Будда из пригорода - Ганиф Курейши Страница 5

Они раздвинули ноги.

— Поднимите руки.

Они подняли руки.

— Теперь на вдохе дотянитесь до правой ступни.

После нескольких основных йоговских упражнений он уложил их на спины. Повинуясь его мягким командам, они расслабили пальцы один за другим, затем запястья, пальцы ног, лодыжки, лбы, и самое трудное — уши. Между тем папа, не тратя попусту время, скинул туфли и носки, и потом — я должен был догадаться — рубашку и чистую трикотажную майку. Он бесшумно обошел по кругу дремлющих, приподнимая то безвольную ногу, то руку, чтобы проверить, расслабились ли они. У Евы, тоже лежавшей на спине, один непослушный глаз медленно раскрывался. Случалось ли ей хоть раз в жизни любоваться такой сильной, такой смуглой, такой волосатой грудью? Когда папа проходил мимо, она дотронулась до его ноги. Человек в вельветовом костюме совершенно не мог расслабиться: лежал, как вязанка хвороста, скрестив ноги, с горящей сигаретой в пальцах, и задумчиво глядел в потолок.

Я зашипел Чарли на ухо:

— Сматываемся, пока нас не загипнотизировали, как этих идиотов.

— Ну разве это не прелесть что такое?

С верхней лестничной площадки к мансарде Чарли вела лестница.

— Будь добр, сними часы, — попросил он. — В моих владениях фактора времени не существует.

Я положил часы на пол и вскарабкался на чердак, занимающий всю верхнюю часть дома. Это пространство находилось в полном распоряжении Чарли. Скошенные стены и низкий потолок были разрисованы мандалами [14]и длинноволосыми ликами. Четыре его гитары — две акустических и два «Стратокастера» — рядком стояли у стены. На полу валялись большие диванные подушки. Пластинок были горы, и четыре Битла периода «Sergeant Pepper» [15]глядели со стены, как боги.

— Слушал в последнее время что-нибудь достойное? — спросил он, зажигая свечу.

— Да, — после покоя и тишины гостиной мой голос звучал неестественно громко. — Новый альбом «Стоунз». Я сегодня поставил его в музыкальном клубе, и народ просто ошизел. Поскидывали пиджаки и галстуки и как оголтелые ринулись танцевать. Я влез на стол и отрывался. Прямо языческие ритуальные пляски устроили. Жаль, что тебя не было, старик.

Я взглянул на Чарли и мгновенно понял, какое я тупое животное, обыватель, дитя малое. Откинув длинные, до плеч, волосы, Чарли смотрел на меня долгим, понимающим и всепрощающим взглядом, и улыбался.

— Думаю, тебе пора промыть уши кое-чем по-настоящему питательным, Карим.

Он поставил пластинку «Пинк Флойд» «Ummagumma» [16]. Я изо всех сил заставлял себя слушать, пока Чарли, сидя напротив, сворачивал косяк, смешивая сухую марихуану с табаком.

— Твой папаша… Он высший класс. Мозговитый мужик. Ты каждое утро выполняешь всю эту медитацию?

Я кивнул. Кивок-то не может считаться ложью, верно?

— И мантры распеваешь?

— Распеваю не каждый день, нет.

Я вспомнил, что творится по утрам у нас дома: папа мечется по кухне в поисках оливкового масла, чтобы смазать волосы; мы с братом орем и рвем друг у друга номер «Дейли Миррор»; мама жалуется, что вынуждена ходить на работу в обувной магазин.

Чарли прикурил для меня косяк. Я затянулся и вернул его, умудрившись просыпать пепел на рубашку и прожечь дырку. Меня сразу зацепило, замутило, и я вскочил.

— Ты чего?

— Мне в сортир надо.

Я скатился по чердачной лестнице. В ванной комнате семейства Кей висели театральные афиши в рамках, оповещающие о пьесах Дженет. Бамбуковые и пергаментные свитки на стенах изображали спаривающихся уроженцев Востока, толстых и коротконогих. Там было биде. И пока я сидел со спущенными штанами, жадно пожирая глазами весь этот шик, мне было ниспослано прозрение. Я вдруг впервые четко осознал, чего хочу от жизни. Я хотел, чтобы мое будущее было насыщено мистицизмом, сексуальными обещаниями, умными людьми и наркотиками. Раньше я этого не понимал, теперь же не желал ничего другого. Так мне открылась дверь в будущее, и я увидел, куда лежит путь мой.

А Чарли? Моя любовь к нему была не такой, какой бывает обычная любовь. Не было в ней ни благородства, ни великодушия. Никто не заводил меня так, как заводил Чарли, но я не питал к нему добрых, возвышенных чувств. Я как бы предпочитал Чарли себе. Я хотел быть им. Владеть его талантами, его лицом, его стилем. В один прекрасный день проснуться и обнаружить, что все, чем обладал Чарли, волшебным образом трансформировалось в меня.

Я стоял на верху лестницы. В доме царила полная тишина, если не считать приглушенных аккордов песни «A soucerful of Secrets» [17]с чердака. Кто-то зажег благовония. Я прокрался на первый этаж. Дверь гостиной была открыта. Я заглянул в тускло освещенную комнату. Рекламщики и их благоверные сидели, скрестив ноги, с прямыми спинами, и дышали — глубоко и ровно. Вельветовый Костюм восседал в кресле спиной ко всем и читал, дымя сигаретой. Ни Евы, ни папы в комнате не наблюдалось. Куда они запропастились?

Я покинул загипнотизированных будд и отправился в кухню. Черный ход зиял широко распахнутой дверью. Я ступил в темноту сада. Вечер был теплый, светила полная луна.

Я встал на колени. Я знал, что надо делать — побывав на папиной демонстрации, я стал проявлять чудеса интуиции. Ползком я пересек внутренний дворик. Наверное, недавно здесь жарили барбекю, потому что кусочки древесного угля, острые, как бритва, впивались мне в колени, но я кое-как добрался до кустов, опоясывавших лужайку. Я смутно видел в конце лужайки садовую скамью. Подполз ближе. Бледного сияния луны как раз хватило, чтобы разглядеть на скамейке Еву. Она стягивала через голову одежду. Стоило напрячь глаза, и я увижу её грудь. И я стал напрягать, и напрягал до тех пор, пока не почуствовал, что глаза сейчас вылезут из орбит. Наконец, я понял, что не ошибся. У Евы была только одна грудь. Там, где по традиции полагалось находиться второй, было пусто, если мне не изменяло зрение.

И практически не заметный под всей этой роскошью распущенных волос и плоти, лежал мой отец. Я точно знал, что это папочка, ибо он вопил — на все Бекенгемские сады, наплевав на соседей: «О боже мой, о боже, боже!» Интересно, неужели и я был зачат таким же макаром — в остром ночном воздухе окраины, под христианские стоны мусульманина-ренегата, вырядившегося буддистом?