Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 1 - Борис Носик Страница 44

Римское название этих западных ворот города – «портум де Нулиако» – появляется еще в документах XIII века. Здесь уже и полтысячи лет назад строили себе замки, дворцы и виллы люди состоятельные и знатные, чтобы вкушать покой и роскошь невдалеке от столицы. В 1528 году здесь построил себе так называемый Мадридский замок король Франциск I, а уж в XVIII и XIX веках кто только не строил: граф Аржансонский – замок Нёйи, граф д’Артуа – замок Багатель, финансист Клод Бодар, он же барон Сент-Джем, построил себе в стиле прославленного Палладия загородный дворец Сейнт-Джеймс, который, в отличие от прочих замков, и по сию пору стоит в Нёйи на проспекте, названном по имени первого в местечке королевского замка, – на авеню де Мадрид. Во дворце этом нынче лицей, а в парке можно еще увидеть и павильон, где размещался Кабинет науки, и часовню, и фасад маленького храма, прилепившегося к гроту. В начале прошлого века во дворце этом жила сестра Первого консула Элиза Бачиокки, здесь Шатобриан впервые встретился с этим Первым консулом, то бишь Бонапартом. Здесь же позднее герцогиня д’Абрантес принимала канцлера Меттерниха (и писала свои мемуары), а в 1815 году Веллингтон устроил здесь свою штаб-квартиру. Мадам Рекамье жительствовала здесь в 1842 году, а еще позднее тут разместилась больница, в которой терпел предсмертные муки художник Тулуз-Лотрек. Так что человеку, попавшему во дворцовый парк в тихую минуту, когда лицеисты корпят над своими сочинениями или контрольными по математике, будет что вспомнить. В Нёйи жили и умерли Теофиль Готье и Баррес…

Прогулка по авеню де Мадрид небезынтересна во многих отношениях. От авеню уходит к Булонскому лесу бульвар Командан-Шарко, названный по имени знаменитого полярного исследователя, жившего тут же неподалеку от дворца и бывшего уроженцем Нёйи (желательно все же говорить: Нёйи-сюр-Сен, ибо есть во Франции, и даже в Парижском районе, другие Нёйи). Можно дойти отсюда до недалекой Мадридской заставы, где высится новый Мадридский замок, построенный уже в XIX веке в ренессансном стиле – на месте старого, королевского. Можно свернуть на бульвар, названный по имени Ричарда Уолласа, знаменитого коллекционера и мецената (это он подарил Парижу питьевые фонтанчики «уолласы»). Как и отец его, английский коллекционер и аристократ, бедный богатый бастард Ричард Уоллас умер в Булонском лесу, в замке Багатель, который в ту пору еще входил в черту городка Нёйи. Гуляя по Нёйи, можно набрести и на дворец, построенный для византийского принца. Позднее в этом дворце чилийский меценат и коллекционер Артуро Лопес разместил свои великолепные коллекции произведений искусства. Ныне там муниципальная библиотека и Музей автоматов. В зале этого музея, отделанном ракушками на манер морского грота, можно полюбоваться десятками кукол-автоматов прошлого века, вроде Заклинательницы змей, Канатного плясуна или Пьеро. Автоматы эти (их не меньше шестидесяти) были подарены городку Нёйи антикваром Жаком Дамио. Он же устроил в других залах дворца Музей женщины, где хранятся трость Сары Бернар, корсет Марии-Антуанетты и прикроватные несгораемые ящики для драгоценностей, принадлежавшие московской авантюристке Терезе Лахман, которая была известна «всему Парижу» как маркиза де Пайва. Наряду с этими реликвиями женской славы в музее можно увидеть бюст императрицы Александры Федоровны, портреты Екатерины II и пейзаж кисти выходца из Белоруссии Хаима Сутина. Напротив дворца расположена так называемая вилла Жауль – два дома, построенные архитектором Шарлем Эдуаром Жаннере, более известным миру под псевдонимом Ле Корбюзье. Творения этого уроженца Швейцарии, знаменитого властителя умов, архитектора, художника, философа, писателя, дизайнера мебели и теоретика урбанизма, можно обнаружить не только в Нёйи или в Москве, но также и в Токио, и в Марселе, и в Пенджабе, и в Рио-де-Жанейро. С художниками тихому живописному Нёйи вообще везло. Еще Курбе писал своих девушек на здешнем берегу.

Что до импрессионистов, то они вообще упорно обживали живописный берег Сены – и в Нёйи, и в Буживале, и в Лувесьене, и в Аржантёе, и в Марли, и в Вильнёв-ла-Гаренне, и на острове Гран-Жатт. Берега эти узнаешь на картинах Мане и Моне, Сислея, Писсарро, Ренуара, Моризо и многих других. Позднее им отдали дань Сера и Таможенник Руссо. Неудивительно, что, когда Василию Кандинскому пришлось бежать из Германии, где нацисты, придя к власти, объявили все, что было им непонятно, ублюдочным, он поселился в идиллическом Нёйи, на седьмом этаже дома 135 по бульвару Генерала Кенига (бывший Сенский бульвар). Квартира у Кандинских была пятикомнатная, с террасой. В самой большой комнате художник устроил свою мастерскую. Здесь было пусто: лишь несколько икон на стенах. Нина, жена художника, вспоминала:

«Сена текла перед домом – между зеленым островом и каштанами набережной. Вдали виден был форт холма Валерьен… Лес был совсем неподалеку: Кандинский любил гулять в нем… Он жил теперь только для живописи. В «Парижский период» его творчество пережило вторую молодость. Серьезная веселость и легкость возвышали форму, разворачивая феерию загадочной поэзии».

Сам Кандинский сделал такую запись в декабре 1937 года:

«Через окно моего ателье… я вижу свет несказанной красоты, серую гармонию с мягкими оттенками цвета, очень звучными».

Кандинский написал здесь 44 картины, 200 акварелей и гуашей, создал множество рисунков.

В 1939 году он получил французское гражданство и прожил еще пять лет французом, пока не упокоился на так называемом Новом кладбище Нёйи, том самом, где похоронены были композитор Александр Глазунов, Борис Лифшиц-Суварин и другие знаменитости, вроде Анатоля Франса, Андре Моруа, Пюви де Шаванна и Пьера Дриё ла Рошеля, талантливого французского писателя, увлекшегося расистскими идеями фашизма, сотрудничавшего с оккупантами, но в отличие от множества других коллаборационистов (снова «вышедших в люди», уже при де Голле) заплатившего за это жизнью (после войны он прятался от полиции и покончил с собой в момент ареста).

На старом кладбище Нёйи похоронена Надежда Нарышкина-Дюма, урожденная Кнорринг. После долгожданной смерти своего русского мужа, князя Нарышкина, она вышла замуж за своего давнего любовника и отца ее дочерей, писателя Александра Дюма-сына. Брак их был зарегистрирован в мэрии Нёйи в последний день 1864 года.

Идиллическая зелень Нёйи напоминает также о нелегком пути к европейскому желудку, пройденном клубнями картофеля, нежно любимыми всяким русским (а также польским, литовским, немецким и французским) едоком. Во Франции не было «картофельных бунтов», но и во Франции завезенный в Европу еще в 1550 году картофель вошел в обиход лишь через два с лишним столетия, и обязана этим Франция была стараниям замечательного человека, военного фармацевта и агронома Антуана Огюстена Пармантье, который, судя по истории с картошкой, был еще и тонким психологом. В 1786 году Пармантье посадил на равнине Саблон в Нёйи картошку и поставил на картофельном поле стражу, что, конечно, разожгло любопытство публики. По ночам стража удалялась, и публика совершала налеты на поле, вследствие чего слухи о высоких вкусовых качествах нового продукта незамедлительно умножили его популярность. Так что обошлось без бунта и принудиловки.

Мне приходилось дважды бывать в гостях в Нёйи – у богатого инженера и у еще более состоятельного, но мелочно-жуликоватого кинопродюсера, нанявшего меня синхронистом на «озвучание» фильма Никиты Михалкова «Очи черные», но за работу платить ни в какую не желавшего. Никакой особой деревенской идиллии я в Нёйи уже не застал. Ныне же близость города и бойких автомобильных магистралей и вовсе вышла городку боком. Знаменитая, задуманная еще Ле Нотром ось от Елисейских Полей и Триумфальной арки к Дефансу, по-нынешнему – авеню Шарль-де-Голль-Этуаль, превратилась в автомобильный ад, и мэр Нёйи, нынешний французский президент Никола Саркози одержим был проектом увести все движение с этой авеню, разделившей городок надвое, под землю, в туннель. Новые автострады и автомобильные развязки сделали жизнь близ авеню совершенно невыносимой. Тут уж не до престижности – не оглохнуть бы и не задохнуться.