Голубиная книга анархиста - Олег Ермаков Страница 5

Валя запела:

— Сорок калик их со каликою-у-у… Оне думали думушку-у-у… А едину думушку крепкую-у-у…

Вася с любопытством наблюдал за нею. Валя преображалась, ее лицо обретало какую-то ясную целостность.

— А итить нам, братцы, дорога не ближнея-а-а… Итти будет ко городу Иерусалиму… Святой святыни помолитися… — Тут она как будто проглотила слово. — …гробу приложитися… Во Ердань-реке искупатися-а-а… Нетленною ризой утеретися-а-а… Итти селами и деревнями-и-и… Городами теми с пригородками-и-и… А в том-та веть заповедь положена-а-а… Кто украдет, или кто солжет… Едина оставить во чистом поле-э-э… И окопать по плеча во сыру землю-у-у…

В это время запел и задребезжал чайник, Вася протянул руку, взялся за дужку и сразу отдернул руку, замахал ею и с проклятьями выскочил на улицу, сунул руку в снег. А Валя тем временем обернула дужку тряпкой, сняла чайник, сбила ножиком крышку и сыпанула в бурлящую воду заварки.

Вася вернулся в вагончик, с неудовольствием глядя на Валю.

— А ты не такая уж глушенная, как кажешься, — сказал он ей.

— Так если железо горячее, — ответила она, — тряпку надо взять, Фуджик.

— Хм. Да ты знаешь хотя бы, что такое Фуджи? — с раздражением спросил Вася, разглядывая обожженные пальцы.

— Не-а.

— Гора. Самая крутая гора в мире.

Валя захихикала.

— Чего ржешь? Ее фотографируют и рисуют все кому не лень. Вулкан! Фуджи — по-японски крутизна.

Валя повалилась на койку, продолжая смеяться. Вася взялся левой рукой за дужку, обернутую тряпкой, налил в кружку чая, посластил его и принялся пить. Хотел отломать кусок батона, но вспомнил о ножике и откромсал пласт.

Отсмеявшись, к нему присоединилась и Валя.

— Да-а… — бормотал Вася, — зараза… обжегся на ночь глядя… На улице ветер… Может, они и не видели, как мы садились в эту машину… А если и видели, откуда знают, куда мы? Тем более свернули… Интересно, сколько кэмэ мы уже проехали?

Валя сербала чай. Она расстегнулась, стащила большую вязаную шапку с помпоном, смешно вытягивала губы и громко прихлебывала.

Вася покосился на нее.

— Как лошадь.

Валя повела крупными карими глазами и промолчала.

После чаепития она стала деловито застегиваться, озираться.

— Да не, — сказал Вася, — слушай… Лучше нам пока остаться.

Валя взглянула на него и покачала головой.

— Не-а, надо уходить.

— Почему? — удивленно спросил Вася.

— Не знаю, — призналась она и вдруг прижала руки к груди. — Фу-у-джик, пойдем, а? Ну пойдем отсюда? Чего ты? Пойдем.

— Да постой ты… Нас вон чаем угостили, кров дали… Вижу, сколько Вальчонка не корми… Нет, останемся. Куда мы? А тут печка, чайник.

— Его можно купить, — быстро сказала она.

— Успеется. Вот накопим деньжат, закупим продуктов, палатку. А может, лодку. И тогда по весенней воде — и ускользнем. Пока лед еще на реках.

И они остались, вынули из рюкзака одеяло, поставили в угол рулон бумаги, сняли верхнюю одежду, обувь и легли на скрипучие железные койки. Вася задул лампу. В печке догорали дрова. Пахло дымком и грязной одеждой. Валя звучно скреблась в голове.

— У тебя что, вши? — спросил Вася.

— Не-а, — ответила Валя, продолжая чесаться. — Это от жары.

Молчали. По снегу кто-то подбежал к вагончику. Замер. Валя и Вася тоже затаились. Кто-то прошел вдоль вагончика, снова приблизился к двери. Послышалось дыхание. Потом шаги удалились, и все стихло.

Вскоре Вася засопел, всхрапнул, что-то пробормотал…

…мрачные ущелья, но не в горах, и стены ущелий были не каменные, а какие-то костяные, что ли, и колонны тянулись, да костяные и бамбуковые, внушительные, гигантские. И летел рядом с ними, медленно поднимался, озираясь и говоря себе, что надо все запомнить, надо запомнить. Со стороны, видимо, был похож на комарика.

Щелк! Щелк! Жжжж, вторая серия.

Фабрика. Работницы в синих косынках, синих передниках. У одной из девушек робко интересуется, какой сейчас год. Она удивленно смотрит.

— Как «какой»? Вы чего?

Ну, начал что-то мямлить про память, обстоятельства… Она озадаченно улыбнулась и отошла к подружке, зашептала ей…

Появился мастер или даже начальник цеха. Надо уносить ноги. Как же это делается здесь? А так — буквально: оторвались ноги от пола и полетел по цехам, ввергая в смятение работниц и рабочих. Выход! Выход! Где же выход?

Увидел и рванул к нему, выпорхнул, как мотылек в форточку. На улице понял, что находится в Москве. Да вот какого года Москва?

Уже скромно шагал и не решался ни у кого спрашивать ничего. Но вот заметил женщину в беретке с сумочкой. И обратился к ней с тем же вопросом. Она шарахнулась, но все-таки бросила:

— Газеты читать надо!

И тут осенило. Конечно! Это лучший способ незаметно узнать время. Принялся искать газетный стенд и вскоре увидел его. Под стеклом газета. Но медлил, не подходил. И вот по какой причине.

Дело в том, что, когда начинаешь что-то читать, это означает скорое завершение всего. Обычно сразу все и уплывает из рук. Любопытная особенность, о которой надо еще поразмышлять. Впрочем, уже и сейчас можно сказать следующее. Текст, как правило, структурирует сознание, поток образов, мыслей. Следовательно, это действует на вольный полет бессознательного, как разряд электричества.

Ну в общем, поборов страх, приблизился к стенду. И сразу прочел, что газета вышла в 1937 году.

Валя еще вставала попить. Смотрела в окно. Потом и она затихла в зрительном зале. Вдруг над головами сидящих замелькала тень.

— Это птица! — крикнул кто-то.

— Да, да! Птица пролетела!

— Кто-то умер!

И действительно, в третьем ряду обнаружили мертвого человека. Старуху с петлей на шее. Все собрались возле нее, заглядывая брезгливо и участливо… И внезапно она открыла маленькие, злые, цепкие, черные глазки и уставилась на меня.

— Вы оба умерли, — произнесла она сдавленно.

Утром их разбудил Эдик. Он постучал в дверь, не дожидаясь ответа, распахнул ее и вошел. Начал шуметь, укорять, что так поздно встают, — да еще и не встают вовсе, а дрыхнут на седьмом небе, так дело не пойдет, здесь не санаторий и не пионерский лагерь…

— …с какао, — тут же подхватил Вася.

— Борис Юрьевич вас принял подсобными рабочими, так и вставайте подсоблять. — Мужик посмотрел на часы и сказал, что дает им двадцать минут, ладно, полчаса на завтрак и ждет вон у того краснокирпичного здания.