Адаптация - Валерий Былинский Страница 46

– Я помню, как ты говорила, что ставила на меня как на лошадь на скачках и проиграла.

– Я такое говорила? – Инна искренне удивилась.

– И о том, что ты рассталась из-за меня с каким-то англичанином, с которым переписывалась по Интернету.

– Ну, это вообще прошлодавняя история.

– И еще я не думаю, что я есть твое потерянное и найденное теперь чудо.

Инна наклонила голову, выжидая, что я скажу дальше.

– А я – твое, – закончил я.

– Это я уж точно не говорила, – усмехнулась Инна.

– Конечно, это говорила не ты.

– Знаешь, для жизни в браке ты, Саша, невозможен, – сказала она, глядя мне в глаза. – А для временного романа с таким, как ты – вполне ничего. Слушай, пойдем куда-нибудь вместе сегодня вечером?

– Я хочу остаться с собой.

– И что ты будешь вечером делать с собой?

– Лежать, пялиться в телевизор.

– Ну хорошо, Сашка. Тебе никто не мешает лежать и пялиться в телевизор у себя дома. А со мной ты будешь встречаться тогда, когда захочешь, как мы договорились. О’кей? Кстати, как твоя работа на ТВ?

– Послал ее на хрен.

– Ох, как грозно… И что собираешься делать?

– Ничего.

– А жить на что?

– Пока есть на что.

– А потом?

– Ты собираешься за меня замуж?

– Почему ты спрашиваешь?

– Тогда какая тебе разница, на что я буду жить?

– Ладно… От тебя никто ничего и не требует. Не хочешь вечером пойти со мной на «Матрицу», не надо. Схожу с подругой…

– Сходи с Василием.

– Боже, как ты меня достал, – незлобно, но крайне устало сказала Инна, встала, взяла одной рукой себя – будто простудилась – за горло, и отправилась, не убирая руку, в ванную.

– Если бы мужчины меньше говорили, а только делали… – услышал я ее голос из-за двери ванной. – Делали… Господи, зачем ты дал им языки?

– Знаешь, чем мертвые отличаются от живых? – спросит меня через быстро скакнувшее время мужчина моих лет по имени Петр. Был солнечный вечер, мы сидели на лавочке во дворе, в сентябре, рядом прохаживались голуби, мы тепло разговаривали.

– Нет, – сказал я.

– Только одним. У живых есть право на покаяние. А у мертвых его нет. В остальном они не особенно отличаются друг от друга.

– Только этим?

– Да.

– Но тогда выходит, что я вовсе не мертвый?

Петр задумчиво кивнул, разглядывая землю.

– «Матрица» одновременно выходит в нескольких городах: в Токио, Нью-Йорке, Париже и у нас в Москве, – тараторила через пять минут Инна, выходя из ванной. – Я читала, это революционный фильм, может, посмотрим? Ты же знаешь, Сашуль, я не могу ходить в кино и театры с кем попало и тем более одна. В конце концов, ты же писатель, может, тебе интересно будет?

Вы никогда не задумывались, каков портрет нашего Бога? Все люди, как писал философский аферист Ошо (взявший тоже у кого-то эту мысль), стоят вокруг любого явления мира, словно вокруг слона – и каждый видит какую-то особенную его часть: его хобот, уши, ноги, яйца, хвост. И каждый думает, что перед ним находится весь слон. Так и наш Бог – какая-то часть общего, большого Бога. Как он выглядит? Стояние и ожидание. Мучительное ощущение незнания и дискомфорт. Полумрак, отсвет свечей. Теплый серебряный блеск баков со святой водой. Ощущение величия и значимости церковнославянских текстов, которые не понимаешь так же, как не понимал в юности английских текстов рок-групп – но все-таки нырял вглубь или взмывал по лестнице в небо, когда слышал эти песни. Смиренный и седоватый, молчаливый, хмурый. Ему лет под пятьдесят. Одет неказисто, но опрятно, в темное. Он и в алкоголиках, лежащих в блевотине, и в выходящих из черных немецких машин плотных мужчинах с глазами очеловечившихся свиней. Он в легких снежных обвалах и селях совести, заставляющих молча, хмуро опустив голову, что-то вдруг не сделать, хотя до этого собирался.

«Это тоже у русских исчезнет», – говорила Аннет.

Исчезало не раз, но каким-то чудом возвращалось, словно и не исчезало никогда. Как пружина, распрямляющаяся и сжимающаяся вновь и вновь. Как сверкающий под дождем на солнце, но при этом гниющий на свалке матрас, на котором спят бомжи. Русский Бог – он у нас такой. Проститутки в него тоже верят. Кресты на цепях величиной с чешуйчатую кобру, и крестики, болтающиеся на черной сдвоенной нитке. Красновато-коричневого цвета – как запекшаяся кровь или глина. Как ошметки женских менструаций. Всегда грязноватый и ржавый, неновый и неотреставрированный – наш Бог. Церкви, где он прописан, блестят либо девственной чистотой, либо отвратительной азиатской роскошью. Внутри все начищено, вымыто, понатыкано со смиренной тщательностью – а неподалеку за воротами сквернословят прохожие, плюют и сморкаются в ноги. Он как желтоватые страницы книги, выпущенной лет сорок назад, содержание которой кажется наивным, но которую ты все-таки читаешь, потому что чувствуешь в ней трудную доброту. Был модный, сегодня выходит из моды. Занимает свою уважаемую нишу, как сказали бы в организациях защиты прав Бога. Стыдный. Сильный. Умеет драться, может одним ударом прибить. А может пьяно заплакать, махнуть на все рукой, подставить для ударов висок и ребра. Если бы его вдруг поймали, поставили к стенке и забили бы бейсбольными битами до смерти, он бы все равно выжил, как придавленная оса. Нашлись бы люди, которые бы к нему отнеслись как мать, которой сделали лоботомию и убедили, что ей нельзя любить своего ребенка для его же благополучия – но она темными ночами при свете ночника молилась бы все-таки в пустую стену шепотом, чтобы ее никто не услышал, и говорила бы слова любви к своему ребенку, а потом бы засыпала счастливая и, проснувшись наутро, шла бы в мир, не вспоминая о ночном бдении – и так до следующего раза, до следующей ночи, когда инстинкт любви снова не возьмет верх. И так до тех пор, пока будут эти ночи, пока они не кончатся. А когда кончатся – тогда кончится все.

В следующее воскресенье в квартире Инны я смотрел на свое небритое лицо в зеркале ванной. Полчаса назад мне позвонил Гена Тищенко и сказал, что есть вакансия на новом канале, на котором работает его знакомый продюсер. Планируется создание передачи про социальное перевоплощение жителей России за последние десять – пятнадцать лет. Берется какой-то персонаж от студента до пенсионера – и рассказывает, как он изменился, как адаптировался к жизни, что ему нравится, а что нет. Будут обязательные рассказы и о звездах эстрады, кино, шоу-бизнеса, политики – как адаптировались к реальности VIP-персоны. Вполне в духе моего романа. Меня туда предполагают взять автором пилотных выпусков.

«Сейчас продюсер в отпуске, – сообщил Тищик, – поэтому собеседование состоится через неделю».

Ну что ж.