц, подсунуть ему вместо хорошего вина тот же самый «борщ», не удастся.

Нафтоли вернулся с вином лучшего сорта, и Сроли продолжил разговор, но теперь уже не с рюмкой, а как бы с живым собеседником по другую сторону стола.

— Я знаю, — бормотал Сроли, — я немного подвыпивши, но нечего смеяться надо мной, как этот подвальщик. Рано еще смеяться. Я в состоянии перехитрить и вашу милость, и этого слугу, и его хозяина и купить и продать их вместе со всем этим заведением. И денег у меня хватит не на один шинок. Могу деньги показать, если не верите. Они у меня здесь, в боковом кармане. Увидев такую кипу, такое богатство, вы, наверное, оторопели бы, а вместе с вами и этот слуга, и этот хозяин. Вся улица была бы в изумлении, весь город. На всех лицах застыл бы один и тот же вопрос: «Где Сроли взял деньги, откуда они у него?.. Не иначе церковь ограбил или торгует фальшивыми ассигнациями!» Со всех сторон сбежались бы. «Связать его и передать полиции!» — кричали бы люди… Одним словом, было бы городу о чем говорить, о чем толковать… Хозяин этого шинка Шолом-Арон приказал бы своему слуге выставить меня за дверь, дескать, черт с ним, пусть не платит за выпитое вино, лишь бы поскорее избавиться от опасного посетителя, спровадить куда-нибудь подальше… Что? Не так ли? А слуга, вижу я, внимательно прислушивается, беспокоится, надо думать, за оплату счета?

Действительно, услышав этот странный разговор незнакомца с самим собой, уловив такие слова, как «ограбил церковь», «связать», «передать полиции», Нафтоли, привыкший к разного рода пьяной болтовне и пропускающий ее мимо ушей, насторожился и стал с подозрением смотреть на странного посетителя. Нафтоли забеспокоился и кашлянул так, что это должно было послужить сигналом для Шолома-Арона, который, сидя за стойкой, ни о чем таком не думая и ничего не подозревая, встрепенулся, испуганно взглянул на Нафтоли и тут же понял: с посетителем что-то не ладно… Он поднялся, подошел к Сроли сзади и спросил:

— Как вас зовут, уважаемый?

— Как зовут? — Сроли круто повернулся к Шолому-Арону и быстро ответил: — Как назвали, так и зовут.

— А… Скажи, пожалуйста! — заглянув в лицо Сроли и узнав его, воскликнул Шолом-Арон удивленно, потому что до сих пор Сроли не бывал у него в погребке и вообще не слыл человеком пьющим. Однако, зная об известных всему городу сумасбродных выходках Сроли, он решил, что и этот визит — очередное сумасбродство и уж наверняка ничего хорошего не сулит. Во всяком случае, уплаты за вино от этого посетителя ждать нечего. — Скажи, пожалуйста, ведь это, кажется, вы, реб Сроли?

— Ну и чего тебе надо? — спросил Сроли сердито, как человек, которого оторвали от важного занятия.

— Что мне надо? — ответил с обидой в голосе Шолом-Арон. — Я хотел сказать… Я полагаю, что человек, когда он идет покупать что-либо, должен иметь деньги, так я полагаю. Есть у вас деньги, реб Сроли?

— Деньги? — усмехнулся Сроли, смерив Шолома-Арона презрительным взглядом, означающим: «Как же ты глуп, мелочен, с какими никчемными вопросами, не вовремя, не к месту ты обращаешься ко мне». — Деньги у богатых, — отрезал он.

— Поэтому-то и пьют только богатые!.. А у кого нет денег, тот дома сидит, не приходит сюда и не велит подавать. Деньги, реб Сроли, деньги нужно иметь…

— Деньги? — крикнул Сроли, вскочил с места и, порывисто сунув руку в боковой карман, вытащил толстую пачку кредиток. — На, дохлятина! Вот тебе деньги! — Сроли поднес пачку ассигнаций прямо к носу Шолома-Арона, у которого зарябило в глазах и отнялся язык… — Вот тебе деньги! Бери, что следует, возьми и не подавись!

Был уже вечер, когда Сроли, расплатившись, вышел из погребка, провожаемый до самого выхода ошеломленными Шоломом-Ароном и Нафтоли. Сроли на минуту остановился возле двери, раздумывая, а может быть, и не думая ни о чем, а просто чтобы отдышаться после погреба, пропитанного запахом вина, и глотнуть свежего воздуха. Затем он направился на главную улицу, где на втором этаже одного из каменных зданий помещалась контора Мойше Машбера.

Стояла пора жатвы, когда почти нет покупателей и торговля замирает. Торговцы и приказчики ждали, когда совсем стемнеет, чтобы не было никакого сомнения в том, что сегодня уже ни один покупатель не придет.

В это время появился Сроли. Подойдя к магазину, что напротив конторы Мойше Машбера, он остановился, как делал это обычно, желая поругать богачей, и, ни на кого не глядя, как если бы кругом не было живой души, стал внимательно наблюдать за входом в контору. Сроли ждал Шолома Шмариона или Цалю Милосердого — один из этих маклеров теперь был ему очень нужен, он хотел поговорить о важном деле.

Эти маклеры — работники Мойше Машбера. Приходят они в контору первыми и уходят последними, так что все конторские дела и сделки проводятся не без их участия и помощи. Как в конторе, так и на улице их всегда видели вместе, но всегда на некотором расстоянии: когда Шолом на одной стороне тротуара, Цаля — на противоположной. Они будто следили друг за другом и боялись один другого потерять из виду… Кормились они тем, что подыскивали для Мойше Машбера новых клиентов, нуждающихся в кредите; иной раз они помогали ему получить заем. Они черпали средства из одного источника и были словно две гиены, которые, конкурируя, рвут один и тот же кусок падали…

Разница между ними та, что один из них, Шолом Шмарион, — человек тихий, низенького роста с маленькой головкой на плечах, склоненной набок; ходит он, всегда держась поближе к забору, чтобы не слишком бросаться в глаза или чтобы в любой момент возможной опасности юркнуть в первую же подворотню. Шолом Шмарион — человек с постной набожной физиономией, он обладает большим запасом знаний в том, что касается всякого рода религиозных учений; к тому же у него удивительная память — он помнит наизусть все сроки и даты, кто, когда и у кого одолжил, из какого процента кто вернул долг, кто нет; и не только здешних должников, клиентов и заимодателей, но также и приезжающих издалека. К тому же он знает наизусть денежные курсы ценных бумаг, акций и облигаций не только русских банков и акционерных обществ, но и всех заграничных.

Полной противоположностью Шмариону, как внешне, так и во многом другом, был Цаля — высокий, прямой и плоский, как доска, он всегда ходил посреди тротуара, а чаще — посреди мостовой. Голову держал высоко, словно весь город должен уступить ему дорогу, потому что состоит его должником. А город и в самом деле был ему должен: Цаля не только организовывал крупные сделки, он главным образом давал деньги под залог всем и вся — ремесленникам, мелким торговцам и даже людям без всякого положения. Круглый невежда и хам, он был груб в обращении с женой и детьми, а о должниках и говорить нечего.