Любовники - Эдуард Багиров Страница 5

2006 год I

С тех пор прошло уже семь лет. Изменилась наша жизнь, и мы вместе с ней.

В общем Алиев довольно интеллигентен, к тому же ещё и откровенный до наивности романтик. И назвать его профессиональным, идейным жуликом не поворачивается язык. Просто жизнь по нему прошлась довольно жёстко. Его азербайджанец-отец умер рано, и он рос шпаной на улицах городка, расположенного в Туркменистане, в каких-то глушайших дебрях Каракумов, на отшибе цивилизации. Образования получить не смог, и даже отсидел за какую-то ерунду по молодости пару лет в тюрьме. А пока он сидел, его русская мать сменила азиатскую глухомань на родную, Нижегородскую. После освобождения он приехал к матери, и даже устроился на работу, но скоро в силу принципиальности ему пришлось оттуда уезжать – он испортил отношения с одним из самых значимых людей в районе, с каким-то местечковым пупком, и стал в городишке чуть ли не изгоем. Алиев уехал в Москву, и абсолютно с нуля начал новую жизнь. Разумеется, это было очень непросто. Ему пришлось пройти все круги ада, которые в негостеприимной столице ожидают всех без исключения нищих искателей счастья. Начинал Алиев с самого низа, снимая у какой-то старухи матрац в углу однокомнатной хрущёвки, и методично, шаг за шагом, поднимался вверх. Путь этот был весьма нелёгок. Алиевские прожекты часто заканчивались полными провалами, раз за разом снова отбрасывая его в полную нищету. Его грабили менты, подставляли партнёры, давили конкуренты, сжигали офис бандиты. А однажды, сразу после дефолта самый близкий его товарищ Саша Хохол, которому он доверял как себе, сбежал на Украину, предварительно опустошив сейф с их общими деньгами. После чего Алиев зарёкся брать партнёров, даже из числа друзей.

Но он всё это перенёс относительно спокойно, и раз за разом придумывал всё новые и новые проекты. Агентство недвижимости, которое он тогда всё-таки открыл, приносило ему неплохие деньги. Но так как деятельность эта была всё же полулегальная, да и честной её тоже сложно было назвать, то никакого развития предприятие не получило: на него вышли районные опера, и осторожный Алиев мгновенно исчез из поля зрения, оставив контору в подарок помощнице. После этого он поочередно открывал то модельное агентство, то какую-то автобусную контору, потом где-то в Митино салон белой магии, затем разливал где-то в Подмосковье поддельную парфюмерию, и вообще занимался чёрт-те чем, но на месте никогда не сидел.

Теперь, спустя годы, он занимается строительством. Причём довольно успешно: начал совсем ещё недавно с отделки частных кухонь и сортиров, а теперь обслуживает несколько каких-то перспективных казённых заказов. Я в этом не особенно разбираюсь, просто знаю, что он часто мотается по командировкам, а имена заказчиков упоминать избегает. Скромно живёт один в съёмной квартире. И несмотря на пройдённые огонь, воду и медные трубы, в мрачного упырямизантропа не превратился, и веры в людей не потерял. Да и вообще за прошедшие годы он стал намного спокойнее. Но не стоит обольщаться: его спокойствие не слабость – принимать жесткие решения он умеет превосходно, и в случае необходимости способен совершенно спокойно и без лишних рефлексий выбить вам челюсть. После чего так же обезоруживающе улыбнётся, и вежливо вызовет «Скорую помощь».

Я, в отличие от Алиева, довольно ленив, и активной деятельности не жажду. Родом я из Ташкента, но много лет живу в Москве. Родителей у меня нет. Так сложилось. Приехав когда-то в Москву, я устроился в жульническую контору, которая специализировалась на продаже по улицам всякого левого дерьма. В середине девяностых через такие конторы прошли десятки тысяч человек, чрезвычайно распространённый тогда вид бизнеса. Лично мне это нравилось тем, что не нужно ни о чём думать, чем-то париться, принимать какие-то решения, и нести за что-либо ответственность. Утром взял со склада товар, вечером сдал остатки, и ты с деньгами. Вот и весь процесс. Работа максимально расслабленная, но в то же время это отличная, уникальная коммуникативная школа, и прошедшие её достаточно глубоко, как я или тот же Алиев, могли уже не беспокоиться о куске хлеба насущном.

Кризис девяносто восьмого года пустил ко дну три четверти подобных конторок, и тогда не у дел осталось немало превосходных профессионалов, способных впарить кому угодно хоть чёрта в ступе. Подавляющему большинству из них – без высшего образования – во многие легальные компании дорога была закрыта. Но примерно в то же время в Москве появился новый вид жульничества: диплом любого высшего учебного заведения запросто продавали в метро, как пачку сигарет, или свежую газету. Ясное дело, с поддельными вузовскими печатями, но это мало кого волновало – проверить подлинность документа могли только крупные компании, имевшие собственную службу безопасности, как правило состоявшую из бывших сотрудников государственных спецслужб. Но наряду с ними в Москве существовали ещё и легионы мелкокалиберных контор, где всякого рода специалисты всегда остро необходимы. На деньги, изъятые у барыги, я тогда купил себе диплом психолога, регистрацию в Москве, и без особого труда устроился менеджером по продажам в небольшую компанию, оптом и в розницу торговавшую полимерами. Быстро врубившись в процесс и специфику, я развил там такую бурную деятельность, что через три месяца уже сидел в собственном кабинете, коммерческим директором.

А ещё через три месяца я страшно запил.

Офисная жизнь нагнула меня очень быстро и здорово. Свободолюбивый, с независимым характером, я честно пытался начать жить, как все. В активе я имел: идиота-гендиректора, которого терпеть не мог, кучку подчинённых, которых я презирал и не видел в упор, ещё корпоративный автомобиль «Форд фокус» не самой первой свежести, компьютер, съёмную квартиру… Нет, с виду-то как раз всё было нормально – в кругу таких же конторских хорьков я считался крутым офисным мачо, рвущим конкурентов, как старые газеты; должность моя звучала достаточно громко, а ещё мне оплачивали мобилу и бензин, поэтому в кабацких разговорах при знакомствах со всякими офисными мышами различной степени смазливости, я мог тяжеловесно уронить термин «соцпакет». И неважно, что запселых конторок, подобных нашей, в городе миллион. И плевать, что, по сути, я такое же ничтожество, как и эти офисные дуры, сосредоточенно выслушивающие мои голимые бредни. Зато я – «топ-менеджер». Тьфу, идиотизм. Отчётливое осознавание собственной фальшивости и никчемности страшно меня угнетало, и я жил в состоянии перманентного стресса, который нужно было как-то снимать. И я запил так, как не пил никогда прежде.

Более того – за торговлю полимерами я себя глубоко презирал. Не уверен, что Бог создавал меня для того, чтобы я торговал полимерами. Ну не может любить себя человек, осознающий, что вынужден заниматься какой-то бессмысленной, беспросветной херней. А если человек не любит себя, то он вообще никого любить не в состоянии. В свою очередь, его тоже мало кто любит.

Нет, ну какое-то подобие девушки у меня почти постоянно тусовалось дома. Более того, на первый взгляд моя тогдашняя подруга являлась просто чудом – красивая, образованная, прекрасные манеры, безупречно ухоженная, и всё такое. Она делала карьеру в какойто крупной компании, ездила на корпоративы в караоке и боулинг, вела здоровый образ жизни, и вообще имела вид успешной, состоявшейся молодой леди. На самом же деле она была скучной, серой офисной мышью, радовавшейся пошлейшим приколам с глупейших развлекательных ресурсов, и целыми днями отлынивала от работы, зависая на сайтах знакомств, и каких-то сраных астрологических порталах, изучая ежедневные, ежемесячные, и ежегодные гороскопы. Единственная причина, почему долго не прогонял её ко всем чертям – она была в моём вкусе, чисто внешне, её не стыдно показывать людям, когда она молчит, ну и ещё она не бревно в постели. А, чуть не забыл самое главное её достоинство – она не зудела, и не морочила мне голову. Тихо сидела в углу, ковыряла бумажки со своими «вертикально интегрированными компаниями», и не мешала мне заниматься своими делами у компьютера. Я и занимался – находил на «Одноклассниках. ру» новых девочек, и вовсю развлекался. Да, я ей напропалую изменял. Потому что, по большому счёту, она была мне по хую. Я даже имени её вам не скажу, ибо какая разница-то?