Домой - Владимир Козлов Страница 5

Мне машет рукой «Динамит» – иммигрант из Минска, бывший барабанщик. Он играл в неофашистских группах, пока его не отмудохали здесь «милитант антифа». На этом фашизм «Динамита» закончился. Теперь он все время торчит у «Смихова». Здесь мы с ним и познакомились год назад – он попросил у меня мелочь, а я по инерции ответил по – русски.

Я достаю из кармана монетки, даю «Динамиту» две по десять крон. Он кивает и криво улыбается – некриво улыбаться после встречи с «антифа» он уже не может.

– Слышь, короче, прикол… – говорит он. – Навещал вчера папашу на «Радио Свобода» – ты же в курсе, что мои родоки трудятся на «Свободе»? Ну и, в общем, зашли мы с ним в конференц – зал или что‑то типа того… Ну и там над сценой флаги висят. Куча разных флагов – ну, типа, те страны, в которых «Свобода» вещает. В общем, я начал рассматривать их и никак не могу врубиться – а где белорусский? И потом понимаю, что белорусского флага – ну, который ввел Лукашенко, как флаг БССР, только без серпа и молота, – там нет, зато есть «Пагоня» – флаг, который он тогда вот отменил…

– А гитлеровский флаг там есть?

– Не надо только подкалывать, ладно? Ты, вроде, не дурак, и знаешь прекрасно, что я не нацист, а фашист. Зверства режима Гитлера я не оправдываю и вообще считаю, что он извратил идею фашизма своим тупым национализмом. Ведь что такое фашизм?

– Ты у меня, что ли, спрашиваешь?

– Нет, это так, риторически. Фашизм – это сильное, социально ориентированное государство. Беларусь на сегодня – это сильное государство. И за это Лукашенко не любят в Европе. Потому что он построил государство…

– Хватит гнать – какое, на хер, социалистическое государство? Для меня Лукашенко – воплощение постсоветского менталитета. Такой вот человек без идеалов, без принципов и понятий. Путин – другой, он – кагэбэшник, пришедший в бизнес, и он действует по понятием бизнеса. Хорошо то, что хорошо для его бизнеса…

– Ты хочешь сказать, что быть президентом – это что‑то вроде бизнеса?

– А что, разве нет? Он себя и позиционирует как менеджера. А Лукашенке наплевать на бизнес и все прочее. Он не коммунист и не антикоммунист, не верит ни в социалистическую экономику, ни в капиталистическую, не религиозный, но и не атеист…

На остановке чувак, спешащий к трамваю, врезается в тетку, выбивает у нее пластиковый стакан. Кофе коричневым пятном растекается по тротуару. Чувак извиняется жестом и вскакивает в трамвай. Двери закрываются. Тетка злобно смотрит на трамвай, качает головой.

Я говорю «Динамиту»:

– Ладно, давай, мне надо идти.

– Ну, давай.

Место: Прага, Европейский Союз

Дата: 12/11/2006

Время: 11:00

Музыка: Юго – Запад – «По разбитым бутылкам»

Телевизор работает без звука. Я щелкаю пультом, переключая каналы – у меня только четыре эфирных, к спутнику я не подключался. На «Нове» мелькает что‑то российское. Я дотягиваюсь до компьютера, уменьшаю звук, пультом телевизора отключаю «mute».

Идет сюжет о заказных убийствах. На экране – архивная хроника: еще лето, зеленые деревья и легко одетые люди. Ментовские машины, менты с суровыми рожами, труп уже убрали, только на асфальте, там, где он лежал – обведенный мелом контур. Закадровый голос говорит об убийстве в третьесортной, никому не известной компании. В кадре появляется чех – корреспондент на фоне Кремля, начинает рассказывать: «По сообщению правоохранительных органов, убийство связано с профессиональной деятельностью. Кто‑то в компании хотел либо сам занять эту должность, либо посадить на нее кого‑либо из своих родственников или друзей, а полюбовно договориться не удалось. За последний год при подобных обстоятельствах в Москве убито несколько десятков менеджеров среднего звена. Большинство преступлений, которые в милиции называют не иначе как «офисная бытовуха», тем не менее, остаются нераскрытыми, потому что сотрудники офисов не афишируют своих намерений, а родственные и прочие связи тщательно скрываются, чтобы не вызвать подозрений».

Начинается следующий сюжет – о девушках, которые жрут свои волосы для того, чтобы похудеть. Я нажимаю на «mute», пододвигаюсь к компьютеру. В «аутлуке» – новое письмо.

«От: Сергей Староградцев

Ре: письмо от Алексея Сухарева

привет леха!

рад был твоему письму. прага – это хорошо, я люблю прагу. помню свою первую поездку – девяносто третий год, я – еще студент. пиво крушовице, свиная нога… но это как бы лирика. твою ситуацию я в общем понял и могу тебе сразу сказать, что отношения к ней не имею. но обязуюсь по своим каналам пробить. в любом случае думаю что ты можешь приехать и на месте понять что к чему. приезжай в москву, все обсудим. только сразу хочу сказать, что на некоторые вопросы отвечать я не буду – все, что касается того дела пятилетней давности. ну ты понял, о чем я.

до связи

сергей»

Место: Родина

Дата: 06/12/1990

Время: 19:04

Музыка: нет

Районная олимпиада по русскому проходила в четырнадцатой школе. Я бы никогда не пошел на нее, но призеров брали на филфак без экзаменов. Я надеялся попасть в призеры.

Нас посадили по одному в кабинете географии. Я успел захватить последнюю парту. Передо мной сел чувак с длинными волосами – в нашей школе с такими прическами воевали. До девятого класса я сопротивлялся, а потом на это забил.

Волосатый повернулся ко мне.

– Привет, ты из какой школы?

– Из восемнадцатой.

– А я из второй. Меня зовут Сергей.

– Леша.

– Будем знакомы. А почему ты пошел на русский – твоя же школа с английским уклоном. Ты что, и поступать будешь на русский? В наш пед?

– Скорее всего. У нас же иняза нет, а ехать в другой город неохота…

– Ну ты даешь – неохота. Я вот в Москву собираюсь… На филфак, само собой, потому что больше вообще ничего не знаю, а читать вот люблю. В МГУ буду пробовать или хотя бы, в пединститут. А ты что, совсем не хочешь в Москву?

– Не знаю еще.

– Москва – это вещь, не то, что наша вонючая дырка…

Перед ним сидела девушка в черном свитере. Темные волосы были собраны в хвост резинкой ядовито – зеленого цвета – такие мы брали у поляков и потом «сдавали» в своей школе. Серега кивнул на девушку, сделал жест – как будто щупает ее. Я улыбнулся.

– Да, Москва – есть Москва, – продолжал Серега. – Хоть и говорят, что скоро – все, пинцет перестройке, будет военное положение, диктатура, в Москве все равно…

* * *

Я и Серега вышли на крыльцо. Из‑за туч показалось солнце. Я остановился, вынул из кармана пачку «Бонда», протянул ему.