Неделя в декабре - Себастьян Фолкс Страница 48

Банк старательно подчеркивал, что делает все возможное, чтобы его политика соблюдения нормативов соответствовала самым современным требованиям. В действительности это означало следующее: его менеджеры раз в год прослушивали часовую лекцию, в которой речь шла главным образом о связанных с отмыванием денег мерах предосторожности, схожих с теми, какие используют банковские клерки в отношении новых клиентов, коим надлежало предоставлять по две ксерокопии — паспорта и последнего оплаченного счета за коммунальные услуги. Вилсу довелось однажды сдавать «экзамен» по нормативам, и первый полученный им вопрос был таким: «В каком году открылась Сингапурская фондовая биржа?» Кроме того, от него и от прочих работников его уровня требовали, чтобы они каждый год проходили в каком-нибудь загородном отеле однодневный курс обучения. Вселившись в отель, большинство «учащихся» проводили утро как обычно — они руководили коммерческими операциями или посылали со своих мобильных телефонов текстовые сообщения. Вилс же с большим удовольствием заключал пари, рассчитывая на свои виртуозные вычислительные способности. Он спорил с каким-нибудь молодым хвастуном, что сможет подсчитать сложнейшую сумму быстрее, чем тот, кто пользуется карманным компьютером, и таким манером тихо-мирно зарабатывал тысячи.

Киран Даффи целый день оставался в своем светлом и чистом пфеффиконском офисе. Природа наделила его без малого волчьим плотским аппетитом и неспособностью к длительной концентрации внимания; свои уик-энды в годы, прожитые им в Нью-Йорке, он проводил на Лонг-Айленде, отдавая немалое время гольфу, несколько меньшее кокаину и французскому вину, а все остальное — стольким девушкам, скольких он мог себе позволить, не наводя миссис Даффи на мысль о разводе.

Впрочем, когда совершалась крупная операция, Даффи умел вгонять себя в подобие транса и мог оставаться в таком состоянии сколь угодно долго. И сегодня, после утренней любовной схватки с итальянской подружкой, Марселлой, он принял душ, оделся, сказал ей, что может не вернуться до завтра, и погнал свой синий немецкий спортивный автомобиль по заледеневшим дорогам в Пфеффикон. Вчера он велел своей помощнице и секретарше явиться на работу к восьми и, войдя в офис, унюхал аромат кофе и круассанов.

Он включил четыре больших плоских экрана над своим рабочим столом и потер ладони.

Биржи начинали работать в девять по швейцарскому времени, так что утро Даффи провел, обзванивая главных воротил опционного рынка, работающих в различных лондонских банках. Затем к нему одно за другим начали поступать предложения, и Киран одну за другой утверждал по телефону трансакции — разумеется, внебиржевые. После заключения каждой сделки он выписывал регистрационное распоряжение и передавал его своей помощнице, высокой, элегантной англичанке, носившей имя Виктория Гилпин, а та вводила документ в компьютер и отправляла его в операционный отдел и отдел рисков «Высокого уровня».

Пока Виктория трудилась (она умела печатать вслепую, в старомодной манере машинистки — запястья неподвижны, длинные пальцы мягко порхают по клавиатуре), к Даффи начали поступать: направлявшиеся по электронной почте каждым из банков, с которым он заключил сделку, запросы на ее подтверждение; извещения от лондонского прайм-брокера «Высокого уровня» (обладавшего безупречнейшей репутацией американского инвестиционного банка) о том, что каждая из сделок зарегистрирована; и выводившиеся на экраны корректировки его, Даффи, торговой позиции. Этот показатель получался посредством постоянных перерасчетов множества позиций «Высокого уровня». Вследствие размеров заключенных им за утро сделок малейшее изменение в стоимости акций АКБ порождало огромные сдвиги в операционных показателях Даффи. Зрелище получалось впечатляющее.

В полдень у него состоялся разговор об ограничении риска с Тедди Робинсоном, обманчиво вялым калифорнийцем, который приглядывал в офисе лондонского прайм-брокера за большей частью операций «Высокого уровня». Затем, съев прямо за рабочим столом сэндвич — помидоры на ломте ржаного хлеба, Даффи занялся гарантированными фондовыми бумагами — займами правительства Великобритании, получая которые оно выпускало «первоклассные», или гарантированные, облигации. Если у банков Британии начнутся те неприятности, которые предвидел Джон Вилс, правительству придется занять для их рефинансирования крупные суммы, а в результате рыночная стоимость британских долговых обязательств съедет еще и ниже итальянской.

В лондонском офисе Первого нью-йоркского банка работал эксперт по гарантированным фондовым бумагам, к которому давно уже присматривался Даффи: молодой человек, заработавший за последние трудные двенадцать месяцев такие деньги, что он почти уверовал в собственную непогрешимость. Даффи позвонил ему и попросил оценить на следующие семь дней курсовую разницу для выпущенных на десятилетний срок гарантированных бумаг. Ожидая, когда молодой человек перезвонит ему, Даффи еще раз проверил свои расчеты, а получив затребованную цифру, продал без покрытия долговые обязательства Соединенного Королевства общей стоимостью в 10 миллиардов фунтов стерлингов.

Виктория вводила детали этих продаж в систему и наблюдала, как они отправляются по многочисленным адресам. Ни одна из них не подразумевала подлинного обмена бумагами на каком-либо регулируемом форуме. Люди, с которыми Даффи беседовал по телефону, оставались при убеждении, что «конечным клиентом» является «Высокий уровень», на самом же деле контрагентом, с которым они производили сегодня рыночные сделки, был легендарно надежный американский инвестиционный банк, управлявший всеми этими операциями как прайм-брокер.

Сложности начали возникать после полудня. Рынок акций Ассоциированного королевского сократился настолько, что проводить новые операции стало трудно: активность рынка просто-напросто не позволяла Даффи занимать позиции того масштаба, которые были необходимы, и в четыре часа ему пришлось позвонить на сотовый Джона Вилса и сообщить, что их продвижение пошло на спад.

— Ладно, Киран. Предоставь это мне. Я посмотрю, что тут можно сделать.

В этот вечер Джон Вилс, сидя в своем мезонинном кабинете с выходящими в парк окнами, вглядывался в графики на экране, и ему казалось, что он уже различает едва уловимые отпечатки пальцев О’Бублика.

Пока все шло хорошо, однако Вилс беспокоился. Тревога, снедавшая его ночь за ночью, была сутью работы Вилса. Непосредственная же проблема состояла в том, что рынок был сейчас настолько неустойчивым, настолько нервным и чутким к возможности финансового краха, что даже минимальные изменения, которые видел Вилс, могли оказаться замеченными и другими. Финансовый мир пребывал в состоянии своего рода заторможенного оживления. Всего семь недель назад, 31 октября, финансовые фирмы Уолл-стрит за один-единственный день потеряли 369 миллиардов долларов. Письмена были начертаны на стене трехметровыми буквами, однако люди все равно норовили игнорировать их. Пиршество продолжалось, заматерелые, опьяневшие от риска игроки никак не могли поверить, что золотая лихорадка когда-нибудь да закончится, и потому не желали расходиться по домам.

Вилс сомневался, что в такой обстановке можно дотянуть до конца недели без того, чтобы какой-нибудь ушлый аналитик не углядел возникшую у самых простых показателей процветания Соединенного Королевства — валюты и стоимости гарантированных фондовых бумаг — тенденцию к спаду и не связал ее с АКБ.