Год бродячей собаки - Николай Дежнев Страница 50

— Ну, право же не знаю, что вам и предложить! — Медников вертел в руках приказ статс-секретаря министерства Коханова, в котором говорилось о временном прикомандировании Дорохова. — Если, Андрей Сергеевич, хотите, можете оставаться при канцелярии барона, а нет — воля ваша, выбирайте себе любую службу. Сейчас в департаменте проходит реорганизация, так что дела хватит всем. Сами знаете, стоит только поглубже копнуть наши бюрократические залежи, и на свет появляется масса откровенных глупостей и недоделок…

Заместитель директора департамента улыбнулся, как бы приглашая Андрея Сергеевича разделить с ним прозвучавшую в словах иронию и тем посмеяться над самими собой. Дорохов не замедлил это сделать:

— Дело известное, — заметил он с полуулыбкой и тут же продолжил: — Видите ли, полковник, из разговора с Горчаковым я вынес ощущение, что Александра Михайловича весьма и весьма тревожит безопасность государя-императора и — в этой связи — деятельность террористических организаций и отдельных нигилистов. И Лорис-Меликову канцлер так прямо и сказал: не приведи Господь, что с ним случится, никакие ваши реформы не понадобятся, все в России пойдет прахом. — Андрей Сергеевич посмотрел в глаза Медникову. — Так что, если не возражаете, я, пожалуй, посмотрел бы, как в департаменте обстоит дело с сыском.

— Воля ваша, воля ваша! — развел руками полковник, и опять изжитая было натянутость вернулась в их отношения. — Думаете, удастся помочь? — губ Медникова коснулась едва заметная ироничная улыбка. — Я, лично, на своих людей целиком полагаюсь. Тут, дорогой мой Андрей Сергеевич, требуются специальные навыки, нужна особая жилка. Многие люди способны играть на фортепьяно или клавесине, но лишь единицы могут извлекать из этих инструментов божественную музыку. Вот и среди моих дознавателей попадаются удивительные виртуозы!.. Да что далеко ходить, я вас сейчас познакомлю с одним из них, пожалуй, самым талантливым. Правда, человек он несколько странный и необычный, вы сами это скоро увидите… — Полицейский сделал паузу, как бы раздумывая, стоит ли Дорохову обо всем говорить, но, тем не менее, продолжил: — Пьет, скотина!

— Помилуйте, господин полковник! — картинно развел руками Андрей Сергеевич. — Чего же тут странного, а тем более необычного? Мы с вами в России, здесь все талантливые люди рано или поздно спиваются…

Оба дружно рассмеялись и проступившая было холодность в отношениях сразу растаяла. Заместитель директора департамента не поленился лично проводить Дорохова до кабинета в дальнем конце коридора, растянувшегося во всю длину здания. Предварительно постучав, он толкнул дверь и в сопровождении гостя вошел в скромных размеров комнату, середину которой занимал непропорционально большой стол, сплошь заваленный какими-то папками. Стены комнатки украшали карта России и подробные карты Петербурга и Москвы. При появлении начальства сидевший за столом худой пожилой мужчина поднялся, посмотрел исподлобья на вошедших. Ни во взгляде хозяина кабинета, ни в его манерах не было и тени какого-либо подобострастия — он просто ждал, когда эти двое уйдут и оставят его в покое.

— Вот, познакомьтесь, — полковник аккуратно, за локоток, выдвинул Дорохова вперед. — Начальник отдела сыска…

Хозяин кабинета едва ли не через силу сделал шаг навстречу, протянул оказавшуюся на удивление сильной руку:

— Мырлов. Иван Петрович.

— Дорохов. Андрей Сергеевич, — так же ровно, как бы нарочито сохраняя ту же, несколько усталую интонацию ответил Дорохов.

В больших, печальных глазах Мырлова на мгновение зажегся и тут же погас какой-то огонек.

— Очень приятно, весьма наслышан, — сказал начальник отдела сыска, не торопясь пригласить гостя Присесть на единственный не занятый картонными папками стул. При этом он смотрел на Медникова, как если бы спрашивал: это все, я могу, наконец, продолжать работать?

— Вот и прекрасно! — не замечая взгляда подчиненного, заключил полковник. — Я вас, господа, оставляю — надо еще поработать над докладом министру, а Иван Петрович все, что требуется, расскажет и пояснит…

С этими словами полковник Медников, весьма довольный собой, быстро выскользнул за дверь кабинета. Оставшись один на один с незваным гостем, Мырлов тяжело вздохнул и показал рукой на свободный стул.

— Что ж, присаживайтесь. — Он провел ладонью по лысому черепу, посмотрел прямо на Дорохова. — Вы вот что, Андрей Сергеевич, скажите сразу, что вам от меня угодно, чтобы и вам, и мне времени не терять и в политесах не упражняться. Мы оба офицеры, и в кошки-мышки нам играть не пристало, да и, право же, недосуг…

— А вы, оказывается, интересовались моей биографией! — удивился Дорохов. Увидев среди стопок с папками жестяную пепельницу, он достал из кармана сюртука папиросы.

— А вы как думали! У нас, Андрей Сергеевич, дело тонкое, первого встречного к нему не подпустишь. Да и знать все о людях — это моя работа. Ну, не все, хотя многое… — поправился Мырлов с легкой усмешкой. При этом его изрезанное тяжелыми вертикальными морщинами лицо удивительным образом просветлело и преобразилось. — Вы ведь имеете честь служить по линии Генерального штаба в чине подполковника?..

Дорохов кивнул, отрицать известный начальнику отдела сыска факт было глупо и бессмысленно. Усевшись на предложенный ему стул, Андрей Сергеевич поджег папиросу. Закурил и Мырлов и потом долго еще молчал.

— Честно говоря, — сказал он наконец, — именно этого я и боялся. Терпеть не могу, когда вмешиваются в мои дела, а тем более присылают проверяющих…

Дорохов хотел было протестовать и даже сделал движение подняться со стула, но Мырлов его остановил.

— А как еще прикажете называть? Им, там наверху, нечем себя занять, вот они нас и дергают. Вы думаете, чем сейчас занят полковник Медников?.. Пишет очередной доклад министру о состоянии дел в подведомственном ему департаменте полиции. Работать некогда, только представляй по каждому поводу своевременную отписку и будешь на хорошем счету. Мне кажется, это сугубо наше, российское.

Проделав в залежах папок нечто вроде окна или прохода, чтобы видеть собеседника, Мырлов опустился в свое кресло и неожиданно спросил.

— Выпить хотите? По маленькой?

Тут же достав откуда-то пару рюмок, он вынул из ящика стола початую бутылку и разлил водку Чокнулись. Выпили. Дорохов разжег потухшую папиросу. Теперь, как он и предполагал, сыщик ощущал себя значительно проще и свободнее: в его манере держаться и говорить уже не чувствовалась такой настороженности. Впрочем, Андрей Сергеевич на этот счет не обольщался.

— Вас не шокирует, что я так вот, запросто, без соблюдения субординации? — поинтересовался Мырлов и пояснил: — Это у меня метода такая. На трезвую голову никогда не понять, что движет человеком. Можно сколько угодно мудрствовать и демонстрировать изыски ума и при этом упустить какую-нибудь малюсенькую деталь, этакую финтифлюшечку, — он показал Дорохову отчеркнутый ногтем кончик мизинца, — а в ней-то и зарыта вся суть! Хорошему сыщику человека надо чувствовать душой, только тогда его, грешного, и можно изловить, он сам пойдет тебе навстречу. У нас ведь, если хотите знать, все преступления от бедности и униженности, и, в особенности, политические. Этих бомбистов и прочих нигилистов, ведь их тоже можно понять. Все свои глупости они совершают от возвышенности порывов, от того, что искренне хотят, как бы лучше сделать народу. Их, скажу я вам, где-то даже жалко — начитаются всякого вздора и от обилия чувств, от нервов, лезут на рожон. — Мырлов бросил короткий, хитрый взгляд на Андрея Сергеевича. — Добрые чувства, они в душе вызывают отклик…