Микроурбанизм. Город в деталях - Ольга Бредникова Страница 44

Две фотосессии. Фото Ольги Ткач

Одной из популярных мизансцен, которую мне удалось наблюдать на прогулках, было позирование свадебной пары или группы в большой раме, которую обычно держит один из гостей (ил. 3). Этот сюжет иллюстрирует, на мой взгляд, идею о том, как важно для глянцевой свадебной фотографии, чтобы из нее было исключено все случайное и “лишнее”, чужие люди остались за воображаемым обрамлением рамы, а город предстал на фото выхолощенным, торжественно замершим, лишенным движения [242].

Семейный портрет в раме. Фото Ольги Ткач

Конечно, обычная уличная жизнь идет своим чередом, и в “личных” кадрах могут оказаться незнакомые люди, маршруты которых пересекли путь свадебной процессии. Однако благодаря правилу взаимной вежливости это происходит непреднамеренно, и если “чужие” попадают в кадр, попросить их удалиться – вполне допустимо.

И все-таки “посторонние” могут оказаться на фотографии не случайно. Диалектика дистанцирования и взаимодействия с другими в публичных пространствах характерна и для свадебной прогулки. В определенных свадебных местах фон и первый план постоянно сменяют друг друга, молодожены превращаются из актеров в “декорации”, и наоборот. Не всегда можно разобрать, кто на фоне кого фотографируется:

Некогда ждать. Фото Софьи Коробковой

Потом ‹…› садятся и едут к Медному всаднику. Ну, там сразу же “Петр” бежит к тебе. “Поздравление бесплатно”, – говорит. Поздравляет. Остальное за деньги. “Сфотографироваться, мол, не желаете?” На что находчивые свидетели говорят: “Так, мол, подкинь деньжат-то, Петруся!” (свадебный фотограф, инт. № 1).

Свадебные “профессионалы” традиционно работают на нескольких городских площадках. Неформальная свадебная инфраструктура устроена по принципу конвейера, по которому следует подошедшая/подъехавшая процессия. От трубачей, фальшивящих марш Мендельсона, – к мальчикам, читающим поздравительный рэп, и цыганским детям, просящим милостыню; далее – к ряженым, “Петру” и “Екатерине”; от них – к художнику, который рисует экспресс-портрет невесты; затем – непременно к хозяевам голубей, которые дают напрокат птиц для фотографирования; к владельцу фанерной пушки, из которой надо выстрелить “на счастье”; и, наконец, хорошо бы еще молодым сфотографироваться с “мишкой” или “лошадкой”, да мало ли еще с кем. Некоторые пары с удовольствием включаются в эту обязательную программу. Другие просто бессильны сопротивляться “свадебным предпринимателям” и, сдаваясь, делают китчевые фотографии. Наконец, фотографы просят свидетеля “поработать” охранником, ограждая процессию от нежелательных участников действа и “расчищая” территорию [243].

И хотя свадебные группы пытаются дистанцироваться от ряженых, внешнее окружение воспринимает их как участников общего спектакля, карнавала людных мест. По данным антропологических исследований, свадебные церемонии могут привлекать гостей в рамках событийного туризма [244]. Свадьбы вызывают стихийный интерес туристов и на улицах российских городов:

На набережной встретила семью туристов с картой. Мама, папа и сын лет десяти. Мимо проезжал белый свадебный лимузин с блестящим отливом. Ехал медленно, часто останавливался из-за пробок. Мальчик, пользуясь случаем, начал позировать на фоне лимузина, отец его сфотографировал (из дневника наблюдений) [245].

По моим наблюдениям, свадьбы особенно любят фотографировать иностранные туристы, часто они запечатлеваются вместе с парами. Туристическая прогулка становится как-то по-особенному личностно окрашенной, ведь здесь можно познакомиться не только с “каменными джунглями”, но и с их обитателями – живыми людьми, празднующими семейный праздник. Проведение свадьбы в публичных местах дает ее участникам возможность стать знаком города, конкурировать с его достопримечательностями, изменить его пейзаж, остаться в чьем-то фотоальбоме.

Во время прогулок свадьбам удается временно изменять пейзаж некоторых городских мест еще и потому, что они вызывают эмоции у окружения. В обычные дни, повседневность российских городских улиц по меньшей мере эмоционально стерильна, по большей части – напряженно-серьезна. Вспомним ту растерянность, которая возникает у нас при виде плачущего или внезапно искренне улыбнувшегося нам взрослого человека. В такой ситуации не сразу найдешься, как реагировать [246]. Горожане привыкли к тому, что эмоциональные всплески на публике пространственно структурированы: крикам и дракам место на стадионе или у ларька, улыбкам и смеху – на концертах, слезам – у могил [247]. В свадебных местах города палитра эмоциональных проявлений достаточно широка – это и нервозность, и радость, и грусть, и слезы, и смех. И здесь актуальна не столько известная дюркгеймианская идея о том, что сообща переживаемые эмоции укрепляют социальные связи, солидарности и групповое членство, сколько концепция эмоционального обмена с внешним окружением, свободы быть субъектом на пике эмоций. Последователи теории социального обмена оперируют понятием “актора, проявляющего эмоции” (emoting actor) [248], точно описывающим конструирование свадебного эмоционального фона. Пара выплескивает эмоции в пространство города, их демонстрация ожидаема окружением, и ответная реакция не заставляет себя ждать: