Неудавшееся Двойное Самоубийство у Водопадов Акамэ - Текицу Куруматани Страница 46

Стало не по-летнему прохладно — впрочем, шла уже вторая половина августа. Стоило солнцу спрятаться за горой, и вокруг заклубилась ночная тьма. Я подошёл к ней. Захотел обнять её. Но Ая, слегка усмехнувшись, увернулась и пошла по тропе вниз. Я стоял, глядя ей вслед.

Когда мы дошли до Драконьего Горшка, тропа почти полностью погрузилась во тьму. Ая остановилась. Долго стояла, глядя на глубокий бассейн внизу. На тёмную и бесшумную воронку водоворота. Вокруг уже не было никого. Ая обернулась ко мне.

— Я хочу ещё раз. Здесь.

— …

Я сделал шаг, и вдруг испугался, не прыгнет ли она вместе со мной в бездну, как только я обниму её. Ая крепко обвила меня руками. Мы повалились на тропу. Сандалии соскользнули с моих ног. Шум водопада оглушал.

Когда мы подошли к помещению для отдыха, солнце уже зашло. Один фонарь стоял посреди зарослей. Столовая уже закрылась. Мои штаны и её белая одежда были все в грязи с горной тропы и облеплены палыми листьями. Листья были и в её волосах. Мы сели на скамейку возле леса подождать автобус. Что ждёт меня в Осака? Буду ли я жить вдвоём с этой женщиной, скрываясь где-то от внешнего мира? Всё зависит от того, какая судьба ждёт её брата. От того, что предпримет Маю. Всё зависит от них.

— Знаешь, меня на самом деле зовут И Мун Хён. Кореянка я.

— Да, мне тётушка Сэйко говорила.

— Да что ты говоришь! Болтает она много, чёртова баба.

— Одиноко ей, наверное…

— Ты как-нибудь выбери время, съезди к ней.

— Я вообще-то для неё подарок приготовил.

— Подарок? Какой ещё подарок?

— Да так, пустяковину одну.

— Ну, скажи, жалко, что ли? Что за подарок?

Я улыбался. Мешочки с благовониями, которые я приобрёл тогда в Киото, лежали в потайном кармане моей сумки. Между двумя горами показалась луна. Увидев её, Ая сказала:

— Я люблю луну. И грозу люблю.

Как раз подъехал автобус. На остановке стояло несколько человек. Было уже начало девятого, когда мы сели на станции «Водопады Акамэ» линии Кинтэцу на поезд, шедший до Уэхоммати. Пассажиров было немного. Во тьме мелькали огни домов. Иногда виднелись огни фар бешено мчащихся навстречу машин.

По вагону кругами летал мотылёк. С силой ударился в стекло окна, упал. Крупный, с лиственным узором на крыльях. Сидевшая напротив благообразная женщина за пятьдесят вдруг наступила на него туфлей, растёрла. Ощущение было совершенно не такое, как на пути туда. Было ясно, что в Осака мне придётся несладко, но ощущение, будто я пытаюсь дотянуться до реальности и не могу, пропало. Я сидел в поезде и чувствовал, что сижу в поезде. А не в пустоте. В моём сердце было покойно, как в могиле.

Ая сидела, положив голову мне на плечо, совершенно обессиленная. Наверное, она проголодалась. Я тоже хотел есть, и в горле пересохло страшно. Что за день я провёл? Я попытался найти ответ. Но чувствовал себя изнеможённым до предела, затылок ныл, и голова напрочь отказывалась работать. Каждый раз, закрывая глаза, я будто воочию видел окружённый глухим лесом кристально чистый поток водопадов Акамэ. Я дышал, словно доказывая себе каждым вдохом и каждым выдохом, что ещё жив. Глядя при этом на растоптанного мотылька. Сидевшая напротив женщина выглядела так, словно ровным счётом ничего не произошло.

Я вынул из сумки мешочки с благовониями, завёрнутые в прозрачную плёнку. Ая сидела с закрытыми глазами, словно в дрёме.

— Вот это, — сказал я. Ая взяла мешочки, стала их разглядывать.

— Тётушке Сэйко…

Ая вопросительно взглянула на меня.

— Мешочки. С благовониями.

Ая усмехнулась. Затем поднесла их к носу.

— Ой, и правда. Хорошо пахнет.

— Правда же? Я ведь ей стольким обязан.

— Слушай, дай их мне, а?

— А?

— А тётке ещё купишь.

Ая спрятала мешочки к себе в сумку.

— Я у тебя всё отнимаю.

Я улыбнулся. Поезд въехал на станцию Ямато Яги. Остановился. Здесь можно было пересесть на линию Касихара. Несколько человек сошли, несколько вошли. И вдруг…

— Я выхожу.

Ая встала.

— Доеду отсюда до Киото, а оттуда — в Хатта.

Ая выбежала на платформу. В ту же секунду я тоже попытался встать. Но одна сандалия соскочила. Когда я, наконец, встал на ноги, двери уже закрылись. Ая стояла за окном, глядя на меня совершенно неподвижными, полными ужаса глазами. Поезд тронулся. Я прижался к стеклу. Ладони были холодные. Ая пробежала по платформе шагов пять-шесть. И пропала из виду.

С тех пор в течении четырёх лет я жил бродячей жизнью, сначала в весёлом квартале в Сонэдзаки, в Осака, затем в квартале Микунигаока, в Сакаи, потом в Кобэ — сначала в квартале Кумоти, потом в Мотомати. Летом того года, когда мне исполнилось тридцать восемь, я снова приехал в Токио и поступил на службу в фирму. Два года спустя, приехав по делам фирмы в Осака, в начале десятого вечера я сел на поезд линии Хансин и поехал в Ама. Огни поезда блестели, отражаясь в воде реки Ёдо. Я пошёл в квартал Хигасинанива. Но на том месте, где раньше была закусочная «Игая», оказалась автостоянка. Вокруг неё выросли стены домов, немые и нагие. Мне было горько.

Пешком я дошёл до квартала Дэясики. Вещевая лавка у входа в переулок была закрыта. Я свернул в переулок, вошёл в дом. На первом этаже, казалось, кто-то жил, но на втором было темно. Воздух был ледяной, словно мёртвый. Я прошёл во тьме по коридору. Комната, куда приходили женщины, как и та, где работал Маю, были закрыты. Я подошёл к двери той комнаты, где когда-то разделывал требуху. К двери были приделаны петли, на петлях висел замок. Не было слышно ни звука. Я стоял во тьме.

This book has been selected by the Japanese Literature Publishing Project (JLPP)

an initiative of the Agency for Cultural Affairs of Japan.