Книга путешествий по Империи - Андрей Битов Страница 5

Я купил сигарет, и свернул в чайхану, и взял чайник. Я утолил первую жажду и почувствовал, что хочу есть. Достал сигарету — закурил. Сосед-таджик завел со мной беседу и потом попросил сигарету. Я дал. Таджик говорил со мной и время от времени убегал посмотреть за пловом, который готовил на кухне при чайхане. А я говорил с ним и думал только о том, как бы он угостил меня пловом. И, выжидая, я выпил еще чайник, хотя пить уже не хотелось, и уже думал, что мог бы вместо чая взять хлеба на рубль.

Таджик оказался студентом техникума.

— И кем будешь? — спросил я.

— Инженер-инструктор по общественному питанию, — важно сказал он.

— О, очень интересная профессия. — Я почувствовал нестерпимую резь. — И стипендию тебе платят? — почти угрожающе сказал я.

— И стипендию, денег — во! — провел он по горлу. И тут я сказал:

— Я геолог, пять лет назад окончил институт. Получаю три тыщи.

— О-о-о-о! — сказал таджик.

Что это я опять! Я спохватился и пошел на попятный.

— Но в чужом городе деньги летят — ого! — сказал я. — Приехал на воскресенье, сто рублей уже истратил, а голоден.

— Да, чужой город — это да, — сказал он и побежал смотреть за пловом.

Я обдумал ситуацию и, когда он вернулся, сказал:

— Так, значит, ты инструктор… Так ты, наверно, здорово готовишь?

— О да, — сказал он, — о да.

— Это, наверно, очень трудно — приготовить плов по- настоящему?

— О, о, рис, мясо, сало, лук, перец, помидор, киш-. миш…

У меня помутилось в глазах. И я сказал, проглотив спазму:

— А мясо чье? Баранье, да?..

— Баранье, баранье, — подтвердил таджик. «Сам ты…» — подумал я. И сказал:

— У нас на севере хозяйки говорят, что труднее всего сварить рис как надо.

— Рис, рис, — сказал он. — Но у вас в Ленинграде тоже, наверно, есть чайхана и плов?

— Нету, — сказал я, надеясь, что тут уж он сжалится.

— О, нету! Нету чайханы, нету плова… — запричитал таджик.

— Я только здесь в первый раз попробовал, и то в столовой.

— О, о, ох, — закатывал глаза инструктор.

— Но столовский, наверно, не может идти в сравнение с домашним, наседал я.

— О, дом! У тебя — Ленинград, у меня — Уратюбе.

— А домашнего я совсем не пробовал… — сказал я, и инструктор убежал смотреть за пловом. А я обнаружил, что чай у меня кончился, а сидеть просто так- он, пожалуй, еще подумает, что я напрашиваюсь.

И еще чайник.

Вернулся инструктор и попросил еще сигарету. Я угостил его сигаретой и чаем.

— Ну, как? — сказал я.

— Почти готов. Я прикрыл его крышкой.

Я представил себе, как выходят, сгущаются жирные пары и оседают на крышке… Картина была слишком яркой.

— Да, — сказал я, окончательно сдаваясь, — очень мне хотелось бы попробовать домашнего плова…

— Да, — сказал таджик, — да… Я возьму еще сигаретку. — И он взял.

«Где я и что со мной?..» — горько подумал я и сказал:

— У нас на севере тоже делают вкусные вещи. Другие, чем у вас. Вот приедешь в Ленинград — я тебя угощу.

— О, да, приеду, обязательно приеду, — сказал он. — Надо пойти посмотреть — уже, наверное, готово.

Я тоже встал и сказал в отчаянной решимости:

— Пойду посмотрю, как это ты делаешь…

Мы миновали два больших, в рост человека, медных фыркающих самовара с колдовавшим около них чайханщиком. И вошли в маленькую комнатку.

Там сидели вокруг дыни не меньше пятнадцати женщин и говорили. Казалось, крутилась, работала камнедробилка. Одновременно, ежесекундно у каждой слетало с языка по десятку незнакомых трескучих слов.

Я появился, и камнедробилка остановилась.

Все смотрели на инструктора.

— Рафикон колонсолон ЛЕНИНГРАД, — сказал он смеясь, — канибадам хушт либос ПЛОВ.

Все засмеялись. Камнедробилка заработала. Издевается, подумал я, бессмысленно и всем улыбаясь.

— Плов, Ленинград, — сказал я с нелепой улыбкой.

И мы прошли в слепую (без окон) черную кухню. Только краснела у плиты кучка чуть поседевших углей да сквозь приоткрытую в соседнюю комнату дверь слегка прорывался свет. Темнота делала обстановку экзотической. Прямо в плиту был вделан огромный котел.

Инструктор приподнял крышку.

И, как взрывной волной, меня чуть не подкинул тугой, смутный и сложный запах.

Огромный котел — и он был полон.

Инструктор приподнял крышку. Он пошерудил в котле черпаком и сказал:

— Готово.

Я смотрел на красные рисинки, жирные стенки котла, и у меня мутился рассудок.

Инструктор крикнул что-то женщинам в соседнюю комнату, и одна из них принесла огромное блюдо — я еще не видал такого блюда! — и блюдце поменьше. Он выложил весь котел в огромное блюдо, и женщина унесла его и поставила в центр на место дыни.

Он соскреб со стенок остатки и положил их на блюдце поменьше.

Это нам, подумал я.

— Вот и все, — сказал он. — Такой кухни в Ленинграде не увидишь.

Мы вышли. Женщины макали руки в блюдо, скатывали плов в шарики, а шарики клали в рот. Мне хотелось лечь в блюдо. Инструктор отдал блюдце поменьше чайханщику.

— Возьмем еще чайник, — сказал он мне и достал четвертной. Я с ненавистью посмотрел на его четвертной и в один миг успел мысленно его проесть со всеми подробностями.

— Зачем же тебе менять крупные, — сказал я, — у меня есть мелкие. — И отдал чайханщику последние копейки.

Инструктор спрятал четвертной обратно. Мы допили наш чай, и он говорил мне что-то, а я — ему.

— Кок-чай, хорош чай, — сказал он и слил остатки чая в пиалу и придвинул мне. Я отказался: два литра горячей воды кипели у меня в желудке, и больше ничего не было там.

Обида пробежала по лицу инструктора.

— Обязательно выпей. У нас говорят: никому не давай остатки чая только лучшему другу.

И мы встали, похлопывая друг друга по плечам и смеясь как братья.

Инструктор посмотрел на часы.

— Ого! — сказал он. — Без четверти двенадцать… Мне надо спешить.

— Ну, спокойной ночи, — сказал я, улыбаясь широко и готовно.

…Я лежал на скамейке в парке и засыпал, слушая, как гудят и клокочут в чистом желудке три литра зеленого чая.

ХЛЕБ

ДОСУГ

Сколько раз я собирался слазить на ближайшие горы… Интересно ведь. Я же любитель по горам ходить… Да, я очень люблю ходить по горам. Просто нет ничего лучше гор! Да и как здорово это у меня получается! Я лучше всех своих приятелей хожу по горам.