Чикаго - Аля Аль-Асуани Страница 5

Раафат Сабит поднял руку.

— Давным-давно я был египтянином, — начал он, будто собирался рассказать анекдот. — Мне известен образ мыслей этих людей. Они учатся не ради знаний, получают магистерскую или кандидатскую степень не для научных исследований, а ради карьерного роста или выгодного контракта в странах Персидского залива. Такой студент повесит диплом на стенку в своей каирской приемной, чтобы убедить больных, что он сможет их вылечить.

Фридман с удивлением взглянул на него:

— Как же такое допускают в Египте? Ведь гистология — академическая наука, не связанная с врачебной практикой.

Раафат усмехнулся:

— Вы, Билл, не знаете этой страны. Там все дозволено. Там люди вообще не знают, что такое гистология.

— Вы, Раафат, наверное, преувеличиваете? — негромко переспросил Фридман.

— Конечно, преувеличивает, — вмешался Салах.

Раафат повернулся к нему и резко ответил:

— Кому, как не тебе, знать, что так и есть на самом деле!

— Сейчас не время спорить об этом, — вздохнул Фридман. — Итак, у нас два голоса против зачисления нового студента… Что вы скажете, Грэхем?

Грэхем вынул изо рта незажженную трубку и нервно начал:

— Господа, вы рассуждаете, как агенты спецслужб, а не университетская профессура!

Пробежал ропот возмущения, но Грэхем громко продолжил:

— Истина очевидна. Каждый, кто пройдет тестирование, отвечающее нашим требованиям, имеет право на поступление. И не наше дело, что он будет делать с дипломом. И не наше дело, откуда он приехал.

— Подобные разговоры привели Америку к трагедии 11 сентября! — высказался Майкл.

Грэхем взглянул в его сторону и усмехнулся:

— Если что и привело нас к трагедии 11 сентября, так это то, что люди, принимающие за нас решения в Белом доме, рассуждали как вы. Поддерживали тоталитарные режимы на Ближнем Востоке, чтобы удвоить доходы торговцев нефтью и оружием, пока вооруженное насилие не хлынуло к нам. Подумайте: студент оставляет родину, близких и ради знаний едет на другой конец света. Разве это не достойный поступок? Разве не заслуживает он уважения? Не наш ли долг оказать ему помощь? Вы, Майкл, всегда были против приема неамериканских студентов. Но вы, Раафат! Ваши слова подпадают под статью о дискриминации!

— Я ничего такого не говорил, товарищ Грэхем! — бросил Раафат с раздражением.

Грэхем повернулся в его сторону и, подергивая бородку, сказал:

— Если вы назвали меня товарищем в шутку, то мне, право, это нравится. Но повторяю еще раз: ваша речь преступна. Дискриминация — это убежденность в том, что люди разных национальностей не равны, что другие народы обладают меньшими способностями. Это вы и имели в виду, когда говорили о египтянах. Удивительно, что сами вы — египтянин.

— Я родился египтянином, но уже перестал им быть, товарищ. Когда же вы признаете выданный мне американский паспорт?

Председательствующий Фридман сделал знак рукой:

— Вы отклонились от темы. Грэхем, вы за прием студента. А вы, Салах?

— Поддерживаю.

После слов доктора Салаха Фридман расплылся в улыбке.

— Два за и два против, — сказал он. — Свое мнение я пока держу при себе… Хотелось бы послушать доктора Дениса Бейкера. Не знаю только, соблаговолит ли он сегодня заговорить, или нам придется подождать денек-другой?

Присутствующие разразились смехом, и атмосфера, накаленная спорами, несколько разрядилась.

Бейкер улыбнулся, немного помедлил, зрачки его расширились, и он произнес сиплым голосом:

— Лучше, чтобы голосование было официальным.

Председатель кивнул головой в знак того, что предложение принято. Он записал несколько слов на бумаге, затем откашлялся и заявил серьезным тоном:

— Господа! Это официальное голосование. Поддерживаете ли вы зачисление египетского студента Наги Абдаллы Самада на магистерскую программу по гистологии? Кто за, поднимите руку.

В общежитии Иллинойского университета в комнате № 303 на третьем этаже напротив лифта живет, сверяя свою жизнь со стрелками часов, Тарик Хасиб. Этот одинокий худощавый молодой человек, не изменяя привычному ритму, идет к своей цели на пределе нервного напряжения. Каждый день с восьми утра до трех дня он курсирует между лекционными залами, лабораториями и библиотекой, затем возвращается к себе в комнату, чтобы пообедать перед телевизором и пару часов поспать после обеда. Ровно в семь, что бы ни случилось, он, не отступая от своего распорядка ни на минуту, отключает мобильный телефон, ставит легкую музыку и принимает положение, в котором провел большую часть своей тридцатипятилетней жизни, — склоняется над небольшим письменным столом и начинает заниматься, точнее сказать, вступает в упорную борьбу за знания, стараясь овладеть ими и прочно отложить их в памяти. Он раскладывает перед собой книги и бумаги, уставившись в них большими, немного выпученными глазами, хмурит лоб и сжимает тонкие губы. Его бледное лицо искажается настолько, что принимает суровое выражение. Кажется, он корчится от боли. Когда же он максимально сосредоточен, то не замечает ничего вокруг, может даже не услышать звонка в дверь или забыть об оставленном на плите чайнике, пока тот не выкипит и не затрещит. В этом состоянии он сидит, забыв о времени, но иногда вдруг с диким криком вскакивает с места, или ударяет себя по рукам и страшно кого-то ругает про себя, или вскидывает руки вверх и пускается безудержно танцевать по комнате. Так он выражает свою радость, когда ему удается разобраться в вопросе, который он долго не мог понять.

С такой решимостью Тарик Хасиб каждый день продолжает священный поход за знаниями. Исключением становится воскресенье, которое он посвящает делам, дающим отдых от недельной зубрежки. Закупает необходимые продукты в супермаркете, стирает одежду в университетской прачечной, пылесосит комнату, готовит еду на неделю вперед и раскладывает ее по одноразовым тарелочкам, чтобы потом можно было быстро разогреть. Только благодаря такому армейскому распорядку жизни ему удается держаться в лидерах, но и то с трудом.

Начальную школу он окончил лучшим среди лучших в каирском округе, первую ступень средней школы — третьим, а выпустился из школы восьмым по стране с общим баллом 99,8. Затем пять лет он проучился на «отлично» на медицинском факультете, но, не имея нужных связей, был распределен на отделение гистологии, хотя и мечтал об общей хирургии. Однако Тарик быстро пережил свое горе и с новыми силами взялся за дело — с отличием закончил магистратуру на гистологическом отделении и был направлен на стажировку для получения кандидатской степени. На протяжении двух лет учебы в Иллинойском университете он получал стабильно высокие баллы.

Значило ли это, что у Тарика Хасиба не было развлечений? Нет, у него были свои маленькие радости. Например, поднос с любовно приготовленной им басбусой [4]ингредиенты для которой он привозил из Египта. Тарик раскладывал сладости на кухонном столе, и когда ему удавалось что-либо выучить, награждал себя кусочком, соответствующим по размеру проделанной работе. Также у него был час свободного времени, которого он с нетерпением ждал каждый вечер, даже в сессию. Отдых делился на две части: бои без правил и фантазии.