Наследство разоренных - Киран Десаи Страница 47

день «Черного флага» 13 апреля;

семидесятидвухчасовую забастовку в мае;

отмену всех национальных праздников; к чертям День республики. День независимости, День рождения Ганди;

бойкот выборов под лозунгом «Западный Бенгал — чужая сторона»;

аннулирование всех налогов и займов (очень остроумно!);

сожжение соглашения между Индией и Непалом от 1950 года.

Непалец ты или нет, всем рекомендовано (читай: от всех требуется) поддерживать правое дело, покупать календари и кассеты с речами Гисинга (главный GNLF в Даржилинге) и Прадхана (главный в Калимпонге).

От каждой семьи — бенгали, лепча, тибетцы, сиккимцы, бихари, марвари, непальцы — все имеются в виду — приглашается (настоятельно) мужчина для участия в шествиях и для присутствия при сожжении индо-непальского договора.

Если же этими любезными приглашениями пренебречь, то… никто, разумеется, не желал, чтобы к нему относилось завершение этой фразы.

* * *

— А зад куда дел? — спросил дядюшка Потти, когда отец Бути вскарабкался в джип.

Он прошелся пристальным взглядом по фигуре друга. Отгрипповав, отец Бути превратился в ходячий скелет. Одежда висела на нем как на чучеле.

— Зад-то ты, милый, дома оставил! — беспокоился дядюшка Потти.

Священник уселся на надутый резиновый спасательный круг, чтобы предохранить свои дряхлые мощи от тряски. Столь же дряхлый джип представлял собой шаткое сооружение из нескольких стальных профилей да листов ржавой жести, древнего двигателя, раздолбанной ходовой части. Ветровое стекло покрыто сеточкой от ударов многочисленных камней, неизбежных на разбитой дороге. Машине двадцать три года, но отец Бути утверждает, что все рыночное новьё в подметки не годится его ветерану.

По заднему сиденью прыгают зонтики, книги, дамы да сыры отца Бути для отеля «Виндамир», для монастыря Лорето, где без этого сыра не обходится ни один завтрак. Одно колесо сыра про запас. Может, удастся уломать шефа ресторана Гленари, зацикленного на «Амул». Вряд ли. Слишком уж он уверен, что продукт в жестянке с фирменными наклейками, превозносимый рекламой в масштабе страны, лучше, чем изготовленный фермером-соседом. Х-ха! Какая-то Тапа! Полторы коровы на лужайке!

— Но ведь нужно же поддерживать местного производителя! Тоже как-никак национальная компания, — настаивает батюшка Бути.

— Э-э, дорогой батюшка, деловая репутация… честь марки… уважение клиентов… международные стандарты гигиены…

Но батюшка Бути не терял оптимизма, поддерживаемого весной, цветением природы, буйством ароматов.

Сад монастыря Святого Иосифа изобиловал этим цветением, красками и ароматами, как-то не вязавшимися с мрачными кляксами монашек. Громадные, чувственные, неприлично распахнутые лилии выставляли свои тычинки-пестики, в небе бесилась крылатая птичья и насекомая мелочь, крылья бабочек стряхивали пыльцу на стекла джипа. Любовь порхала в воздухе, цвела в мире растений и мелких тварей.

* * *

Джиан и Саи — она вспоминала о них вместе. Ссора из-за Рождества… безобразно… Какой контраст с прошлым согласием! Ее лицо уткнулось в его шею, переплетение рук, ног, пальцев, здесь и там, не разобрать, где кто и что, целуя его, она вдруг удивлялась, что целует себя.

«ИИСУС ИДЕТ!» — лозунг на подпорной противооползневой стене. Кто-то приписал мелом: «ЧТОБЫ СТАТЬ ИНДУСОМ».

Отца Бути лозунг развеселил, но он тут же посерьезнел, когда джип миновал рекламу «Амул»:

«НЕСРАВНЕННАЯ МАСЛЯНИСТОСТЬ!»

— Пластмасса! Это не сыр и не масло, этим можно дыры в сантехнике замазывать!

* * *

Лола и Нони машут из окна джипа.

— Хелло, госпожа Тондап!

Госпожа Тондап, тибетская аристократка, восседает с дочерьми Пем-Пем и Домой в расцвеченных драгоценностями баку и бледных шелковых блузках, расшитых восемью охранительными эмблемами буддизма. Дочери, посещавшие монастырь Лорето, — потенциальные подруги Саи. Так судили взрослые. Но у дочерей госпожи Тондап уже есть подруги, под завязку, новых им не надо.

— Очень милая, элегантная леди!

Лола и Нони в восторге от госпожи Тондап. Они в восторге от аристократов, в восторге от крестьян. Отвратителен им лишь средний класс, прущий через любые дали бессчетной массой.

Поэтому они «не замечают» госпожу Сен, выскочившую из здания почты.

— «Ах, как они упрашивают мою дочь принять „зеленую карту“»! — передразнивает Лола. — Врунишка, врунишка, обсикала штанишки!

Снова машут: джип минует афганских принцесс, отдыхающих в плетеных креслах среди цветущих азалий, девственно-стеснительных и одновременно вызывающих, как сексапильное нижнее белье. Пахнет от азалий почему-то курицей.

— Суп! — возбуждается уже проголодавшийся дядюшка Потти, пропустивший завтрак.

Следующий сеанс махания у сиротского приюта Грэхема. Ах, как прекрасны эти детишки! Как будто ангелочки, как будто уже умерли и вознеслись в небеса.

Армейское подразделение рысит из-за поворота. Вперемежку с мотыльками и стрекозами. Тощие ноги комично торчат из кажущихся непомерно широкими шортов. Надежная защита Индии от потенциальной китайской агрессии.

От армейских кухонь доносятся запахи всепобеждающей вегетарианской стряпни. Все больше вегетарианцев среди молодых офицеров, утверждает Лола. И не только вегетарианцев, но и трезвенников. И не только среди молодых. И даже среди высшего командования.

— Хоть бы рыбу ели, что ли! — сокрушается она.

— Зачем? — интересуется Саи.

— Чтобы убивать, ты должен быть плотоядным. Иначе ты дичь, а не охотник. Как в природе: лев, корова, антилопа… Мы ведь тоже животные. Чтоб победить, надо крови отведать.

Но армия все больше отходит от первоначального английского образца, становится истинно индийской армией. Даже в выборе расцветок. Джип миновал клуб «Могучий лев», выкрашенный веселенькой розовой красочкой.

— Может, им просто надоела эта грязная краска, куда ни глянь, на каждой военной штуковине, — заступается за защитников родины Нони.

«ЦВЕТЫ» — кричит большой плакат программы популяризации армии, хотя это единственное место в городе, где ни цветочка.

* * *

Джип притормозил, пропуская двух молодых монахов, спешащих к воротам недавно выстроенного здания их ордена.

— На деньги Голливуда, — ворчит Лола. — Когда-то они благодарили Индию, единственную страну, которая их приняла. А теперь презирают. Ждут, когда американцы переселят их в Диснейленд. Дождутся, как же!

— Симпатичные ребята, — говорит дядюшка Потти. — И кому только вздумалось их выгонять…

Ему вспомнилось, как они встретились в отцом Бути… с каким восхищением они уставились на одного и того же монаха на рынке. Начало большой дружбы.