В перерывах суеты - Михаил Барщевский Страница 5

Когда поздно вечером явился Денис, я ему сказал... Просто, спокойно, но очень твердо: «Еще раз поднимешь руку на мать — пристрелю».

Да, кстати. Мне предъявлено обвинение в незаконном хранении огнестрельного оружия. Так вот, это не так. Пистолет — наградной. За защиту Белого дома в 91-м году. Есть соответствующий указ Ельцина. А почему пистолет не зарегистрирован в милиции — не знаю. Просто там бардак, наверное. Указ можно найти, я даже номер помню, очень простой. Один, один, два, два. За 1992 год.

Простите, мне трудно стало говорить. Особенно о том, что случилось потом.

Прошло два месяца. Очередной скандал. И Денис ударил Марину. Она упала на диван. Он продолжал ее бить. Я подскочил, он меня отпихнул. Ударил. И продолжал избивать мать. Марина закричала. От боли или от ужаса? Не знаю...

Что было дальше, вы слышали. Я взял из сейфа пистолет и два раза выстрелил в Дениса. Вот, собственно, и все.

Нет, еще одно. Я хочу, чтобы вы поняли. Я не пытаюсь представить вам ситуацию так, будто я находился в состоянии патологического аффекта. А, как вы догадываетесь, будучи врачом, мог бы разыграть все прямо по учебнику. Я говорю с вами честно. Просто поймите, есть вещь более важная, чем свобода, незапятнанная репутация, должность и деньги. Не у всех. А у меня — есть! Это любовь. Я готов вынести все, я готов умереть. Мне все равно. Но видеть, как ребенок, которого мы вырастили, избивает свою мать, мою Марину, — это невозможно. Невозможно!

Понимаете теперь, почему я не пытался объяснить это следователю? Для него моя трагедия — лирика, слова, эмоции. У него есть буква закона и факты. Я рассказал все вам, потому что верю, что в душе каждого из вас живет справедливость. Виновен ли? Формально — да. Я стрелял. Я убил человека. А на самом деле? Если кто-то из вас любит... любил когда-нибудь, он поступил бы иначе?

Тот, кто скажет, что я виноват, — человек без чувств. Компьютер. Я не обижусь. Я просто его пожалею. Он не жил. Он существовал.

Подумайте, только честно, как бы вы поступили на моем месте?

Подсудимый сел, закрыл лицо руками. Прокурор осуждающе качал головой. Две женщины, присяжные, вытирали слезы. Судья объявила перерыв до завтра.

Присяжные пробыли на совещании не более получаса. На все вопросы: имел ли место факт убийства, совершил ли его подсудимый и так далее, единогласный ответ был: «Да».

Оглашая вердикт присяжных, судья только один раз кивнула в знак согласия. И как-то даже с благодарностью взглянула на старосту.

На вопрос: «Виновен ли подсудимый в инкриминируемом ему деянии?» — одиннадцатью голосами против одного присяжные ответили: «Нет».

Алексей Эдуардович Жеглов был очень горд, что он Жеглов. Может, изначально он и в милицию-то пошел работать по причине своей фамилии. Ни папа — шофер, ни мама — бухгалтер к выбору сыном профессии отношения не имели. Хотя нет — имели: они до смерти боялись милиционеров. Папа — гаишников, мама — обэхаэсэсников. Леша хотел, чтобы его боялись. Леша жаждал власти. Не для того, чтобы унижать людей, нет, ни в коем случае! А для того, чтобы его слушались, чтобы все было четко, по правилам, по закону.

Школа милиции, Университет МВД — и он офицер.

Михаил Михайлович Попов вырос в детском доме. Потом пошел в армию. Бед людских насмотрелся и в детстве, и на службе. В детдоме его обижали воспитатели, они же учителя. В армии — старшина. И все бы ничего, не обладай Миша повышенным чувством справедливости. Основные тумаки по жизни он получал ровно тогда, когда пытался защитить других. Те, другие, уходили в глазах обидчиков на второй план, а Мишке доставалось по первое число. И личным врагом он становился сразу и навсегда.

Прозвище «Адвокат», полученное еще в пятом классе детдома, казалось, умрет сразу после выхода во взрослую жизнь. Но нет. Уже через две недели после призыва в доблестную Советскую армию его точно так же, «Адвокатом», обозвал старшина в «учебке». Понятно, на все два года.

После армии пошел Миша в юридический. Нет, адвокатом он быть не хотел. Ненависть к этой профессии ему прививали долго и весьма успешно. Он решил стать прокурором. У прокурора, чтобы людей защищать, есть власть!

Леша довольно быстро сделал карьеру. Из оперативников — в милицейские следователи, потом — замначальника отделения по уголовному розыску. Вроде как понижение, но не для Леши. Он-то понимал, что начальник вот-вот на пенсию уйдет. Так и случилось. И полгода в замах не проходил, возглавил «угро» отделения. А еще через год стал заместителем начальника, но уже районного УВД.

Раскрываемость за Алексеем числилась прекрасная. По его территории были самые низкие показатели преступности в городе. Ни один рецидивист не хотел селиться в «зоне ответственности» Жеглова. И не зря. Подбросить кому надо кошелек, как это делал его знаменитый киношный однофамилец, для Леши было парой пустяков. Да и на допросе особо несознательному правонарушителю Леша мог с легкостью вмазать. Нет, не для того, чтобы поиздеваться, а чтобы тот понимал — не у Пронькиных, не забалуешь. «По закону, блин, жить надо! Понял, падла?» — воспитывал по ходу дела милицейский подполковник.

Миша Попов быстро перестал быть Мишей. Стал Михал Михалычем. При обычных трех-четырех годах на должности следователя оттрубил он на этом поприще всего два. И заместителем прокурора района его сделали не по годам рано, не из-за услужливости или по блату, а потому что парень был принципиальный, грамотный. Ни одно дело, где Миша вел расследование, из суда в прокуратуру не возвращалось. Судьи получали такую «разблюдовку» на обвиняемого, что приговоры выносили чуть ли не с закрытыми глазами. Мог Миша и прекратить дело, если считал, что доказательств мало. Пару раз прокурор района на него «наехал» за такое милосердие, но когда Миша ткнул в процессуальный кодекс, в статью, по которой следователь независим, да сделал это с таким видом, что ясно стало — парень не отступит, прокурор смирился. Мишу зауважал. Правда, для весомости своего уважения дал ему тройку «висяков». Но Миша два из трех раскрутил. Тогда и дружба, пусть и старшего с младшим, между ними возникла.

В итоге, когда зама прокурора забрали «наверх», прокурор сам поехал просить в город, чтобы Мишу назначили на освободившееся место. Прокурор города согласился не сразу и предупредил: «Если что пойдет не так — головой ответишь!» Районный кивнул: «Значит, моей голове ничто не угрожает!»

Очень Леша хотел в городское Управление перейти. Шутки шутками, а дослужиться до начальника МУРа, поди, совсем неплохо. Это ж весь город у тебя в страхе ходить будет. Бабки не так важны, хоть с ними-то точно проблемы отпадут, а вот влияние!.. А если пару-тройку громких заказных убийств раскрыть, благо в Москве с этим проблем нет и не предвидится, то и в Центральный аппарат пробиться можно. С генеральскими погонами до пенсии доживет припеваючи. А уйдет по выслуге или даже по возрасту, место в управлении безопасности какого-нибудь буржуина ему точно обеспечено.