Смеющийся волк - Юко Цусима Страница 50

— Вот ведь привязались! Но зато — ты слышал? Они тебя моим братцем назвали!

— Да, слышал, — отозвался Капи.

— Всё-таки мы с тобой стали похожи на братьев. Когда долго пробудешь вместе, обязательно сходство появится.

— Наверное…

— То-то же! — с гордостью кивнул Реми. — Ну ладно, давай всё-таки попробуем до моря дойти. Ты подожди здесь, а я на станции спрошу, как лучше до моря добраться.

Капи, как ему было сказано, остался стоять у дверей. Отсюда было видно огонёк закусочной, из которой они только что вышли. Перед зданием станции ждал автобус с открытыми дверями. Водитель стоял рядом и курил, поглядывая на Капи. Интересно, он тоже принимает Реми и Капи за братьев? Вообще-то ведь они совсем не похожи… У Реми родных братьев нет, родной мамы тоже нет. У Капи было то и другое. Её брат, правда, умер. Он, конечно, был совсем не такой. А что скажет мама, если у неё появится ещё один брат, Реми? Просто голова кругом идёт… Нет, всё-таки родная мама — это ничего хорошего… Правда, может, лучше, чтобы она всё-таки была, чем если бы её совсем не было… Кто её знает…

Реми вернулся и сообщил, что если идти вдоль реки, которая течёт по другую сторону железной дороги, то упрёшься в море. Да, всё верно — Капи припомнил, как они шли когда-то здесь от станции со школьной экскурсией. Река ещё такая грязная… Они шли вдоль реки от гостиницы и вышли прямо на берег моря. Грязная такая, мутная река — и выплёскивается прямо на пляж. Там ещё были рыбаки, которые вытягивали сети, а вокруг бегали собаки. И Пентюх всё смеялся, гоготал… На пляже их заставили делать зарядку. У неё ещё тогда грудь совсем не видно было. Сейчас грудь немножко выросла, но ещё можно натянуть тот купальник, которым она пользовалась в начальной школе. В средней школе у них сейчас бассейна нет, плаванью их не обучают, и нигде поблизости нет бассейна, куда можно с родителями ходить. Ну и ладно, плавание ей трудно даётся, так что можно без него обойтись. Но она что-то не помнит, чтобы ей раньше приходилось здесь купаться. Неужели они тогда дошли сюда, а купаться не стали?

Речку они сразу увидели и пошли не торопясь вдоль берега по тёмной дорожке. Кое-где на песок дорожки падал свет фонарей. Свет от окон домов сюда не доставал.

До берега пришлось идти довольно долго. Может быть, потому что сначала казалось, будто он совсем близко, дорога и показалась такой длинной. Сначала исчезли дома вокруг, потом не стало столбов с кабелями электропроводки, потом и самой тропинки уже не было видно — и вдруг они оказались на песчаном берегу. В лунном свете невозможно было определить, где кончаются дюны и начинается море, но до слуха доносился шум прибоя. Мерный рокот — будто чей-то невнятный шёпот. С моря дохнул влажный бриз.

— Ага! Вон там уже море!

— Точно! Вон, уже белые гребешки на волнах видны!

— Эх, если б чуть посветлее было!

— Смотри-ка! Там, вдалеке, что-то виднеется. Наверное, рыбачья шхуна.

— Ну да, рыбачья шхуна. Большущая! Да их там несколько. И лодок вокруг полно!

Они подошли к самой кромке прибоя, сняли обувь и носки и зашли в воду у берега. Вода была ещё довольно холодная. Реми и Капи принялись носиться туда-сюда вдоль берега, шлёпая по воде, забегали поглубже и спешили обратно, чтобы не накрыло волной. Пока они так резвились, вдали показался светящийся огнями большой корабль — видимо, пассажирский лайнер. Что может делать пассажирский лайнер в таком месте? Стоит на рейде? Вряд ли это корабль-призрак — чёрный корабль коммодора Перри…

Они прошли ещё немного вдоль кромки прибоя и уселись на песок. Откуда-то прибежала белая собачонка, но близко к ним подойти не решилась. Затем появился человек, прогуливавший на поводке большого чёрного пса.

— Что-то холодает к ночи… Если здесь ночевать, простуда вовсю разыграется… — пробурчал Реми.

Капи робко осведомилась:

— А мы не можем где-нибудь в маленькой гостиничке-рёкане переночевать? То есть, я не то чтобы очень хочу туда…

— Денег нам хватит… Надо подумать. Если мы вот так вдвоём в рёкан заявимся, отмолчаться нам не удастся… Я ведь ещё сам несовершеннолетний, ты и вовсе малыш. А если хозяева скажут, что нужно для порядка связаться с нашими родителями? Что тогда делать? Ты небось хочешь в ванне помыться?

Капи помотал головой:

— Да нет, я просто так спросил.

— Помыться запросто можно в общественной бане. Там никто ни о чём спрашивать не будет, можно не беспокоиться.

Капи поддел носком песок, приподнял ногу и, наблюдая, как песок сыпется вниз, сказал:

— Ага, я однажды был в общественной бане, когда ещё ходил в детский садик. Там такая купальня была глубокая — я боялся, что захлебнусь.

Песок был тёплый и сухой — он легко и быстро просеялся между пальцами ноги.

— Да ты что! Там обычно глубина по колено. Я часто в баню хожу. У нас в детском доме была своя большая ванна-фуро, и я даже не знал, что бывают общественные бани. Правда, мыться можно было только раз в неделю, а зимой — раз в десять дней. Я всегда с ребятишками постарше мылся.

Реми опустил обе руки между ног и стал сгребать песок в кучу.

— Но ты, Реми, по крайней мере помнишь своего родного отца. Это уже хорошо… — понурившись, пробормотал Капи, будто разговаривая сам с собой.

— Что это ты вдруг вспомнил? — удивлённо взглянул на него Реми.

Нахмурившись, Капи объяснил:

— Ну, ты до четырёх лет всё время с папой был вдвоём, никто вам неё мешал… А я папу вообще не видела… то есть не видел и совсем его не знаю. А мама… Я даже иногда сомневаюсь: может, она не настоящая, не родная. Она какая-то бесчувственная, холодная. Вообще мама совсем не такая большая, сильная и добрая, как детям кажется. Правда, может быть, это касается только тех мам, которых муж бросил. Во всяком случае, у меня такое ощущение, что моя мама весь запас своей материнской любви потратила на Тон-тяна. А я была не такая, как Тон-тян, — и здоровая, и рослая, и говорить обо всём умела, и секреты всякие придумывала — в общем, она Тон-тяна считала симпатягой, а меня нет. Ну не могла она со мной так же ласково обращаться. Подумаешь! Что я такое?! Обыкновенный ребёнок, к тому же даже не мальчик. Вот она мне всё и твердила: «Учись лучше! Выучишься — начнёшь самостоятельную жизнь». Она-то собиралась всю жизнь вдвоём с Тон-тяном жить, мама моя. Может, поэтому Тон-тян и умер. А она ужасно горевала. Теперь у неё никакой радости жизни не стало, вроде и жить незачем. Я всё равно Тон-тяна заменить не могу. Наверное, если бы папа был жив, она бы сама поспокойней была и больше общалась бы с сестрой Тон-тяна, то есть со мной. И когда она учительницей в школе работала, ей это никакой радости не приносило. Но всё равно — она ведь моя мама. Как бы я для неё ни была безразлична… Я иногда мечтала: вот бы она оказалась не настоящей моей мамой! Но сейчас уже больше и не загадываю. Так что родная мама — не самое лучшее, что есть на свете… Тебе, Реми, куда больше повезло.