Дом, в котором... - Мариам Петросян Страница 44

— Поиграем? — спросила она. Они с Кузнечиком подсели к Смерти.

На час они стали гадалками. Предсказали друг другу осуществление всех желаний и счастливое будущее, потом карты полетели на пол, а Рыжая, задрав пижаму, показала Кузнечику татуировку у себя на животе. «Татуировка» была нарисована шариковой ручкой и успела размазаться, но можно было разобрать, что-то похожее на орла с человеческой головой.

— Кто это? — спросил Кузнечик.

— Не знаю, — сказала Рыжая. — Смерть считает, что гарпия. А вообще-то имелся в виду грифон. Как тебе?

— Могло быть хуже, — уклончиво ответил Кузнечик.

Рыжая вздохнула, подчищая размазанные чернила пальцем.

— Бывало и хуже, — призналась она. — В прошлые разы. Художник из меня, по правде говоря, никакой.

Они посидели молча. Смерть крутил на одеяле апельсин. Кузнечик подыскивал тему для разговора.

— А правда, что в Могильнике водятся привидения? — спросил он наконец.

Рыжая закатила глаза.

— Если ты про Белого, то никакое он не привидение. Обычный придурок. А вообще-то, конечно, водятся. Только они не шляются по палатам и не бубнят всякую муть, как, небось, у вас в Хламовнике рассказывают.

— А что же они делают? — улыбнулся Кузнечик.

Рыжая требовательно уставилась на Смерть:

— Что они делают, Смерть?

Тот пожал плечами.

— Ничего, — сказал он смущенно. — Просто иногда проходят по коридорам. Повезет, если вообще их увидишь. Они тихие и красивые. А Белый — совсем наоборот. Вбежал в темноте, споткнулся, нашумел, а потом еще завыл, как собака. Я чуть не умер со страху.

— Белый — из старших, — объяснила Рыжая. — Вставлял в ноздри зажженные сигареты, заворачивался в простыню и шастал по палатам — пугал малышей и девчонок. Потом его поймали и куда-то отправили. Он был совсем чокнутый.

Кузнечик представил себе жуткого, чокнутого старшеклассника в простыне и посмотрел на Смерть с уважением.

— Я бы в живых не остался, если б такое увидел, — признался он. — Или штаны бы намочил.

— А я и намочил, — улыбнулся Смерть. — Не все же рассказывать.

Чем дальше, тем Смерть Кузнечику больше нравился.

— А те, другие? — спросил он. — Которые настоящие. Ты их видел?

— Они нестрашные, — ответил Смерть. — Я их видел, но не боялся. Они никому не вредят. Сами когда-то натерпелись.

Кузнечик понял, что Смерть не врет, и ощутил неприятный холодок в желудке. Смерть или сам сумасшедший, или действительно видел привидений.

— Он не врет, — подтвердила Рыжая. — Он ходок, между прочим.

— Кто-кто? — переспросил растерявшийся Кузнечик.

— Хо-док, — по слогам повторила Рыжая. Во взгляде ее отразилось разочарование. — Ты что, не знаешь кто они такие?

Кузнечику очень захотелось соврать, что знает. А потом он вдруг он вспомнил, что действительно слышал это слово. Однажды воспитатель Щепка поймал его в коридоре. Они шли втроем — Щепка, Лось и Черный Ральф — и на ходу горячо о чем-то спорили. Кузнечик поздоровался и хотел пройти мимо, но Щепка схватил его за воротник.

— Постой, ребенок! — закричал он. — Ну-ка, скажи мне быстро, существуют ли прыгуны и ходоки?

— А кто это? — вежливо спросил Кузнечик.

Лицо воспитателя приблизилось к его лицу. Глаза за толстыми стеклами очков метались, как будто он был чем-то напуган.

— Правда, не знаешь? — спросил он.

Кузнечик помотал головой.

Щепка тут же его отпустил:

— Вот! — вскричал он. — Слышите? Дитя не имеет о них ни малейшего понятия!

— Это не довод, — кисло сказал Р Первый, и они, все трое, пошли дальше, продолжая спорить.

Кузнечик тут же забыл об этом происшествии. Воспитатели в чем-то были не менее странными, чем старшие. Иногда до такой степени, что трудно было понять, о чем они говорят.

— Ходоки — это то же самое, что прыгуны? — осторожно спросил он Рыжую, боясь попасть впросак.

Она возмутилась:

— Нет, конечно! Так ты все-таки знаешь?

— Только названия, — признался Кузнечик.

Рыжая посмотрела на Смерть. Тот кивнул.

— Прыгуны и ходоки, — сказала она учительским тоном. — Это те, кто бывал на изнанке Дома. Только прыгунов туда как бы забрасывает, а ходоки добираются сами. Ходоки и обратно возвращаются, когда захотят, а прыгуны не могут. Должны ждать, пока их вышвырнет. Ясно тебе?

— Ясно.

Кузнечику ничего не было ясно, но он решил ни за что в этом не признаваться.

— А ты? — спросил он Рыжую. — Ты ходок или прыгун?

Рыжая помрачнела.

— Ни то ни другое. Но когда-нибудь стану обязательно, — она начала перелистывать лежавший на подушке журнал, словно ей вдруг надоело говорить на эту тему.

Смерть улыбался.

— Как тебе Волк? — спросил он. — Правда, чумовой?

— Вы знаете про Волка? — изумился Кузнечик.

Рыжая отложила журнал:

— Мы все про всех знаем. Даже про тех, кого здесь нет. А уж про тех, кто здесь, знаем больше всех. Ты молодец, что его спрятал. Те цветы я стащила у одной старшей, потому что они ей даром не нужны, у нее их чуть не сто букетов. А тебе будет веселее, и в палате не так пусто. Только мы забыли их в воду поставить. Теперь они завянут, пока ты вернешься.

— Я думал, вы меня просто так позвали.

— Просто так никого никуда не зовут, — широко улыбнулась Рыжая. И, помолчав, добавила:

— Вообще-то не только поэтому. Потому что ты тоже немножко рыжий, как мы со Смертью. А рыжие должны держаться одним косяком, ясно тебе? Мы ведь не такие, как все, вечно на нас все шишки валят и не любят нас. Ну в основном не любят, бывают, конечно, исключения. Это оттого, что мы от неандертальцев произошли, то есть мы их потомки, а те, которые не рыжие, те от кроманьонцев. Это в одном научном журнале было написано, могу одолжить, если хочешь, я его сперла из библиотеки.

Насчет «косяка» Кузнечик немного усомнился. Что это правильное слово. Но согласен был происходить от кого угодно, если для Рыжей это так важно. Ее мысли и слова скакали слишком быстро, темы менялись чаще, чем Кузнечик успевал на них среагировать, но он отметил, что Рыжая что-то уж очень часто ворует и совершенно этого не стыдится. Потом он ненадолго отвлекся, перестав ее слушать, и тут же оказалось, что зря, потому что речь зашла о Волке.

— Это я его выпустила. И еще выпущу, если понадобится, потому что терпеть не могу, когда людей запирают, особенно детей, это просто садизм, иначе не скажешь…

— Так это ты — верный человек? — обрадовался Кузнечик.