Паразитарий - Юрий Азаров Страница 44

"Только христианство может дать человеку тот опыт, в котором нуждается его свободный дух, — считает Рамм. — Все, стоящее ниже Бога, оставляет дух человеческий жаждущим, алчущим, беспокойным, расстроенным и неполноценным".

"Он поднялся над партийными и сектантскими предрассудками, над взглядами Своего века и народа, — пишет Филипп Шафф. — Он обратился к обнаженному сердцу человека и затронул за живое его совесть".

В сборнике "Взгляды десяти ученых на жизнь" приведены свидетельства людей науки. Один из них, профессор Джордж Швейцер, говорит: "Человеку удалось коренным образом изменить мир, но переделать себя самого он оказался не в состоянии. Поскольку эта проблема является по преимуществу духовной и поскольку человек по природе клонится в сторону зла (как показывает история), он может измениться только под влиянием Бога, только посвятив себя Иисусу Христу и вручив себя Духу Святому для выбора пути. В этом чудесном преображении — единственная надежда нашего атомного века, нашей земли и ее устрашенных радиацией обитателей".

В той же книге читаем замечание заведующего научными связями в Абботских лабораториях Э. Дж. Мэтсона: "Какой бы изнурительной ни была моя жизнь ученого, гражданина, мужа и отца, мне стоит лишь вернуться в этот центр, чтобы встретить Иисуса Христа и убедиться в Его могуществе хранителя и спасителя".

К профессору присоединяется студентка Питтсбургского университета: "Все радости моей прошлой жизни, вместе взятые, никогда не смогут сравниться с той особой радостью, с тем миром, которые дал мне Господь Иисус Христос с тех пор, как Он вошел в мою жизнь, чтобы управлять и напутствовать".

Я никогда раньше не видел этой книги. Но я читал ее так, будто знал каждый поворот ее мыслей. В одной руке моей была книга, а в другой была жизнь, освещенная крохотными озерами дымчатых топазов. Я боялся опоздать. Я боялся, а вдруг кто-нибудь да случилось там, у них, у Сутулиных.

Анки не было дома. А старуха меня встретила гостеприимно.

— Рады, рады вас видеть.

— Как малыш?

— А чего ему? Пока здоров, да жрать вон нечего. Молока не купишь. Детского питания нет.

Над кроваткой были привязаны на резинке крышка от чайника, два бублика и старая кружка. Малыш гремел сооружением, и это доставляло ему радость. Потом он стал рассматривать меня, и я стал играть с ним.

— Вы меня простите за то, что я в прошлый раз наговорил вам всякой чепухи…

— Да мы так и поняли. Чего уж тут. Кто это согласится свой дом отдать за так? Сейчас дураков нету. Перевелись дураки.

— А вот не перевелись, мать. Я и есть тот последний дурак, который может отдать кое-что. Могу я с вами откровенно? — спросил я старуху, точно она могла понять меня, мой новый поворот мыслей. Она кивнула головой, а я продолжал. — Поверите вы мне или нет, я не знаю, а вот вошла в мою душу мысль: помогу вам, значит, и мне Господь поможет, а не помогу, то и я буду проклят вместе со всеми…

Неожиданно старуха засветилась.

— И я так часто себе загадываю, и всегда как сделаю что-нибудь из загаданного, так ко мне сторицей возвращается утерянное. Дай Бог вам помощь. Всякое в жизни бывает.

— Давайте ваши паспорта, пропишу вас к себе, а себя в вашу халупу, а там решим, что делать.

— Да как же без Нюрки я отдам паспорта?

— Ну и хорошо без Нюрки. А что ж она, против вас пойдет?

— Против меня не пойдет, а все ж нехорошо. Она теперь старшая в доме. Мало ли что случится.

Паспорта старуха не дала, да я и не настаивал. Со светлым чувством отправился домой и приступил к работе.

Я думал, если бы христианство было принципиально новым учением, оно бы не захватило народы. И вместе с тем оно принципиально новое учение, потому что, сумев вобрать в себя все лучшее, что было в предшествующих системах, захватило все глубины человеческого духа, все стороны жизни человечества.

Я думал и ошибался, когда считал, что христианство — это отказ от тела. Отказ от плоти. Отказ от дионисизма, деметризма, орфизма, пифагорейства, стоицизма, платонизма.

Сейчас я убежден, что христианство — это принятие всего того, что служило Благой Вести. Братьями Христа являются Будда и Кришна, Заратустра и Мухаммед. А великими посвященными — Гомер и Платон, Софокл и Вергилий. В один присест я написал несколько глав об искривленном, но не таком уж наивном античном мире полубогов, получудовищ.

Все проходит и все изменяется в этом мире. Было время, когда паразитарием боги называли жизнь, полную неги и удовольствий. Это было задолго до того, как двуногие открыли огонь и нарекли обезьян своими предками. Это было тогда, когда был жив Кронос, отец Зевса. Это сейчас мы освоились с Единобожием, а тогда богов было столько, что нам их невмоготу сосчитать. Каждый из них занимался своим делом, кто правосудием, а кто земледелием, или целомудрием, или любовью. Порядок был. Кронос был Богом неба и его чтили во всем мире, и, как теперь говорят некоторые толкователи истории, его называли восходящим к индоевропейской культуре. Он был Богом, но ничто человеческое ему было не чуждо: он был по совместительству и верховным жрецом, и царем. Кронос жил безбедно в своем Паразитарии, а словом «паразит» тогда называли человека, который находился в застолье. Попросту паразитами называли сотрапезников, и это сущая правда, о которой каждый может узнать из самой куцей истории о греко-римских делишках на заре человечества.

Кронос был злым стариканом, и у него был предлинный язык, он всякое болтал, пользуясь тем, что ему все дозволено. Но высшие силы поставили его на место и, кроме всего прочего, внесли в жизнь всего олимпова племени постоянный раздор, убийства, казни, доносы и предательства. Кронос был одним из первых живых существ, кто стал убивать близких. А дело было так. Высшие силы ему предсказали, что он будет свергнут одним из своих сыновей. И свержение произойдет за одной из трапез. Причем в убийстве будет участвовать одна из жен Кроноса.

— Но как мне узнать, о Небо, какая из моих ста тысяч жен и кто из трехсот тысяч моих сыновей убьет меня?

— Вот этого никто тебе не скажет, — отвечало Небо. — Ты заслужил мучительную казнь в своем Паразитарии и умрешь от руки одного из своих паразитов.

— А если я замету следы, укроюсь на острове Крит, скрою свое имя, назовусь, скажем, Юпитером, меня все равно убьют?

— Убьют, — отвечало Небо.

В этот вечер к Кроносу пришла любимая жена Рея. Она была прекрасна, как утренняя заря. Ее дыхание было ароматнее алой розы. Она сказала:

— Что печалит тебя, мой господин? Позволь мне поцеловать твою могучую грудь, позволь мне прикоснуться к твоим божественным кудрям, и от твоей грусти не останется и следа.

Кронос поглядел подозрительно на прекрасную и невинную Рею: нет, глаза ее чисты, голос приятен, а нежность ее искренна и сладка, как мед с острова Делос, что в Эгейском море. Однако подумал: сейчас убить ее или потом? Но Рея опередила его: