Картер побеждает дьявола - Глен Дэвид Голд Страница 48

– Нет.

– Нет?

Она мотнула головой. Рыжие волосы взметнулись и снова улеглись на место.

– Да, моя фамилия Бернар. Аннабель – второе имя. А под первым я выступать не могу, потому что так зовут одну известную личность, и она бы подала на меня в суд.

Аннабель замолчала. Картер застыл, как громом пораженный. По коже пробежал холодок. Уже угадывая ответ, он спросил:

– Твое первое имя?…

– Сара.

Долгий опыт научил меня, что главный залог успеха или неуспеха – могу ли я излучать симпатию к зрителям. Есть лишь один способ это сделать – на самом деле ее почувствовать. Можно обмануть глаза и ум зрителей, но нельзя обмануть их сердие.

Говард Тёрстон

Когда доходит до того, чтобы доставить зрителям удовольствие, все знания, умения и аппаратура мира стоят меньше одного грана души.

Оттава Кейс

В свое время Джек Гриффин был достаточно худым и тощим, чтобы пролезть в дымоход, что ему и при шлось сделать на первом задании в Мохнач-флэтс, в Кливленде. Это жуткие трущобы, населенные преимущественно иммигрантами и опасные даже днем, а он отправился туда ночью, чтобы подслушать людей, собравшихся на верхнем этаже дешевого пансиона на углу Бродвея и Флит-стрит.

Гриффин, двадцатидвухлетний агент министерства финансов, в Секретной службе состоял первый год. До сих пор он посещал семинары по фальшивым деньгам и мошенничеству с пенсиями (скука смертная), по использованию наручников и оружия (куда более интересно), собрания и допросы. Здесь успехи Гриффина были настолько головокружительны, что глава Секретной службы Уилки отозвал его в сторону и спросил, не хочет ли он получить специальное задание.

Гриффин слышал о таких заданиях – ради них он и пошел в Секретную службу. Когда начальник положил ему руку на плечо и подмигнул темным глазом, Гриффин вытянулся по струнке, словно готовясь салютовать невидимому флагу.

– Сынок, – проскрипел Уилки (все зеленые агенты были для него «сынки»). – У меня есть план. В бюджет он пока не включен, но это дело времени. Особенно если ты не подкачаешь.

Уилки видел то, чего, по его словам, не видели только дураки и политики: когда-нибудь Секретной службе поручат охранять президента. Долгие годы он пытался протащить эту идею через Конгресс, однако конгрессмены не верили в угрозу убийства.

– Умники близорукие, – ворчал Уилки.

Платить за это не будут, объяснил он Гриффину, работа опасная и неблагодарная. Предстояло следить за подозрительными личностями, особенно иностранцами. Через некоторое время слежка вывела к Мохнач-флэтс, где, по агентурным данным, через час собирались встретиться анархисты.

Гриффин рассчитывал взобраться по пожарной лестнице и через окно подслушать, что они будут говорить. Однако он дважды обошел дом, а пожарной лестницы не обнаружил. Надо же, пансион без пожарной лестницы! Бедные обитатели Мохнач-флэтс. Впрочем, это не оправдывает их подрывную деятельность. Тут Гриффин увидел, что с вмурованного в стену крюка свешивается оборванная бельевая веревка. Подергал – вроде держит. Взобраться на крышу двухэтажного дома оказалось не сложнее, чем на тренировках.

Однако, выбравшись наверх, Гриффин понял ужасную вещь: раз пожарной лестницы нет, то и подслушивать неоткуда. Крыша была совершенно плоская – негде спрятаться, кроме как за трубой или под козырьком на выходе с лестницы. Гриффин бесшумно обошел крышу по периметру, заглядывая вниз. В одной из комнат второго этажа светилось закрытое окно. Слышались приглушенные голоса, но слов было не разобрать.

Как же подслушать? Гриффин прислонился к трубе, покусал ус, провел языком по зубам и перебрал способы проникнуть в подпольную ячейку: внедриться туда самому, завербовать кого-то из заговорщиков, подслушивать через общую стену, оборудовать тайник в комнате. Все эти методы требовали времени, которого уже не осталось. Гриффин уперся лбом в кирпичную трубу, надеясь на озарение.

Труба. Низкая, широкая. Шире, чем его плечи? Гриффин сбросил пиджак и ногами вниз полез в трубу. Одежда будет испорчена – среди его коллег по Секретной службе есть дети богатых родителей, которых такое соображение не смутило бы. Новая пара брюк была Гриффину не по карману, но сама мысль прибавила ему решимости. Пусть это будет жертва.

Извиваясь, Гриффин ввинтился в трубу, как ершик в бутылку. Паника накатила только один раз – когда крыша исчезла из виду. Стены сдавили грудь, не давая глубоко вздохнуть. Он подумал: «Здесь всё равно не стоило бы дышать глубоко».

Спуск проходил так: надо было носками ботинок нащупать неровность кладки, упереться и руками, поднятыми над головой, вталкивать себя внутрь. Два, три дюйма за раз. Отсюда он выберется весь в саже, одежда будет порвана в клочья. Надо так и прийти к Уилки, пусть увидит и оценит.

Если кто-нибудь из коллег спросит, что случилось, он загадочно промолчит – ему не привыкать. Про Гриффина и так ходили десятки историй, причем одна правдивая: в четыре месяца он остался круглым сиротой. Его родители ехали в фургоне через Аплтонскнй хребет. Внезапно налетел ураган, фургон сбросило в канаву, лошади погибли сразу, родители оказались погребены под обломками. Весь вечер лил дождь. Люди, вышедшие утром на поиски, увидели, как мутный поток крутит колеса перевернутого фургона. Казалось, никто не выжил.

И тут взглядам предстало то, о чем вся округа говорила еще лет десять. За островком, образованным мертвыми мордами и перебитыми ногами двух лошадей, кричал четырехмесячный Джек, грязный, измученный и живой.

Сперва решили, что младенец зацепился за ветки деревьев, и, только подобравшись ближе, поняли, что мертвая мать по-прежнему держит его на руках.

Гриффин, поступая в Секретную службу, написал в анкете, что больше всего ценит такие качества: самопожертвование, упорство и способность выстоять в неравной борьбе. Ему самому случалось преодолевать немыслимые, на первый взгляд, преграды. Сегодня он спустился по трубе. Завтра совершит что-то новое: найдет фальшивые деньги в пчелином улье или обезоружит бомбиста.

Копоть ела глаза. Гриффин зажмурился – смотреть всё равно было не на что, разве что на убывающий квадрат вечернего неба. Ободранные руки саднили. Чтобы пересилить боль, он воображал, что преподносит цветы Люси, дочери сенатора Хартли. Отец войдет неожиданно и сперва укорит влюбленных, а потом, растроганный упорством Гриффина, благословит их союз и согласится с порывистой и вдохновенной речью будущего зятя. «Вы правы, черт возьми, – скажет сенатор. – Подделка денежных знаков и мошенничество с пенсиями важны, но Секретной службе надо поручить еще и охрану президента».

Ноги нащупали пустоту: дымоход кончился. Дальше стены немного расходились: отсюда Гриффин мог, скрючившись в три погибели и затаив дыхание, слышать, что происходит в комнате. В глаза попала копоть. Гриффин заморгал – стало еще хуже. Он усилием воли выдавил слезы – теперь можно было хоть что-то рассмотреть.