Только моя Япония (непридуманное) - Дмитрий Пригов Страница 5

Я вам сейчас расскажу… —

Нет, постой, постой! Уж лучше пусть это буду я. Пусть уж лучше пальма первенства принадлежит мне. А то вот так же с Тарантино вышло.

Как с Тарантино вышло? —

Да очень просто. Мне все это давно уже в голову пришло. Задолго до него, так как я и постарше лет на тридцать буду. Просто по лени я долго и медленно ворочал все это в голове. Присматривался, как бы получше обкатать да подать требовательной публике. Ждал и возраста соответствующе приличного, чтобы с самим собой тоже было по-честному — мол, не скороспелое, а пережитое и выстраданное. Да чтобы и перед внешним миром не было стыдно — мол, человек в возрасте, знает, что говорит. А тут Тарантино! —

Что, тот самый Тарантино? —

Да, тот самый. Объявился как недоросль. Выскочил без всяких там моих русских сложно- и изощренно-психологических переживаний и самотерзаний. Просто выбежал впереди всех, стоящих в честной очереди, да и все это выкрикнул от своего имени. Попробовал бы он это во времена моего детства! Там таких быстро на место ставили. А если не ставился — так просто укладывали, и надолго и недвижимым, извините уж. Но оказалось, что людям-то плевать на такие тонкие соображения и изящные переживания, которыми я томился столько лет. Посему и спешу вам сообщить: да, везде, везде все одно и то же! Даже больше — ничего другого-то, по большому счету, в мире и нет. В высотных зданиях, как правило, по всему свету присутствуют лифты, останавливающиеся обычно на любом функционирующем этаже, за исключением специально служебных, закрытых и секретных. Внутри на стенке лифта, если приглядеться, даже не разбирая языка, просто определяя по привычному канонизированному расположению, на ощупь даже при полной темноте, можно обнаружить кнопки этажей, закрытия дверей и их открытия, а также бесполезная кнопка связи с оператором, на случай застревания. У подъездов есть либо звонки, либо домофоны. Ну естественно, иногда и не бывает. Пообдирали все. Либо не успели установить. Есть продуктовые магазины и магазины различной промтоварной специализации — обувные, одежные, мебельные, посудные, писчебумажные, музыкальные и игрушек, стеклопосуды, строительных материалов, комиссионные или уцененных товаров, всяческой техники, машин, электроники. Да, косметические магазины. Магазины всяческих причуд. Есть еще цветочные магазины и всевозможной умилительно мяукающей, гавкающей, каркающей, рычащей, свербящей и упорно под водой молчащей живности. Парикмахерские и пункты обмена валюты встречаются повсеместно. Пункты продажи мороженого и всяческих напитков вразливную есть. Пункты сбора металлолома и стеклянной посуды. Опорные пункты охраны общественного порядка. Я повторяю, что говорю вещи известные. Я их помню с младых ногтей даже в весьма не благоустроенной округе нашего трагически напряженного двора. Все это так нехитро, почти незамечаемое и неупоминаемое в серьезных писаниях и описаниях за обычностью и непривлекательностью. Но когда-то и кому-то же надо помянуть! Есть университеты и институты для молодежи. Театры, кинотеатры, клубы, дискотеки, стадионы и парки разнообразные. Почти везде есть зоопарки. Господи, куда я попал? Выезжал ли я когда-либо и куда-либо из Москвы, из своего родного Беляева?! Или же весь мир и есть одно большое родное разросшееся до планетарного размера Беляево?!

Есть вокзалы, аэропорты и автовокзалы с их моментально узнаваемыми поездами, самолетами и автобусами. Да и люди, наконец, чудовищно похожи друг на друга, везде, ну, буквально везде. Просто неприлично похожи друг на друга. Моя жена часто спрашивает: Правда, вот этот похож на этого? —

На этого? — переспрашиваю я.

Что ты переспрашиваешь? Да, на этого. Ужасно похож. —

Ну… — медлю я, — в общем-то нос там, губы, глаза, может быть… уши вроде… —

Вот я и говорю. —

Ну, тогда, конечно.

Есть также такси и метро. По одной стороне улицы уедешь в одну сторону, по другой в другую. Смотри внимательно на светофоры. На красный стой, на желтый расслабься, на зеленый гуляй — не хочу! В метро есть кассы и пропускные автоматы. По рельсам зачастую шастают потерявшие всякую стеснительность и страх крысы и мыши. Это, понятно, я согласен с вами, неприятное зрелище, но оно почти повсеместное, так что не помянуть его нет никакой возможности. Если вы невольно загляделись на этих мерзостно-завораживающих тварей и опоздали на поезд — ничего. Через некоторое время со строгой периодичностью подойдут другие. Есть гостиницы, справочные и туристические бюро. Много чего другого есть, что просто не приходит вот сейчас прямо на ум. Ничего, потом вспомню и впишу. Есть администрация, пожарные команды и полиция. Я не говорю о степени эффективности работы каждой из перечисленных институций. Я говорю о принципиальной унифицирующей урбанистической структуре, наложенной на жизнь любого крупного современного города, независимо от его географического расположения, исторических традиций и национальных особенностей.

Но бывает, конечно, и иначе. То есть, вернее, можно иначе — и машины чуть разнятся, особенно для знающих и любящих это тонкое дело. И аэропорты по размаху, по всяческим причудам и дизайну вполне различаемы и распознаваемы. И стюардессы чуть-чуть отличны. Я встречал некоторых, кто предпочитал определенные авиакомпании именно по причине красоты и элегантности стюардесс. И выпивки наливают не во всех самолетах. Это уж различие — всем различиям различие! И в аэропорт выходишь — баааа! Лица-то все вокруг незнакомые! Японские! Говорят что — непонятно. Все изрисовано разноцветными штуками, по-ихнему — буквы, вернее, слоги или целые слова. Как было помянуто, различных алфавитов, впрочем, вполне не-различаемых иноземцами, но используемых теми же самыми японцами, далеко не один. Но никто тут, среди всего написанного всеми тремя способами, не ведает дорогих нашему сердцу имен. Не ведает про Пугачеву или Киркорова. Это не в укор им обоим. Ведь и в наших пределах японские поп-герои вполне неведомы. Слово «духовность» трудно переводится на японский язык, а понимается и того труднее. Водка хоть и известна, но не как нечто святое и национальное неприкосновенное, а просто как неплохой напиток. Приятно употребить. Но немного. Капельку можно и выпить. Японцы чрезвычайно быстро хмелеют от мизерной доли спиртного. В пьяном состоянии они милы и неагрессивны. Они еще шире улыбаются, обнимают друг друга и распевают песни. Поздно ночью неверной рукой они поворачивают ключ в нехитром дверном замке, входят в дом и тут же сбрасывают ботинки. Иногда, как особенно настаивают сами японцы в утверждение широты своей натуры и терпимости натуры женской, домой загулявшего доставляет любовница. Она деловито обменивается с женой приветствиями и некоторыми замечаниями по поводу нынешнего конкретного состояния здоровья и настроения их общего предмета заботы. Иногда пересказывает некоторые комические детали его сегодняшнего поведения в подвыпившем состоянии. Обе сдержанно улыбаются. Жена с поклоном провожает полуколлегу и с поклоном же приветствует мужа. Снимает официальный пиджак, расслабляет тугой галстук, раздевает и отводит в прохладную супружескую постель, изготовленную в виде тоненького матраца, постеленного прямо на татами с жесткой же подушкой, набитой шелухой какой-то неведомой мне крупы. Вся вышеописанная сцена весьма и весьма отлична от нашей. У нас все несколько иначе, вроде уже описанного выше способа встречи кислотой, или, в более простом варианте, — кулаками и острыми каблуками новеньких туфелек. Я ведь пишу не только для ребят, но также и для девчат из нашего двора. Им тоже надо это все иметь в виду. Надо быть готовыми к далекому и, может быть, вполне чуждому им быту и обиходу. Что же, привыкайте, девчата. Надо врастать в широкий мир неожиданностей и разнообразия.