Ангелы на кончике иглы - Юрий Дружников Страница 48

Единственное, что его огорчало, это торопливость, происходившая, возможно, из его мелкого роста. Он говорил и ходил слишком быстро. Поспешность умаляла солидность. Ему приходилось останавливать себя, делать паузу, а затем говорить и двигаться медленнее, без суеты, в соответствии с его теперешним положением. И все чаще он задумывался о том, что ему пора уже совершить новый прыжок. Не забыли ли о нем?

Когда приподнялась Чехословакия, удобнее всего было бы срочно направить туда послом Кегельбанова, имевшего большой опыт работы в подобной ситуации в Венгрии. Но это вызвало бы нежелательную реакцию. Политбюро назначает Кегельбанова председателем Комитета госбезопасности, и профилактические мероприятия в Праге под его командованием начинают организовывать из Москвы. Егору Андроновичу понадобились дополнительные кадры. Список награжденных орденами за Венгрию лежал перед ним на столе. Кегельбанов учитывал не только опыт работы в Венгрии, но и последующую работу товарищей – ведь прошло двенадцать лет.

Ягубову позвонил помощник Кегельбанова Шамаев, с которым они в Венгрии были на «ты», и предупредил, что он может понадобиться.

– Всегда готов! – просто и даже весело ответил Ягубов пионерским приветствием, слегка привстав.

– Вы в отпуск не собираетесь?

– Это будет зависеть от указаний.

– Придется отпуск пока отложить.

– Слушаюсь, – ответил он, не догадываясь зачем нужен.

События развивались, а на Лубянке обходились без него. Впрочем, слова «Лубянка» Ягубов не уважал. Он говорил обычно «аппарат» – скромно и по делу. 21 августа утром Ягубов услышал по радио сообщение ТАСС об оказании братскому чехословацкому народу неотложной помощи.

Шамаев опять позвонил ему, сказал, чтобы он доехал до площади Ногина, остановился возле Китайгородской стены. Едва Ягубов подъехал, к нему подошел человек и попросил пересесть в другую машину – с занавесками. Через пять минут машина нырнула в главное здание «аппарата», в ворота, что напротив гастронома. Они молча поднялись на лифте на третий этаж и пошли по длинному пустынному коридору со светло-зелеными стенами. В углах стояла охрана. Ягубов ни о чем не спрашивал. Он заметил табличку «Председатель», когда они вошли в дверь.

В огромном предбаннике за громадным столом с разноцветными телефонами сидел пожилой секретарь в форме майора. Сопровождающий Ягубова человек исчез. На пульте загорелся красный сигнал. Секретарь молча встал и открыл дверь. Далеко в просторном кабинете со стенами из красного дерева, украшенными восточными коврами еще Берией, Ягубов увидел за столом знакомое лицо в тонких золотых очках. Владелец кабинета поправлял манжеты. Кегельбанов поседел, волосы прижались, очки не скрывали мешков под глазами. Егор Андронович поднялся, сдержанно поздоровался, спросил о самочувствии. Степан Трофимович, как уже говорилось, был всегда здоров. У Ягубова мелькнула мысль, что его пошлют в Чехословакию для профилактической работы, с которой он успешно справился в Венгрии. Но тут же сообразил: раз его привезли прямо в аппарат, за границу не пошлют.

– Я тебя рекомендовал, товарищ Ягубов, – сказал Кегельбанов, глядя ему в глаза, – чтобы подготовить обращение группы членов ЦК КПЧ, правительства и национального собрания ЧССР с просьбой о помощи. Помощь, как ты знаешь, мы прошлой ночью оказали…

– Я в курсе, – ответил Ягубов, хотя он был не совсем в курсе. – Когда приступить?

– Сейчас.

Кегельбанов надавил кнопку и, когда в дверях появился пожилой майор, вытянувшийся по стойке смирно, добавил:

– Дай ему материалы…

– Одна загвоздочка, Егор Андронович, – произнес Ягубов виновато, дождавшись, когда майор вышел. – Я ведь чешским не владею…

– Знаю, – в голосе Кегельбанова Ягубову почудилась ирония. – Переводчика, я думаю, мы найдем. Садись и работай.

Председатель открыл своим ключом потайную дверь и ушел. Степан потоптался, не решаясь сесть за стол председателя с шестью телефонами. Он примостился рядом, за длинным, покрытым зеленым сукном столом для совещаний. На Ягубова пристально смотрел с портрета Дзержинский. Солнце слепило, ложась через огромные окна длинными прямоугольниками на пол, и заставляло щуриться.

Находясь в возбуждении, Ягубов не терял способности рассуждать. Он не думал о том, почему именно на него пал выбор в столь ответственном поручении. В своей незаменимости он не сомневался. Он умеет работать оперативно. Тогда в Будапеште Ягубов не дал солдатам спать, подогнал грузовики, и к рассвету все трупы погрузили, вывезли и закопали в ямы. Даже улицы помыть успели. Ягубов и сам не спал – носился на газике из Буды в Пешт и обратно, хотя из окон еще стреляли. Нет, дело не только в оперативности, важно тут, что он еще и журналист. Но разве у Кегельбанова мало своих кадров, способных выполнить такую задачу? Тут важно еще и то, что он, Ягубов, в стороне. Свой и в то же время не свой. Надежный, но не из аппарата. Решение привлечь именно его было не только логичным, но и единственно правильным. Сомнениями он не страдал, Ягубов! Но в этом был и плюс: уверив себя, он тверже выполнял работу.

Майор принес подшивку «Правды» за июль и половину августа текущего, 68-го. Ягубов придвинул стопочку чистой бумаги. Задача осложнялась тем, что он никогда в жизни, если не считать школьных диктантов, ничего не писал. И даже не пробовал. Все, что ему нужно было, за него писали по его указаниям. Он был способен на большее, чем просто написать: он знал, что должно быть написано и зачем. Он мог создавать множество статей одновременно, заполнять текстом целые газеты, выпускать десятки книг. Самому писать было так же нелепо, как подметать свой кабинет. Для того, чтобы писать, имелись холуи.

Ягубов вздохнул, стал листать «Правду». В июле Чехословакия исчезла со страниц газеты. Опасались решений чрезвычайного съезда КПЧ и уговаривали. Дубчека по-хорошему звали в Москву, но пришлось выезжать в Чиерну-над-Тиссой. Какой же он коммунист, Дубчек, если сомневается? На что они намекали, чехи, говоря о социализме с человеческим лицом? Докатились до того, что открыли границу и можно свободно въезжать и выезжать! Коммунисты, а ведут себя, как дети! А вот и то, что Ягубову сейчас нужно: письмо чехословацких рабочих с завода «Авто-Прага» – факсимиле девяноста девяти подписей. Под его письмом факсимиле не будет. Вот – это важно: «Священный долг всех коммунистов» – теоретическая статья. Фундамент обращения к нам чехов со своей большой просьбой.

Ягубов все помнил и так, но долистал «Правду» до последнего номера, до заявления ТАСС. Партийные и государственные деятели ЧССР, говорилось там, обратились к Советскому Союзу и другим союзным государствам с просьбой… Уже обратились, а текст не готов – вот какая недоработка! Теперь главное – начать. Вдруг в памяти само всплыло обращение: «Братья и сестры!»

Такое начало ему понравилось. Так обратился Сталин к народу в начале войны. После, когда Ягубов открыл «Правду», он увидел, что его обращение поправили, написали: «Мужчины и женщины!» И все же он остался при своем мнении, что у Сталина и у него было написано лучше.