Соленый клочок суши - Джимми Баффетт Страница 5

Услышав скрип двери, он очнулся, сорвал маску и поприветствовал меня старой, до боли знакомой улыбкой.

– Ты нашел ее, – вот и все, что он сказал.

Я взглянул на раковину, лежавшую у меня на ладони.

– Ну, давай поболтаем, – проворчал он. – У меня осталось не так уж много времени. Черт, да впусти же немного света в эту дыру!

Он потянулся к пачке, прикурил, затянулся и тут же страшно закашлялся. Вскоре кашель утих, и он сел, зажав сигарету в пожелтевших от табака пальцах.

– Гвозди в крышку гроба, – тяжело дыша, прохрипел он, смотря на сигарету. – Вот кто они такие, эти сукины дети, Талли. Гвозди в крышку гроба. А-а, черт с ним, я и так одной ногой в могиле.

Я положил ракушку на столик рядом с кроватью.

– Я потерял ее и думал, что уже не найду. А потом сегодня утром…

– Я знаю, – хрипло выдохнул он. – Что ж, думаю, лучще рассказать тебе всю историю до конца.

И с этими словами Джонни Красная Пыль вновь разжег в моем сердце магию, в которую научил меня верить отец. Он затушил сигарету, прижал кислородную маску к лицу, сделал несколько глубоких вдохов, сел и крепко сжал мою руку.

– Талли, в песне океана нет слов, но в ней содержится одно нехитрое послание: мы не должны забывать о том, откуда пришли. Песня заключена в воде, из которой состоим и мы сами. Большинство людей не замечают ее, она доступна лишь избранным. Ты один из тех счастливчиков, что несут ее в своем сердце. Но будь осторожен: это беспокойная песня, гонимая ветрами и течениями. Она может превратить тебя в бревно, которое прибивает то к одному, то к другому берегу. Но ты однажды найдешь нужное место и пустишь корни. Отправь мне открытку, когда доберешься туда.

Прежде чем я ушел, он попросил меня подать ему старую холщовую сумку, лежавшую в углу палаты. Я выполнил просьбу, и тогда он начал смеяться и хрипеть одновременно. Секунд через десять приступ кашля утих, и он извлек из недр видавшей виды парусины потертый кожаный мешочек. Именно из него он когда-то достал мою ракушку. Вот и сейчас он запустил трясущуюся руку внутрь и вытащил маленького вырезанного из дерева геккона на кожаном шнурке.

– Надень-ка его, – сказал он. – Отныне он будет сопровождать тебя во всех твоих странствиях.

Я взял брелок и повесил на шею.

– Может, сейчас тебе так и не кажется, но ты направляешься домой. Раковина будет напоминать тебе о том, куда ты идешь, а геккон станет твоим товарищем в пути, так что тебе никогда не будет одиноко.

– Что-то подсказывает мне – в будущем меня ждет долгое путешествие, – сказал я.

– На любой работе дерьма хватает. Тебе просто надо найти такую, где его поменьше. Насри на ранчо, живи своей жизнью.

Я обнял Джонни на прощание, вышел из палаты и еще долго стоял на ступенях госпиталя, глядя на его окно и зная, что больше никогда его не увижу. Помахав пустому оконному проему, я поднес раковину к уху и понял, что время пришло.

Джонни оказался прав. Очень скоро все изменилось. Неделю спустя ранчо в Вайоминге, где я проработал большую часть своей жизни, купили калифорнийцы, чтобы разводить пуделей. Это меня как громом поразило. Новая владелица Тельма Барстон привнесла новый смысл в титул «Злая Ведьма с Запада». Ей стоило бы сменить имя на Бастинду. А потому рано или поздно, но мы схлестнулись. Сражение на пуделином ранчо в Хартэйке вряд ли войдет в учебники истории, но тот день изменил всю мою жизнь. Не осознавая, что делаю, я выкинул массажный стол Тельмы в окно. Час спустя я поставил раковину на приборную панель моего пикапа, сунул в пищевой отсек лошадиного фургона седло, коллекцию произведений искусства из двух картин, одежду и радиоприемник, загрузил Мистера Твена, потер деревянного геккона на шее – и ни разу не оглянулся. Я вез своего коня к морю.

Одна из многих жемчужин мудрости, подаренных мне капитаном Клеопатрой Хайборн, звучит так: «Странное удовольствие получаешь от шторма, когда плывешь на непотопляемом корабле».

Только вот дело в том, что я не был знаком с Клеопатрой, когда вышел в открытый океан первый раз в жизни. С собой у меня тогда были только мои талисманы: геккон Джонни Красной Пыли, раковина моллюска и картина. Услышав рассказ о том, как я ее нашел, капитан Кирк Паттерсон разрешил повесить картину на переборке рулевой рубки на время нашего путешествия в рай. На удачу.

Да, это звучит диковато, но я – ковбой с коллекцией произведений искусства: всего две картины, но они проехали со мной почти через всю страну, от Вайоминга до Алабамы. Именно там я познакомился с Кларком Гейблом, объездчиком лошадей-каттеров. [11]Он и представил меня капитану Кирку, владельцу креветочного траулера. Кирк согласился перевезти нас с Мистером Твеном через Мексиканский залив на Ки-Уэст, а оттуда – на полуостров Юкатан.

Одной из картин, которые я вез с собой, была очень ценная гравюра. Я свернул ее трубочкой, убрал в водонепроницаемый мешок и спрятал под своей койкой. Она принадлежала моей прабабке, в молодые годы сбежавшей из родного Теннесси в Эквадор. Ее историю и историю того, как это произведение попало ко мне в руки, я расскажу позже. Другой шедевр назывался «Святая покровительница молний».

Мое увлечение искусством началось одним весенним утром на блошином рынке на окраинах Шайенна, штат Вайоминг. Я отправился туда на ежегодную ковбойскую версию Марди-Гра [12]– Дни Фронтира. [13]Легенды, культурные и исторические события, породившие народные празднества, вроде этого, еще представляют некий интерес для посетителей, но скорее – это просто повод для всеобщей гулянки. В такие дни местные власти и религиозные лидеры закрывают глаза на распутство и пьянство, и город получает огромные прибыли. Признаюсь, я действительно ездил в Шайенн не только встретиться с друзьями, но и в надежде закадрить пару девчонок.

В качестве временной стоянки на предстоящую неделю я наметил кинотеатр под открытым небом на окраине города. На время его превратили в стоянку для трейлеров. Утром, прежде чем отправиться на гулянья, я вывел свою лошадь на прогулку, и сам не заметил, как очутился в центре гигантского блошиного рынка, раскинувшегося прямо у въезда в кемпинг.

Не сказать, чтобы я любил шататься по магазинам, да и блошиные рынки никогда не вызывали у меня энтузиазма, но в тот день по какой-то необъяснимой причине я остановился у одной из палаток. Внимание мое привлекла картина.