Игра в гейшу. Peek-a-boo - Яна Лапутина Страница 49

Я, да простит мне Бог, счастливая, побежала к Анечке, выпрашивать ее Толю на рок-н-ролл. Я уже отметила, как он клево танцует.

Олег приехал на «ферму» без звонка. Ирка спала у себя в номере. Прилегла просто так и вдруг провалилась в сон. Ей снилось черт знает что... Какая-то бескрайняя кухня. Вся в пару, дыму, клекоте кипящих кастрюль, почему-то оранжевого цвета, и немыслимо огромных коричневых сковородок, на которых с шипением, треском и лопаньем масляных взрывов подпрыгивали бесчисленные глазуньи. Самое страшное было в том, что глазуньи моргали...

– Ма-а-ма! – позвала изо всех сил Ирка и... проснулась.

Перед ней, у ее изголовья, на коленях сидел Олег и нежно-нежно смотрел на нее.

– Тебя что-то напугало? – спросил он и поцеловал Иркины губы.

Она заплакала. Села. Стерла ладошкой слезы.

– Хочешь кофе?

– Нет. Спасибо. А вот коньячку бы махнул, – он показал на стол, где среди сплошных розовых букетов на самом краешке стояла бутылка Hine.

– И я... чуть-чуть... – улыбнулась Ирка.

Когда они выпили, Олег спросил:

– Кто это тебя так? – Он показал рукой на Лешин портрет. – Слов нет, потрясающе!

– Леша Беляков. Есть такой фотомастер.

– Не знаю, – соврал Олег. – А работа... хоть сейчас в Третьяковку.

– В ней фотографий не бывает, – сказала Ирка.

– Может быть, и зря. Ну как ты?

– Хорошо, – сказала Ирка. – Скоро в «Олимпийском» буду петь. С Лещенко. Два романса... уже репетируем.

– Нравится?

– Не то слово! Ты не представляешь...

– Рад за тебя.

– Придешь на концерт?

– Не уверен. Ты же понимаешь... я вот сюда на такси. Мишка повез «хвост», а я сюда. Соскучился... у меня всего полчаса.

– Хватит, чтобы попрощаться, – сказала Ирка и очень серьезно посмотрел на Олега.

– Не понял?

Ирка закурила.

– Я очень устала, Олег. Очень. От этой... беспрерывной игры в прятки. Отпусти меня. Пожалуйста. Я не хочу быть твоим горем. Мне от тебя ничего не надо. Ни-че-го.

Олег растерялся. Он еще никогда не слышал вот таких интонаций. В Иркином голосе не было привычно-петелинского нажима на собственничество, звучащего подтекста на право владения им. В нем, Олег это услышал, была обессиленная нежность и какая-то неизбывная боль.

– А как же я? – спросил Олег, не контролируя себя. И это спросил не он – олигарх Олег Попцов, «небожитель», как окрестила его и ему подобных желтая слэнговая пресса, а абуревший и зароговевший от постоянного напряжения человек, превративший себя в нечто непрерывно считающее, высчитывающее, исчисляющее.

Так может спросить только душа.

И Ирка услышала это – душой.

Когда такое случается, ангелы прикладывают пальцы к губам. Ти-и-ше! Потому что нежность говорить не умеет.

– Я очень, очень тебя люблю, – сказал уже в холле Олег. – Не бросай меня.

Ирка, не мигая, смотрела в его глаза.

Они часто-часто моргали.

Как те, на приснившихся огромных сковородках...

Олег нырнул в желтое такси, а Ирка с неимоверным трудом задавила так и рвущийся из нее крик: «Ма-а-ма!..»

В середине ночи я усадила себя за стол. За компьютер. Захотелось выдернуть из сознания, так сказать, отбомбиться накопившимся и уже мешающим.

Было полнолуние. Парк за окном копил и копил контрасты. Черность древесных стволов и крон. Матовая светлость крытых снегом пространств. Все застыло в недвижности.

Я закурила очередную сигарету и побежала пальцами по клавишам:

...В конце уже немного обеленной снегом осени я поехала на очередную, третью Millionaire Fair. Вечернее платье, шуба из черной норки в пол и конечно же украшения, подаренные теперь уже бывшим молодым человеком, но от этого не потерявшие ни блеска бриллиантов, ни теплоты, которая согревала уши и пальцы. Теплоты от воспоминаний и главного, на мой взгляд самого бесценного в жизни, опыта, который никогда не проходит даром. Об этом написал Оскар Уайльд, заметив, что и отрицательный опыт тоже опыт. Странно рассуждать о прошедших и отживших отношениях с точки зрения отрицательности или положительности их. Они окрашены акварелью нежности и чувств, потому – безоценочны, а потому вечны в душе каждого человека. Но это так, лирика, та самая «тройка», о которой писал Гоголь в «Мертвых душах» и без которой невозможно представить размышления современной, цинично-расчетливой, ироничной и амбициозной, но при этом очень уязвимой, девушки.

Итак, стоя в очереди на парковку перед «Крокусом», я подозвала охранника и попросила поставить мою машину поближе ко входу.

– Нельзя, – равнодушно ответил он мне.

– Но это же Россия, здесь можно все, что нельзя, – попыталась выторговать себе место я.

– Здесь камеры, нельзя. – И он начал отходить от моей машины, а потом, остановившись, заглянул во все еще открытое окно и нагло спросил: – Девушка, а вы честно заработали на такую машину?

– Да, абсолютно. – Я закрыла окно и поехала в подземный паркинг.

Откровенная и едкая фраза весь вечер крутилась в моей голове. Еще больше меня озадачивал собственный ответ: да. Но ведь, если разобраться, даже работая много и упорно, я пока не заработала сама, именно трудом, ни на эту машину, ни на эти украшения, которые привлекают оценочные взгляды... Да и смешно и зачем кому-то доказывать, что я и как заработала. Только родившись, Пэрис Хилтон, можно сказать с пеленок, могла ездить в Bentley и летать на частном самолете с полным осознанием права на все это.

Мне двадцать пять лет. И я не зарабатываю «один миллион двести тысяч долларов в год», как Ксения Собчак, о чем писал августовский номер Forbes.

Тогда откуда многое из того, что у меня есть?

Нет-нет, я честно ответила тому нахальному парковщику, которого видела два раза в жизни: первый и последний. Я абсолютно честным путем получила все, что составляет красивые и удобные атрибуты моей жизни.

Если сделать паузу, уверена, в вашей голове родится простой и общеизвестный способ, которым пользуется большинство женщин: они получают все от мужчин. Но разве стоит их обвинять в этом? Разве стоит удивляться тому, что, как и естественный отбор, перетекание мужских материальных активов в женские украшения, шубы и машины есть некий природный процесс. Ведь еще в каменном веке мужчина, убив мамонта, тащил его в пещеру, где женщина, восхищенная его добычей, оценивала способности охотника и примеряла наряд из кожи убитого, теперь почти мифического животного.

Все это никак не тянет на открытие, но вот угол, под которым я предлагаю на это посмотреть, может все же показаться несколько неожиданным.