Медведь - Мария Ануфриева Страница 5

– Впервые о таких слышу, – не поняла я. – Медведь, ты же кандидат технических наук. Не смеши, что за чертовы ворота?

– В детстве так говорили, чертовы ворота – это когда два столба вместе сходятся, а под ними дорога. Лучше под этими воротами не проходить.

Я посмотрела, и впрямь – до чего только не доведет людей суеверие: следы раздваивались прямо перед пересекающимися над основной тропинкой столбами линии электропередач. Кто-то топал прямо по расчищенной тропке, а кто-то не ленился обходить эти импровизированные ворота сбоку. Ведь это же надо еще голову поднять…

Первых было много, но и вторых тоже немало: обходная тропка сильно утоптана. Видимо, первопроходцы всерьез озаботились проблематикой чертовых ворот и не поленились полезть в сугроб, образовавшийся после чистки проезжей части и тротуара, чтобы спасти себя и следующих пешеходов от неминуемого проклятия.

– Ерунда какая, – резюмировала я.

Медведь согласился, потому что большей частью всегда соглашался со мной, и мы гуськом прошли под этими перекрещенными столбами. Он первый, я за ним. Суеверие.

Через два дня, когда я провожала его на ночной поезд, подъезжая на такси к привокзальной площади, мы стали свидетелями ДТП. «Газель» МЧС врезалась в легковушку.

– Будь осторожнее! – напоследок попросила я Медведя у дверей вагона. Это дежурная фраза, я всегда говорила ее по утрам, провожая его на работу. В этот раз, учитывая только что увиденное, я произнесла ее чуть более серьезно и надеялась, что он воспримет ее так же.

Медведь прикоснулся губами к моей щеке, и мы уже отстранились друг от друга. Пылкие объятия и поцелуи – удел влюбленных, а не мужа с женой, расстающихся на две недели. Взялся за поручень, чтобы подняться в вагон, я тоже отвернулась. Но тут и ему, и мне пришла в голову мысль, что мы как-то не так попрощались. Не по-настоящему.

Мы развернулись одновременно, он спрыгнул с железной ступеньки на перрон и поцеловал меня.

На следующий день я прочитала в новостях, что в увиденной нами аварии больше всего пострадали четырехмесячный ребенок и его мать. У обоих серьезные черепно-мозговые травмы, ребенок в тяжелом состоянии.

Очевидцы происшествия утверждали, что спасатели ехали на красный свет светофора с включенными мигалками, но без сирены, и на перекрестке не сбавили скорость, поэтому среагировать на внезапно выскочившую «газель» водитель легковушки просто не мог. Мы ехали сзади, на месте ДТП были уже после столкновения: эта служебная машина пронеслась мимо нас на предыдущем перекрестке, тоже на красный свет.

Меня поразило, какой нелепой и жестокой может быть судьба. Пострадавшие люди так же, как и мы, ехали на вокзал, на вечерний питерский поезд. Заранее, не спеша – до его отхода оставался еще целый час. Пострадавшая женщина – россиянка, вышедшая замуж за датчанина; в новогодние праздники она приехала на родину, чтобы показать малыша родственникам. На следующий день должны были вернуться в Данию. До парковки возле вокзала они не доехали нескольких метров.

Фотография, несчастливый билет, «чертовы ворота» перед кладбищем, увиденное прямо перед отъездом ДТП, по нелепости сравнимое с чередой тех событий, которые спустя всего пару недель привели в больницу Медведя, и тоже с черепно-мозговой травмой.

Он был за стенкой, в палате, но в то же время где-то не совсем рядом, а может быть, и очень-очень далеко. Глубокую мозговую кому третьей степени вполне можно приравнять к отсутствию. Но я все время разговаривала с ним, ни минуты не сомневаясь в том, что он меня слышит.

Мы никогда не были суеверными людьми, и теперь я одна пыталась разобраться: что должна была делать со своими мимолетными предчувствиями, могла ли изменить ход событий?

И что я должна делать, чтобы в моей белой Вселенной произошло чудо, и я смогла закричать коридору, окну и железным стульям, минута за минутой, час за часом, день за днем ждавшим известий вместе со мной:

– Мы победили! Медведь выжил!

Страшнее всего – бессилие. Сложнее всего принять этот факт и согласиться с тем, что ты ничего не можешь сделать.

В обычной цветной жизни из любой ситуации всегда есть выход, ты всегда можешь что-то преодолеть, осилить, очень захотеть и достичь, ну хотя бы попробовать, попытаться.

В больничной Вселенной я была бессильна. И это отсутствие силы и возможности что-то изменить – тоже самой крайней, последней степени.

Все зависело от других – здесь, за стенкой, где пытались спасти жизнь, и где-то там, за гранью понимания, где ее дают и забирают… А ты сидишь и ждешь, и стискиваешь в ладони икону, и прижимаешься к холодному стеклу.

От бессилия нарастал поток звонков в больницу. Он уже вышел из-под моего контроля и теперь был способен скорее навредить, чем помочь. Сначала я искала знакомых в этой больнице, теперь безуспешно пыталась их сдержать. Просьбы не звонить и не отвлекать врачей уже не действовали, механизм взаимопомощи был запущен, и временами мне казалось, что у половины города есть знакомые в этой больнице.

Тут работали друзья, друзья друзей, соседи по дому, даче и палате пионерского лагеря «Буревестник» второй смены 1983 года, и даже бывшие любовники.

– Срочно поднимайся в отделение к нейрохирургам. Все удивляются, почему родственники к ним не подходят, а только звонят, звонят, звонят, – озабоченно командовали люди, которые сами же и звонили.

Я соглашалась и оставалась на месте, потому что знала, что не могу к ним идти. Не могу, потому что не имею права. Не имею права, потому что не хочу слышать то, что они будут мне говорить. Если я поверю им, они отнимут у меня надежду и веру в Медведя. А этого нельзя было допустить. Верить и бороться надо до конца, даже если ты бессилен в самой крайней, последней степени.

Медведь жив? Жив! Больше мне ничего не надо.

– Ты только не умирай, Медведь!

Врачи выходили в двенадцать утра и шесть вечера.

12:00 и 18:00. Самое страшное время. Это время новостей из безлюдного коридора с ровным светом. Все остальное время – пропасть, и если заглянуть в нее, то увидишь отчаяние в обнимку с надеждой, но лучше не заглядывать. Лучше вообще не думать. Закрыть глаза и сидеть.

В машине Медведя я нашла ежедневник. Может быть, он поможет мне понять случившееся… Вместе с рабочими записями в нем были личные заметки, и он больше напоминал дневник. Такой краткий мужской дневник – о работе, машине, подсчеты, списки игроков на футбольные игры, ох уж мне этот футбол тридцатилетних мужчин… Обо мне? Да, обо мне. Он же не знал, что я буду читать эти записи: «Ходили с Машенькой в кафе, день рождения Машеньки…»

В последние дни мне часто приходилось отвечать на глупые вопросы. Он много пил? А наркотики принимал? У вас вообще все хорошо было в семейной жизни? Ты, конечно, прости за неуместный вопрос, а на стороне у него никого не было? Ты уверена?

Вопросы эти, наверное, сами по себе уместны и не глупы, ведь надо же хоть с чего-то начать, чтобы попытаться объяснить, как человек мог оказаться на оживленной загородной трассе в четыре часа утра. Но только все они не о Медведе.