Небесный почтальон Федя Булкин - Александра Николаенко Страница 5

– Долетят, Федь, не бойся. Им Бог из перышек теплые шубки сшил.

– Богмороз?

– Бог Мороз.

– А летом им в шубках жарко?

– А летом Он им из легких перышков шубки сменит.

– Зря все-таки, бабушка, у человека в процессе революции шерсть повылазила.

– Эволюции, может, Федь?

– Ну эволюции… Хвост-то – бог с ним, конечность лишняя, на дерево влезть головы, рук с ногами и веток хватит. А вот шерсть зимой человеку бы пригодилась по многим соображениям. И шарфом чтоб ты меня, бабушка, не душила, и в валенки не влезать, и от детского сада домой дойти, и с горки скатиться, и подушку набить, и шубу новую не покупать, полинял, да и точка! Да?

– Вот и свитер, Федь, смотри, твой полинял, да и точка…

И несет бабушка в мою комнату конверты с красивыми открытками. Родственников поздравлять из Тальятия и города Красноярска с Новым годом.

Богморозу тоже написать нужно, думаю, поздравительную открытку.

– Напиши ему, бабушка, я тебе продиктую…

Здравствуй, дорогой Бог Мороз!

Поздравляю тебя с Новым, 1983 годом!

Желаю тебе счастья, здоровья, любви, удачи и Мирного Неба над головой!

Скажи, пожалуйста, папе с мамой моим, что мы по ним очень скучаем с бабушкой, и, если можешь, заберu нас к ним поскорее в свой Небесный Город или их к нам в гости хоть на праздники отпусти.

Еще подари, пожалуйста, мне машину милицейскую с дверьми открывающимися и с мигалкой.

Всего хорошего и тебе!

Булкин Федя.

– И «бабушка», «бабушка» припиши…

Булкин Федя и бабушка.

Клеит бабушка на конверты марки.

– Почему тут одну марку приклеила, а тут две?

– Потому что это письмо в Тольятти, от Москвы совсем близко, одной марки хватит. А это письмо в Красноярск. Далеко. Две марки, Федь, нужно.

А до Небесного Города сколько же марок нужно, чтобы письмо дошло?

Не зря все-таки копил я в кошке накопительной денег.

– Сколько марок, мальчик, тебе?

И высыпаю в окошко все кошкино. Мне, отвечаю, на все!

Стоит на тумбочке елочка, в ватных валенках, закачаешься, как вся разукрашена!

Шарик об шарик цукает, звякает. Из малинных, изумрудовых бисеринок мельничка, мишура и дождик серебряный, Снегурочка в ватном тулупе, саночки. И горит над всем звезда кремлевская, алая! Красота…

– Федя, сменим давай с тобой звезду эту на маковку, посмотри, какая красивая.

Красивая-то она красивая, золотая, только папе с мамой, если отпустит их Бог к нам на каникулы новогодние, такая красота вряд ли понравится, не за Бога они у меня, а за Ленина с Дед Морозом!

– Мы за звезды кремлевские, бабушка, столько крови героев пролили! Сколько жизней не пожалели своих!

– Это кто же «мы», Федя?

– Мы, бабушка! Люди!

Еле дотянулся я с табуретки на стол папин письменный, звезду эту водружая.

Нет уж, бабушка хитрая, враг безбожной республики! Никаких тебе маковок в такой день!

– А куда же нам ее, Феденька?

– А вон, бабушка, в ту коробку, где без рожек шарики у тебя с битыми шишками, до лучших времен убери…

На Рождество, так и быть, разрешу ей звезду любимую золоченой маковкой подменить.

Я-то думал, Рождество – это там какой-то праздник особенный… РОЖДЕСТВО! А оказывается, это обыкновенный день рождения, когда сын у Бога родился.

Тыщи лет тому, а старушки до сих пор вспоминают! Ну и крепкая же память у них на давние времена… Цемент! До чего злопамятные старушки…

А вот бабушка про мой день рожденья каждую секунду забыть готова.

– У меня день рождения, кстати, скоро, ты помнишь, бабушка?

– А какое сегодня, Федь?

– Двадцать восьмое декабря уже, бабушка!

– Где же скоро? Целый месяц с лишком еще.

– Это просто предупреждаю тебя заранее, чтобы ты на луноход успела накопить…

Сами видите, не то что мой день рожденья когда не помнит она, но не помнит даже число сегоднее! Был бы похитрей, посообразительней, поковарнее я, каждый день бы бабушка луноходы мне покупала.

* * *

– Сколько лет тебе, бабушка?

– А сколько есть, Федя, все мои…

– А хотя бы примерно припомни, бабушка?

– Да примерно под сто, Федя, будет…

– А по паспорту?

– А по паспорту… Господи боже мой, а паспорт-то где у меня? Я же вроде в пожарную тумбочку вчера его положила…

Вчера положила она паспорт, ara! A в кассу сберегательную на прошлой неделе ходила…

– Не вчера, бабушка, а в прошлую пятницу, когда ты за пенсией – помнишь? – ходила. А потом приходили какие-то, и ты им паспорт показывала. А потом под вязочку на трельяж положила.

– Слава тебе господи, Феденька! Вот он…

А где ему быть еще? Паспорта не летают…

– Так сколько лет тебе, бабушка?

– А вот тут, Федь, написано. От сорока пяти у нас дальше живи, сколько хочешь. Сначала, правда, доживи попробуй, а после попробуй выживи…

– Так сколько ты выжила, бабушка?

– А сам посчитай. Без очков-то не вижу я. Ах ты, осподибожемой! А очки-то я куда положила?

Не уследишь за ней…

– Вот они, в голове торчат.

Всегда очки торчат из головы у бабушки, когда потеряет их.

– Могла бы и сама запомнить, бабушка!

– И не говори, Феденька… память девичья…

– Так сколько лет тебе, бабушка?

– А ты, Федя, сам на папином калькуляторе посчитай, а то у меня капуста сгорит.

Сложил я одно с другим, так и ахнул… 1922 + 1982 = 3904. Ну и ну… многовато. И не знаю даже, как такая длинная цифра вслух?

– Тебе, бабушка, три вначале, после девять, потом ноль, за нулем четыре.

– Что, Феденька?

Конечно, ничего не слышно бабушке в таком оглушительном возрасте…

– Первой три, потом девять, потом ноль, потом четыре!!!

– Что ты, Федь, кричишь, как оглушенный, дай-ка я сама посмотрю… Три тысячи девятьсот четыре? Ты что ж это, Федя, складывал?

– Складывал…

– А тут вычитать, ах ты глупенький, нужно.

– ИЗ ЧЕГО ЧЕГО, БАБУШКА???!!!

– А?