Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина Страница 5

— Елена Павловна, если я вам сегодня больше не нужна — я пойду. Мне ребёнка надо из садика забрать.

Вот! Ребёнка!

Конечно же, она отпустила секретаршу.

Елене Павловне не хватало ребёнка. Точнее сказать — детей. Потому что женщине её достатка нужен был не один ребёнок. А трое. (Алабаи не при чём — чтобы кто ни подумал.) За один раз. Чтобы долго не мучиться — да и время поджимает. За один раз — но от разных. Это возможно. Она читала. Не только легенды и мифы Древней Греции, но и разнообразные околонаучные статьи. Наука достигла, учёные добились. Почему от разных? Чтобы разные. Это очевидно. Во-первых — очень интересно. Во-вторых… чтобы не все яйца в одну корзину. Генные комбинации довольно забавная штука. Дети нужны способные. Разнообразно способные. Бизнес. Спорт. Что там ещё? Искусство… Всё вроде.

Оставалось подыскать отцов. С этим были некоторые сложности. Нет, с мужчинами сложностей не было. У красивой и богатой женщины не бывает сложностей с мужчинами. Но нужны были не мужчины. Нужны были отцы. Правильные отцы. Доказавшие свою витальность. Умный и богатый. Олимпийский чемпион (неоднократный, разумеется). И какой-нибудь известный балерун, или художник, или писатель… Музыкант. Но тоже такой. С мозгами и счётом. Хорошим счётом. Чтобы в Форбсе. В детей хотелось упаковать как можно больше потенциальных способностей.

И сначала Елена Петровна пошла к умному и богатому. Логично. Художников со спортсменами хоть пруд пруди. Всегда на виду. А умные и богатые — с ними же как с партизанами: главное — вопрос доверия.

Такой у неё давно имелся в активе. Но не просто имелся. Он ей действительно нравился. Она же женщина, и ничто женское, как говорится… Она даже была в него влюблена когда-то. Страстно. И даже оставалась влюблена по сей день. Правда, уже спокойно. (Ох, уж эта незримая, но незыблемая грань между «когда-то» и «сейчас».) А что?!С женой всё равно никогда не разведётся. (Хотя и тасует молоденьких «просто девушек» на глазах у Елены Павловны, вызывая её жгучую ревность.)Так что? Логично, что после «страстно» и «спокойно» подошла очередь «методично». То есть то, что называется «деловым предложением». И не надо думать, что она хотела предложить ему бабки в обмен на генетический материал. Елена Павловна не стала бы такой, мягко сказать, не бедной — если бы не была умной. Она пришла к умному и богатому товарищу-господину, с которым была знакома уже лет двадцать. И с которым она не раз сотрудничала на нивах разнообразных цветных, цветочных и прочих овощных и фруктовых революций. Лозунги и платформы просто так не рождаются. Кричалки не на майданах сочиняются. А под сенью. Да под трюфеля. Понимать надо.

— Игорь Петрович, есть дело на сто миллионов. Рублей. Но — тоже неплохо.

Игорь Петрович посмотрел на старую боевую подругу крайне заинтересовано. Миллионы он любил. Хоть в чём. Миллион — это сакрально. Осознаваемо. Приемлемо. Понятно, да?

Секретарша принесла свежесваренный кофе, к которому Игорь Петрович присовокупил прекрасный коньяк. И товарищи проговорили часа три примерно. Проект Елены Павловны был великолепен.

В Думе у неё были люди. Ею же туда и посаженные. В стране очень пекутся о репродуктивном здоровье нации и всей этой байде. То аборты грозят запретить. То высшее образование женщинам собираются разрешить получать только по предъявлении карапуза. То материнский капитал с тройным подвыподвертом пытаются (не)выдать. Давят в основном на женщин, дураки. Чем гнев этих самых женщин и вызывают. За что сражались Клара и Роза, в конце-то концов?! Зря, что ли, померла Инесса Арманд? Впустую, что ли, Мура Закревская пощипала Максима Горького и распотрошила Герберта Уэллса?!

И вот, значит, надо в Думе протолкнуть такой законопроект. Мужской такой законопроект. Мужчины — все поголовно — возрастом от восемнадцати и до могилы, — сдают сперму. Чтобы проверить, а как в Рассеюшке дело с самцовостью обстоит?! Чего всё на баб вешать? Ты представляешь, сколько на этом деле можно бабла сорвать? Всей вертикали хватит по три раза!

Игорь Петрович представлял. Он вскочил и, потирая руки, стал взволнованно прохаживаться по кабинету. Стены обители были увешаны дипломами, грамотами, правительственными документами, удостоверявшими подлинность наград и званий. Остановившись под одним из них, гласившим, что Игорь Петрович является создателем и бессменным председателем общественной организации «Отцы Отечества против курения детей Отечества», он закурил. Недавно он купил замок во Франции и уже приглядывал небольшой островок в Океании…

— Отличная идея! — Резюмировал он с восторгом. — Под это дело мы организуем кампанию…

— Да! Кампанию! Именно кампанию! И все первые…

Он строго поглядел на подругу, покосившись на портрет первого лица в богатой раме, по толщине и витиеватости втрое превышающей сам образ, так сказать.

— …не последние лица страны, — тут же поправилась она. — Все знаменитости мужского пола — сдадут сперму первыми. И, разумеется, ты. Как первое лицо…

Игорь Петрович снова косо взглянул на портрет и прикурил последующую от предыдущей.

— Как первое лицо кампании! Движение за…

Елена Петровна посмотрела на своего друга. В названиях он был дока. Целая революция так и не узнала, кому и чему она обязана своим гордым названием «Помэранчевая». Оранжевая.

Сидела как-то группа товарищей высшего политтехнологического звена в киевском ресторане, распивала спиртные напитки, и продумывала все мелочи. Не было только главного — названия. Игорь Петрович поманил официантку и заказал кувшин свежевыжатого апельсинового сока. Обильная еда, река спиртного и курение в режиме «чейн-смоук» очень способствуют жажде. Официантка посмотрела на Игоря Петровича строго, нахмурила брови и сердито пролаяла:

— По-мэ-ран-чо-во-го-нэ-ма!

— Чё? — удивился Игорь Петрович.

— По-мэ-ран-чо-во-го-нэ-ма! — Повторила непреклонная официантка.

Один из товарищей уже утирал слёзы. Они третий день все хором утирали слёзы. В волнующейся матери городов русских шёл фильм «Женщiна-кiшка». Игорь Петрович уже хотел было пойти на этот кровавый блокбастер, или же крутое порно — тут можно было предположить всё, что угодно. Но местные товарищи разочаровали Игоря Петровича, переведя ему с мовы на язык. Такая многообещающая женщина-кишка оказалась всего лишь женщиной-кошкой. В этой роли он любил тонкую блондинку Мишель Пфайфер, а вовсе не жопастую темнокожую даму, смотревшую с афиши.

— Апельсиновый, Игорь! Апельсиновый. На мове.

— Оранжевая! Помэ… Как вы сказали? — он метнул в недовольную официантку добрый взгляд № 3. — Щэневмэрла… Помэ… Помэранчевая революция! Оранжевая! Оранжевый — цвет победы, мечты и… того напалма, который кто-то пролил на морду нашего текущего пациента-заказчика [7].