Информация - Мартин Эмис Страница 49

— Это враки, это все туфта. Там все мило и светло. Там? Боже, я знаю джунгли. Я сам оттуда, приятель. Я знаю джунгли очень давно.

Кем был Стив Кузенс? Воспитанником какой-нибудь нью-эйдж-общины? Или он сбежал из колонии для несовершеннолетних? Это так и осталось невыясненным. Зато выяснилось, что Стив Кузенс читал «Айверонского дикаря» доктора Гаспара Итара (Ричард тоже его читал), читал и перечитывал, и вычитал то, чего там вовсе не было. Он представлял себя в некотором роде современным воплощением смуглого немого оборванца — два века спустя. Ричард вздохнул. Он вздохнул тогда и вздохнул сейчас, держа Марко за руку. Несмотря на свое смятение и сомнения, Ричард вполне мог себе представить, что можно невзлюбить книгу настолько, чтобы захотелось любым способом избавиться от этого дерьма: разорвать или сжечь ее, или даже набить морду автору. Ничего странного — в мире, где романистам необходимы телохранители, тайные убежища и отдельные вагоны в поездах.

— Когда почувствуете, что созрели, — сказал молодой человек на прощание, — дайте мне знать.

— Смотри! — сказал Марко.

Похоже, тишины и покоя сельской идиллии в городе больше не найти. Наступил момент, когда Лондон, казалось, демонстративно выставил себя на всеобщее обозрение. Ричард с сыном проходили мимо туалетов, и снова одна из дорожек была перегорожена оранжевой лентой. Лента игриво трепалась на ветру. Марко потянулся к ней, она казалась такой веселой — эта ленточка, огораживающая место преступления! На страже стояли двое полицейских. Пробираясь сквозь толпу мамаш и прислушиваясь к их нескладному хору, Ричард услышал, что на этот раз речь идет о маленькой девочке. Летом это был мальчик, и лента была натянута поперек другой дорожки. Свернув к западным воротам, отец с сыном прошли мимо скамейки, облепленной подростками, гоготавшими над какой-то похабщиной, доносившейся из переносного приемника. Это была не просто страстная лирика, это была откровенная аудиопорнография: дуэт мужского и женского голосов — рычаще-стонуще плотских. Не переставая гоготать, один бледный юнец умудрялся при этом дразнить свою собаку и хрустеть чипсами. Поздравляю: вот она, культурная жизнь, которой можно наслаждаться во всей ее полноте. Неподалеку стояла молодая парочка в черном, застыв в объятиях друг друга, как танцоры на зеленом ковре. У Ричарда подогнулись колени, когда он проходил мимо них: это были Дарко и Белладонна. У них был такой отрешенный вид, что Ричард невольно подумал о сибирских прокаженных, а потом вдруг, ни с того ни с сего, он подумал об ужасных непредсказуемых последствиях…

— Смотри! — сказал Марко, когда они присели на скамейку у ворот.

На востоке высоко в бледно-голубом небе два самолета набирали высоту, стремясь к одной вершине. Они были словно две иглы, за которыми тянутся одинаковые пряди белого дыма. Самолеты разошлись, не задев друг друга. Вскоре (небо органически не приемлет прямые линии и быстро разрушает их четкость) две белые черты образовали накренившийся крест: он наклонялся назад, уплывая все дальше за горизонт. Что-то закончилось — там, по ту сторону.

— Территория, — сказал Терри. — Все сводится к одному. Каждый парень хочет быть первым. Каждый индеец хочет быть вождем. Все сводится к этому: быть хозяином территории.

— М-да, приятель, — сказал Стив Кузенс и повернулся к своему второму гостю — Ричарду.

— Лично я хочу, — сказал Ричард, подчеркивая «я», поскольку Скуззи вел одновременно два разговора. (Возможно, он мог бы вести и больше — столько, сколько потребуется, как гроссмейстер, дающий сеанс одновременной игры.) — Я хочу бесплатный образец. Ну… может быть, не совсем бесплатный. Я думаю, мы сможем договориться.

— Так вы хотите, чтобы он получил оплеуху?

— …Ну-у, — сказал Ричард. — Пожалуй, не оплеуху. Скорее…

— Ладно, просто мы называем это оплеухой. Но это больше чем оплеуха. — Потом Стив повернулся к Терри: — Слушай, у меня есть своя территория. И она не ограничивается какой-нибудь долбаной улицей.

Он перевел взгляд с Терри на Ричарда и обратно, приглашая обоих повнимательней присмотреться друг к другу. Его редкие брови были подняты. Тулья шляпы была вдавлена с двух сторон, так же как и ввалившиеся скулы под шляпой. Стив снова обратился к Терри:

— Эй! Ты же видишь, до чего меня доводят!

Как большинство лондонцев, Стив мог прекрасно имитировать акцент ямайских бандитов — «ярди». Он даже читал роман под названием «Ярди», и у него было много друзей среди них. Терри, как Ричард понял еще раньше из блеянья и кваканья мобильного телефона Стива, был «квако»: а это другая тусовка. На этих «переговорах» Ричард присутствовал в качестве наблюдателя. И чувствовал он себя соответственно. Как свидетель, не имеющий права высказать свою точку зрения.

— Некоторые из моих парней, — сказал Терри, — просто звери. На человеческую жизнь им начхать. Для них кого-нибудь замочить — это нормально. Это их образ жизни.

«Боже, я всю жизнь прожил среди этих логопедических недоносков. И как только эти черномазые слова не коверкают. Как тогда, когда мы собирались отделать Найджела, — подумал Стив. — Я говорю Класфорду: „Он долбаный хиппи“. А Класфорд спрашивает: „Кто — ниппи?“ Я говорю: „Да нет, хиппи“. А Класфорд: „иппи?“ О боже».

— Они все мечтают иметь большую машину и цепь на шею толщиной в руку. Золотые побрякушки. И бриллианты в ушах и на шее.

Стив повернулся к Ричарду и спросил:

— Когда вы хотите, чтобы мы это сделали?

— Можно на этой неделе.

— Ладно. Я предоставлю вам бесплатный образец. Пробник. Возьмем какого-нибудь черномазого. Скажем, Класфорда. Отличный парень. Свое дело знает. С вами все в порядке? Попробуйте сэндвичи с беконом.

Компания устроилась в заведении, которое Скуззи называл шпилером: это был частный (то есть нелегальный) игорный клуб на Эджвер-роуд. Чтобы попасть в дальние комнаты, нужно было пройти через салон красоты, не отличающийся высокими моральными устоями, а потом подняться по небольшой лестнице. Здесь царил лондонский преступный мир старой закалки: у «Джесстера» отдыхали от трудов неправедных уголовники-рецидивисты и разные сукины дети; попасть сюда стоило немалых трудов. Но если об этом не знать, то можно легко принять этот притон за гостиную какой-нибудь добрейшей бабульки, смотрящей на все сквозь пальцы. На барной стойке стоял чайник, накрытый стеганым колпачком с кисточкой, у стены — допотопный игровой автомат, к которому, само собой, не подходила ни одна из современных монет, картинки на стенах изображали солдат и охоту на лис, за карточным столом четверо или пятеро заплесневелых старикашек играли не в покер и не в очко, и даже не в «двадцать одно», а в некое сугубо местное производное от виста под названием «суиззл». У Стива Кузенса было замечательное слово для стариков: он называл их «анализы». А Ричарду нравилось словечко «цыпки» — в смысле девицы. В общем, Стив любил иногда поразвлечься рифмованным сленгом, а Ричард когда-то много лет назад даже записывал рифмованный сленг. Единственно удачными ему казались «джекиллы» (брюки — от Джекилла и Хайда) и «сироп» (парик — сироп из фиг). И было нечто почти поэтически грубое в «яйце» (лицо — от яйца вкрутую. Почему яйцо? Почему вкрутую)… Сейчас было утро. И «Джесстер» казался абсолютно безобидным местом. Ричард, чья внутренняя система сигнализации была не в лучшей форме, чувствовал себя здесь как дома.