Потерянные мемуары Джейн Остин - Сири Джеймс Страница 5

— Я его мать, а вы его сестры! Он богат и живет в Годмершеме, ни в чем не нуждаясь. В его распоряжении столько домов, что он вполне мог бы поступиться доходом от одного из них!

— И все же его предложение ста фунтов в год весьма великодушно, мама, — сказала я.

— На мой взгляд, недостаточно.

Мать схватила крупный гренок с подноса и щедро намазала его маслом.

— Для Эдварда это капля в море. Поверить не могу, что он так поступил. Это все его жена! Элизабет стремится сохранить все деньги для себя и своих детей. Она гроша ломаного не пожелает потратить на несчастных мать и сестер своего мужа!

— Эдвард вправе свободно распоряжаться своим имуществом, — напомнила я, наливая матери какао. — Элизабет не в силах что-то ему запретить.

— Ну разумеется, в силах! — воскликнула мать, откусив от гренка и яростно заработав челюстями. — Ты не знаешь, какое влияние жена может иметь на мужа, Джейн, в особенности когда они близки так, как эти двое. Эдвард покладист и не терпит споров. Элизабет достаточно выдвинуть мельчайшее возражение против чего-либо, как он изо всех сил постарается ей угодить.

— Мама, я уверена, что Элизабет никогда не повела бы себя так жестоко, — возразила Кассандра. — Она милая и привлекательная женщина.

— Милая и привлекательная женщина с гонором, — фыркнула мать, — гордая своим аристократическим воспитанием и образованием, но не обладающая природными дарованиями и не питающая уважения к тем, кто наделен ими свыше. О да, скромный талант гуднистоуновские Бриджесы еще в состоянии вынести, но никак не Божий дар.

Я не могла согласиться с матерью. В 1791 году Эдвард женился на восемнадцатилетней Элизабет Бриджес из Гуднистоун-парка в Кенте. Их союз был скреплен любовью и благословлен множеством детей. Элизабет, элегантная и красивая женщина, получила образование в самой престижной лондонской школе-интернате для девочек, учебный план которой включал французский, музыку, танцы и этикет, но почти не затрагивал науки. Элизабет — женщина твердых принципов, преданная жена и мать — обожала мужа и всегда обращалась с нами крайне любезно. Полагаю, чувства матери были вызваны скорее расстройством от осознания огромной разницы в материальном положении между ней и Элизабет, нежели словами или поступками невестки.

— Даже если Элизабет повлияла на брата в этом вопросе, мама, — сказала я, — а я не уверена, что это так, мы должны быть благодарны Эдварду за его предложение.

— Ты права, — вздохнула мать в тот самый миг, когда, оставив саквояжи у двери, в комнату вошли Джеймс и Генри.

Я быстро ознакомила их с содержанием письма Эдварда, которое, по-видимому, безмерно порадовало обоих.

Мать встала и с благодарностью расцеловала братьев в щеки.

— Спасибо, мальчики. Вы спасли нас от богадельни. Если мы будем соблюдать строгую экономию, то, уверена, сумеем свести концы с концами. И все же поистине не представляю, где нам жить, ведь, даже имея четыреста пятьдесят фунтов в год, мы не можем позволить себе собственный дом.

— Не сомневаюсь, что вы с девочками вполне справитесь и будете счастливы, матушка, — сказал Генри.

— Да, мы это обговорили, — добавил Джеймс, изучая кареты за окном и, несомненно, надеясь узреть на туманных улицах посланный за ним экипаж. — Вы можете проводить зимы в уютных съемных комнатах в Бате, а остаток года — в деревне у родственников.

Мы с Кассандрой обменялись смятенными взглядами. По смущенному выражению лица матери я поняла, что все мы одинаково остро ощущаем унизительность подобной ситуации. Жить порознь у родственников! Без постоянного дома мы будем полностью зависеть от братской доброты, соглашаясь с любыми условиями, в том числе и в вопросах переезда.

Я боялась, что мы никогда больше не сможем назвать наши жизни своими собственными.

Для начала, как и предложил Джеймс, мы поделили год на жизнь в съемных комнатах в Бате и продолжительные визиты к друзьям и родственникам, в том числе Джеймсу и его семье в Стивентон и Эдварду с женой и детьми в Годмершем-парк.

Я всегда любила Годмершем: там поневоле купаешься в неге. Эдвард жил элегантно, праздно и роскошно, как и подобало хозяину богатого поместья и мужу благовоспитанной аристократки. Большой красивый особняк из красного кирпича стоял в превосходном уединенном месте посреди парка, сразу за которым начинались поросшие лесом холмы. Дом, о котором заботилось не меньше дюжины слуг, обладал великолепной библиотекой, прекрасно обставленным холлом и гостиной с чудесной лепниной и резными мраморными каминными досками. Остальные комнаты, хоть и многочисленные, были меблированы довольно скромно. Мне нравилось прогуливаться по опрятным садам и заходить в стилизованный античный храм на холме за парком. Развлечениям, званым вечерам и изысканным яствам не было конца: в Годмершеме я ела мороженое, пила вина с тонким букетом и наслаждалась забвением вульгарной экономии.

Особенно я любила играть с детьми, коих в то время насчитывалось девять или десять. Мы катались по реке на лодках; я складывала для мальчиков бумажные кораблики и вместе с ними обстреливала флот каштанами; играла с девочками в школу и в карты, в кукольные домики и в шарады, к тому же мы постоянно придумывали загадки. Несколько раз в одной из верхних спален я читала вслух какую-нибудь из своих старых рукописей, к удовольствию старших дочерей, Фанни и Лиззи.

Особо привечали в Годмершеме Кассандру — во время очередных родов Элизабет ее всегда звали помочь с детьми. И хотя Элизабет была весьма мила со всеми нами, мы с матушкой остро осознавали свое положение бедных родственников и то, что мы стали обузой — вдова и старая дева.

Наша скитальческая, зависимая жизнь, к счастью, подошла к концу двумя годами позже, когда мой брат Фрэнк сделал нам неожиданное предложение. Он влюбился в девушку из Рамсгита, Мэри Гибсон, с которой познакомился, когда командовал морской милицией у Норт-Форленда. В тридцать два года Фрэнк стремился обзавестись женой и, имея хороший доход, наконец мог себе это позволить. Он сам предложил нам пожить с ними в Саутгемптоне.

Мы с Кассандрой возражали, не желая мешать счастью новобрачных, но Фрэнк настаивал, что идея превосходная. Ему придется долгие месяцы пропадать в море, а мы могли бы составить компанию его жене. Если мы разделим затраты на проживание, то значительно облегчим как его, так и собственное положение. Когда я спросила, нельзя ли к нам присоединиться и нашей дорогой подруге Марте Ллойд, поскольку после смерти матери она осталась без дома, Фрэнк охотно согласился. Такая милая и благожелательная особа, как Марта, повсюду желанна. Привлекательная женщина десятью годами старше меня, Марта была не просто моей ближайшей подругой с самого детства, но и дальней родственницей, поскольку ее сестра Мэри вышла замуж за моего брата Джеймса.

Мы все возликовали при мысли о собственном доме и покинули Бат со счастливым чувством, что спасены. Поначалу я не слишком радовалась переезду в Саутгемптон: нас с Кассандрой отослали туда в школу, когда мне было всего семь лет, и мы обе чуть не умерли от лихорадки.