Тысяча дней в Тоскане. Приключение с горчинкой - Марлена де Блази Страница 5

— Цвет этих плиток. В нем смешан коричневый, зеленый и пурпурный. В общем-то, можно бы просто сиять эти плитки и заменить их сочной обожженной терракотой. Или повторить тот черно-белый узор, что был у нас в Венеции. Так и сделаем. Скажи по правде, тебе ведь под конец понравилась та ванная? Ну, давай. Так мы скорее почувствуем себя здесь как дома. Можно повесить барочные зеркала и настенные светильники, те, что висели у входной двери, и с корзиной красивых полотенец, мыла и свечей получится роскошный вид. — Но мой голос уже предвещал поражение.

— Зачем в ванной роскошь? Роскошь нужна для кремовых тортов. Роскошь для красивых женщин, — ответил он, обеими руками дернув меня за мокрые волосы.

Постель была неудобной. Она стояла косо, и одна сторона балдахина казалась выше другой. Но простыни и мой муж были прохладными и гладкими. Как чудесно отдохнуть после такого дня. Вытянуться, почти на чем угодно, лишь бы там кто-нибудь ждал, готовый обнять тебя, и молодую, и старую. Все, что с тобой есть и было давным-давно. Всю тебя.

Фернандо спал, а я лежала и вспоминала нашу рассветную хиджру, которая уже, казалось, осталась в прошлой жизни. Неужели это было только сегодня утром? Мне не хватало моря. Мне не хватало шелковистой ласки густого от соли воздуха. И прогулок, неловкого бега по мокрому песку на краю земли и снежной пены вокруг щиколоток. Бесполезно. Мне не уснуть. Я встала, накинула халат Фернандо и вышла посидеть на веранде.

Даже небо здесь другое, подумалось мне. Небо над лагуной — нежный купол над самой головой. Здешнее небо выше, свод ночи поднят на миллионы миль. В Венеции меня убаюкивали гудки кораблей. Здесь их сменило блеяние новорожденных ягнят.

Колокол деревенской церкви прозвонил четверть часа пополуночи. Первым моим другом в Тоскане стал колокол, который слышен четырежды за час. Верность. Что еще в скудном списке моих достояний? Кроме колокола, ягнят и ночного неба со мной была моя собственная история. Со мной осталась любовь моих детей, как с ними — моя. Мужчина, которого я люблю всем сердцем, спал в доме на желтой деревянной кровати. Со мной две моих руки, которые старше меня. И эта неуловимая дрожь предвкушения. Голос ундины у самого уха, в нем угроза и обещание, он наполняет меня смутным голодом. Где-то в моем сознании застряла заноза, она тихонько, но настойчиво царапается, сохраняет во мне любопытство, новизну. Вот на что я могу рассчитывать. Это мое утешение. Мое колдовство.

Обжаренные во фритюре цветы, овощи и травы

1,5 чашки пшеничной муки;

2 чашки пива;

0,5 чашки холодной воды;

2 чайные ложки тонкой морской соли;

3 кубика льда; арахисовое масло или оливковое масло «экстра вирджин».

Цветы цукини, настурции и огуречника сполоснуть, обсушить и обрезать стебли.

Стебли сельдерея нарезать полосками, сполоснуть и обсушить.

Цельные листья шалфея сполоснуть и обсушить.

Мелкие весенние луковицы или перья лука сполоснуть и обсушить.

Теплая, посоленная морской солью вода в распрыскивателе.

В большой миске вилкой перемешать муку, пиво, воду и морскую соль до образования жидкого теста. Дать тесту отстояться около часа под крышкой при комнатной температуре. Замешать в него кубики льда и оставить еще на полчаса. Снова перемешать тесто. Оно должно стать однородным и иметь консистенцию густых сливок. Если тесто слишком густое, добавляйте воду по чайной ложке, пока не будет достигнута консистенция густых сливок.

Разогрейте масло на среднем огне во фритюрнице или в глубокой сковороде. Слой масла должен быть глубиной 3 дюйма. Чем медленнее нагревается масло, тем равномернее оно прогреется, что поможет избежать неравномерного обжаривания. Проверьте нагрев масла, опустив в него кубик хлеба. Если масло шипит и хлеб за несколько секунд становится золотистым, масло готово. Окуните цветы, травы и весенние луковицы в тесто, стряхните лишнее. Опустите в горячее масло и оставьте жариться примерно на полминуты, пока они не приобретут темную корочку. Для окончания жарки переверните их щипцами, затем выложите шумовкой на впитывающее бумажное полотенце. Из распрыскивателя немедленно спрысните каждую порцию теплой морской водой и подержите в духовке при ста градусах до готовности следующей порции. Лучше всего собрать гостей у плиты и есть угощение с пылу с жару. Очень неформальная закуска перед обедом.

Настало утро нового дня, а я едва успела заснуть. Между тем кто-то уже с силой жал на кнопку дверного звонка. Я прищурилась на полоску розового солнца, пробившегося сквозь тюлевые занавески синьоры Луччи и осветившего новым светом наши переплетенные ноги. Я выпутала свои и накинула старый зеленый халат. Каменный пол приятно холодил ступни, пока я шла из спальни по коридору к дверям. Приоткрыв дверь, я увидела пластмассовый ящик для перевозки, наполненный и переполненный цветами тыквы, букетами цветов, перевязанных кухонной бечевкой. Записки не было. «Рекламная доставка для новоселов?» — задумалась я. Поискала глазами курьера, но никого не увидела. Я уже не сомневалась, что это подарок от Барлоццо. Отнесла это великолепие вниз, на кухню, и поставила на сушилку. Цветы походили на великанский сад, втиснутый в кукольный домик. Пропорции нарушены, но выглядит привлекательно. Мы с Фернандо разминулись на лестнице. Я услышала его: «Ма guarda che roba! Ты только посмотри!», когда он увидел цветы. Потом он зазвенел посудой, разыскивая кофеварку, но я, надевая шорты и сандалии, крикнула ему сверху:

— Почему бы нам не сбегать на холм выпить капучино?

В баре мы застали кое-кого из вчерашних гостей в прежней позиции. Если бы не будничная одежда, можно было подумать, что они и не уходили домой. Столпившись у стойки в три-четыре ряда, они в половине восьмого утра хлебали красное вино, большими глотками пили caffe coretto (эспрессо с добавлением алкоголя: граппы, виски, коньяка или ликеров), здоровались с нами, звали нас присоединиться. Мы, поблагодарив, отказались от вина и приправленного граппой кофе, настояв на горячем молоке с пенкой и порции эспрессо. Они жалостливо качали головами: слабаки.

Мы хотели расплатиться за свою долю во вчерашнем ужине и спросили, можно ли видеть хозяйку. Женщина по имени Вера, маленькая, крепко сбитая, с покрасневшими, как мякоть устриц, глазами пригласила нас занять столик у кухонной двери и присела напротив, чтобы подвести счет. Обложившись россыпью бумажек — на одной записано due chili dipomodori, два кило томатов, на другой — affettati, ломтики копченого мяса, остальные я сбоку не сумела разобрать, — она считала вслух, складывала, зачеркивала ошибки и наконец попросила Фернандо помочь. Он записал окончательную сумму и подал ей.

— Ма е cosi tanto? Неужели так много? — поразилась она. — Contiamoci un’altra voltal Давайте пересчитаем!

Фернандо уверил ее, что счет верен, и полез за бумажником. Глаза устрицы встревожились, неодобрительно обозрели каракули счета.