Хижина в лесу - Роберт Динсдейл Страница 50

В квадратике света девочка встрепенулась, подалась вперед и прижалась лицом к стеклу. При этом она задела лошадку-качалку, и та исчезла из виду. Мишка попытался вскочить на подоконник, но места для него уже не нашлось. Девочка подняла руку и помахала ею. Мальчик, может, и забыл, как это делается, но Лена помнила…

Уже на опушке мальчик увидел, как девочка машет в окне. Выйдя из лесного сумрака, он замахал в ответ уже по-настоящему. Лена замерла, но через пару секунд ответила на приветствие, словно зеркальное отражение мальчика.

Минуты сменялись часами. Зима уступила место лету, а лето — зиме. К дедушке вернулось здоровье, и мама снова была рядом. Квартира… улица… школа… Все встало на свои места.

Мальчик развернулся и исчез в лесу.

* * *

Иногда дед спал под открытым небом, но все чаще забирался внутрь пряничного домика, особенно в те ночи, когда внук оставлял «двери» из сосновых веток приоткрытыми.

Куда он уходил по ночам, мальчик не знал. Он понимал, что старик не может далеко забраться: усохшая нога безвольно тащилась вслед за ним, да и идти по заснеженному лесу с костылем совсем непросто. Несколько раз мальчик пытался за ним проследить. За дедом оставалась широкая борозда в снегу, которая тянулась от королевского дуба до Хвощового озера. Там след исчезал, а старика нигде видно не было.

Иногда ночью мальчик лежал без сна, ожидая, пока дедушка вернется. Одиноким он себя не чувствовал, ведь в углу пряничного домика спал пряничный человечек. Мальчик разговаривал с ним, как когда-то с мамой. Он рассказывал ему истории о лесе, родне бабушки и зимней войне, а пряничный человечек — о Лене, Мишке и приключениях лошадки-качалки. В последнее время мальчик все чаще и чаще думал о девочке. Лена теперь спала в его постели, сидела на его стуле, ела из его тарелки. Если у нее мамина лошадка-качалка, то и стеганое одеяло тоже досталось ей.

Иметь друга очень хорошо, если кроме этого у тебя есть только дед и лес.

Сегодня утром он с грустью вспомнил о своем одеяле. Иногда, когда мальчик просыпался рано утром, его тело настолько затекало и замерзало, что, только разведя костер и напившись хвойного чая, он был в состоянии идти в лес за добычей. В обуви из заячьего меха было не очень холодно, а вот душегрейка оказалась куда менее надежной. Волокна крапивы быстро перетирались, и в образующиеся прорехи проникал мороз.

Мальчик проснулся еще до восхода солнца, но из пряничного домика выбрался лишь тогда, когда первые его лучи пробились сквозь кроны деревьев. Прежде всего он развел огонь. Дед уже сходил на охоту: на снегу лежали тушки зайца и лисы. Одежда мальчика, сшитая из заячьих шкур, прохудилась и разлезалась на глазах, так что лисий мех будет сейчас кстати.

Съев свою долю, мальчик решил отправиться за дедом. Идти по следу старика было проще простого. Все, что следовало делать, — это не сворачивать с глубокой борозды, оставленной усохшей ногой. Сегодня утром след, как обычно, вел мимо королевского дуба, вокруг Хвощового озера, а потом, как ни странно, сворачивал к дому, где жила Лена. В лощине между двумя сухостойными вязами мальчик нашел кострище, на котором совсем недавно что-то готовили. Зола была еще теплой, и мальчик решил, что далеко дед отойти не мог. Он пошел дальше и вскоре нашел еще одно место, где когда-то разжигали костер… и еще одно. Только сейчас мальчик сообразил, что эти кострища не обложены камнями, как учил его дед. По тому, как валялись в беспорядке ветки, можно было понять, что это не дедушкина работа. Такое мог устроить разве что он сам, да и то в прошлую зиму, когда был маленьким и глупым.

Присев на корточки, мальчик сунул палец в золу. А потом он увидел странные следы вокруг кострища и сперва подумал, что их оставила очень большая лисица, позарившись на брошенные людьми объедки. Мальчик мог бы даже принять их за след рыси, вот только прежде он видел ее следы и эти на них никак не походили. К тому же рысь не стала бы бегать вокруг костра и рыть мордой снег. Впрочем, и волк держался бы с подветренной стороны. Таких следов он прежде не встречал. Лапа была большой и округлой. Такой в представлении мальчика должна быть лапа медвежонка. Три пальца заканчивались длинными когтями, кончики которых, как показалось мальчику, были откушены и теперь представляли собой уродливые обрубки.

Мальчик огляделся. Мерцающие тени под деревьями… Скрип ледяной корочки под ногами…

А потом он увидел идущую по лесу девочку.

До нее было еще далеко. Первым делом в глаза мальчику бросился снежный водопад, обрушившийся с ветки. Взлетел потревоженный тетерев — мальчик сразу же определил, что это он. По звуку он догадался, что Лена идет на лыжах. Теперь он понимал, кто оставил эти странные следы. Мишка.

Сидя на корточках перед погасшим костром, мальчик вслушивался в голос девочки. В манере, напоминающей маму, она вычитывала незадачливого пса:

— Когда мы вернемся, тебе за это влетит. Придется подогреть воду и искупать тебя. Думаю, тебе купание совсем не понравится. Ты будешь скулить и жаловаться, но если начнешь гавкать, то придет папа и возьмется за свою тапочку.

Мальчик досчитал до трех, и они появились. В одной руке девочка несла охапку толстых веток, а другой отчаянно размахивала. Куртка на ней казалась на три размера больше, чем следует. Со стороны девочка напоминала сбежавшую овцу, которая одичала и которую уже несколько лет никто не стриг. На голове у нее был алый капюшон, отороченный мехом, пугающе похожим на мех бегущего рядом пса. Щеки Лены алели румянцем. Нос поблескивал. Похоже, из-за мороза у нее начался насморк.

Девочка и собака повернули в его сторону. Мальчик развернулся и пустился наутек. Один из склонов лощины порос папоротником, который все еще сопротивлялся зимним холодам, и он решил спрятаться в его зарослях.

Разведя в стороны засохшие листья, мальчик увидел, что Лена идет прямиком к кострищу. Не обращая внимания на следы его ног, девочка бросила собранные ветки на золу и, явно расстроившись из-за того, что дрова тотчас не загорелись, опустилась коленями на снег. Мишка зубами ухватился за одну из палок и принялся тянуть ее на себя. Девочка отодвинула в сторону ветки. Уголья оказались остывшими.

— Придется все начинать сызнова, — заявила девочка таким тоном, словно бедный пес и впрямь был повинен в том, что ночи теперь темные, солнце холодное, а с неба то и дело валит снег. — Отдай мне палку, убоище!

Мишка, радостно ворча, уселся в дальнем конце лощинки.

— Предупреждаю: если не прекратишь, я попрошу дважды искупать тебя в ванне, а на ужин дать сухие собачьи галеты.

Пес, похоже, понял свою хозяйку: палка выпала из его пасти, и Мишка печально заскулил.

Лена принялась за дело. Мальчик видел, что она понятия не имеет, как надо поступать. Для нее разжигание огня — всего лишь игра. И все те остывшие кострища, которые он видел рядом, — часть этой игры. Девочка навалила ветки бесформенной кучей, ничуть не заботясь о том, что воздуха будет поступать мало, а значит, костер хорошо разгореться просто не сможет. А еще Лена не умела правильно класть растопку и дрова, чтобы пламя горело ярко. На некоторых сучьях мальчик заметил толстый слой изморози. На местах сломов древесина имела зеленоватый, а не светло-коричневый оттенок. Жизнь еще до конца не покинула эти ветки, и если воткнуть такие сучки в землю, то не исключено, что весной они пустят корни.