Марта Квест - Дорис Лессинг Страница 48

— Он был очень любезен, — с улыбкой заметила миссис Квест. — А теперь пошли, Мэтти, живо. Не то мы опоздаем к завтраку.

— Я не намерена везти тебя завтракать к миссис Андерсон, чтобы ты там сплетничала с ней…

Марта чуть не сказала: «за моей спиной». Она чувствовала, как всегда, бессильную злость против матери: стоит ей завести друзей, создать какие-то отношения, как появляется мать и начинает командовать. Вот и сейчас она говорит о своей близости с миссис Андерсон так, точно они закадычные друзья, а на самом деле они впервые встретились на корабле, который вез Квестов в колонию, и с тех пор ни разу не виделись.

— Ну, не упрямься, Мэтти. Чего же тут неестественного, если две матери хотят поговорить о своих детях…

И миссис Квест многозначительно и смущенно посмотрела на дочь.

— Что ты еще задумала? — с неприязнью спросила Марта.

Но миссис Квест, нимало не обидевшись, нетерпеливо бросила:

— Да поедем же, Мэтти, нечего время терять.

— Я не поеду, — со сдержанной яростью ответила Марта.

Взглянув в лицо дочери, миссис Квест торопливо проговорила:

— Ну ладно, тебе, собственно, и не обязательно там сидеть. Ты только подвези меня. Я останусь, а ты вернешься в город пешком — это ведь недалеко.

Она посмотрелась в зеркало, подпудрила лицо и поправила строгую темно-синюю фетровую шляпу — под стать ее правильным и властным чертам. Английский костюм из синего полотна придавал ей вид деловой женшины, члена какого-нибудь комитета; Марта представила себе рядом с матерью надушенную, суетливую миссис Андерсон и чуть не расхохоталась. Придя внезапно в хорошее расположение духа, вызванное ехидной мыслью о «приятной беседе», которая произойдет между двумя дамами, она стала сговорчивой, даже ласковой и без всяких возражений подвезла миссис Квест к дому Андерсонов, а сама неторопливо вернулась пешком в контору.

Сев за стол, она подперла голову руками и, не обращая внимания на любопытные взгляды всех этих женщин, которым так хотелось посочувствовать ей, подай она только повод, принялась горестно размышлять о том, почему она такая бессердечная. Болезнь отца вызывала в ней лишь раздражение (она ведь не верила, что его болезнь настолько серьезна, как утверждает мать), ее возмущало, что эту болезнь используют как способ психологического воздействия на нее. Марта понимала, что ей следовало бы подумать о том, как покороче познакомиться с Джесмайн, однако все ее мысли были заняты матерью, которая сплетничает сейчас на ее счет с миссис Андерсон. Марта была уверена, что, раз мать вмешалась в ее дела, остается только ждать неприятностей — так всегда бывало. Ну почему ей не пришло в голову сказать, что она поссорилась с Донаваном? Ведь это почти правда. Почему… Но стоит ли думать об этом? Рассерженная, глубоко несчастная, она решила: будь что будет.

Под вечер Джесмайн позвонила ей и позвала на чашку чая. Она услышала в ответ приглушенный взволнованный голос Марты: спасибо, она постарается быть, но ей трудно обещать наверное, и не лучше ли было бы… Джесмайн, которая перед этим обзвонила леди Форестер, Пайкрофт и Перр и попросила в шутку «дать ей сведения» о Марте, узнала, что Марта — девушка тщеславная, жеманная, а уровень ее политического сознания определяется «Обсервером». Последней, с кем она беседовала, была миссис Пайкрофт, которая заявила, что Джосс явно неравнодушен к Марте, а Марта и в самом деле была бы прехорошенькой, если б так много о себе не воображала.

Поэтому Джесмайн, выслушав извинения Марты, решила махнуть на нее рукой: общаться с ней — только время зря тратить.

А Марта была чуть не в истерике: посыльный принес ей письмо от Донавана, в котором тот просил ее прийти к «Макграту» сейчас же после работы. Ему надо срочно поговорить с ней.

Пробираясь между столиками по битком набитому залу, Марта машинально улыбалась направо и налево, словно одаривая милостью тех, кто здоровался с ней, и с напускным сожалением качала головой, когда ей предлагали присоединиться к какой-нибудь компании; вдруг она увидела Донавана, который энергично отстаивал от посягательств публики стоявший рядом с ним пустой стул, и с одного взгляда поняла, что он взбешен: он был сейчас очень похож на своего отца — брови насуплены, лицо побелело от злости.

— Мэтти, дорогая, — пронзительным голосом начал он, когда она пробралась наконец на свое место, — что там происходит между твоей матерью и моей? Мама уже трижды звонила мне, она просто вне себя.

— Я не могу отвечать за свою мать, — отрезала Марта и добавила: — Ради бога, закажи мне чего-нибудь выпить.

Он заказал две порции местного крепкого пива — его подавали в огромных стеклянных кружках — и продолжал:

— Ну-с, так что же нам делать, Мэтти? Я сказал маме, что не видел тебя уже целую неделю, что ты фактически порвала со мной, но она и слушать ничего не желает.

Все это явно было сказано для того, чтобы выведать у Марты, где она пропадала. Но Марта лишь нетерпеливо спросила:

— Да, так что же все-таки случилось?

— Почему ты не встречалась со мной? До меня дошел слушок, будто ты связалась с местными красными, а это, дорогая моя Мэтти, ничего хорошего не предвещает. Разве ты не знаешь, что на их собрания ходит полиция? Их всех не сегодня-завтра посадят в тюрьму.

— О господи, не будь же таким младенцем, — досадливо рассмеявшись, заметила Марта.

Один из пробегавших мимо официантов со стуком поставил перед ними кружки с пивом; Марта схватила свою кружку и сразу отпила половину.

— Ты становишься прямо пьянчужкой, дорогая Мэтти, — с явным неудовольствием заметил Донаван.

— Надо же чем-нибудь заниматься, — отпарировала Марта.

Она невольно взглянула на свои руки: пальцы на обеих руках были до половины коричневые от табака. Подумав, что надо бросать курить, она тут же потянулась к сумочке, достала сигарету, раскурила ее от окурка и решила: «Брошу курить, когда моя почтенная мамаша перестанет морочить мне голову этими Андерсонами».

— К тому же эти твои красные — евреи, — любезно продолжал просвещать ее Донаван. — Ведь мы с тобой уже давно знакомы, и ты, кажется, могла бы понять, что такое дискриминация.

— И вовсе не все они евреи… — начала было Марта и осеклась, разозлившись на себя за эти слова. — Я полагала, что ты пригласил меня сюда, чтобы поговорить о наших уважаемых родителях, — заявила она наконец и улыбнулась той грустной улыбкой, от которой, как она знала, он всегда теряется.

— Злая девчонка, — смягчаясь, сказал Донаван. — Мама сказала, что хочет видеть нас. Критическая минута, Мэтти, критическая минута.

В этот миг в зал ввалилась группа юношей в полосатых — черных с белым — фуфайках и белых трусах, открывавших длинные мускулистые загорелые ноги; весело перекликаясь и распевая фальцетом, юноши стали пробираться между столиками, похлопывая по плечу сидящих мужчин и с заискивающими, приторно-любезными лицами наклоняясь к девушкам.