Арабская жена - Таня Валько Страница 50

— Дот, Дот! — слышу я за спиной и ощущаю, как кто-то крепко сжимает мое плечо. Славная Мина! Может, хоть кто-то здесь возьмет меня под свою опеку.

— Ой, как здорово, что ты здесь, — облегченно вздыхаю я, едва не начав уже паниковать.

— Давай, проталкивайся вперед, поближе к сцене. Наш столик — номер пять. Даже если за ним не сидит никто, ты смело садись и ни о чем не беспокойся.

Она отворачивается и растворяется в толпе — только ее и видели. Бедняжка, должно быть, рассаживает гостей и пытается хоть как-то упорядочить весь этот балаган, но это нереально.

Я вижу множество столов на восемь и десять мест, украшенных и сервированных просто восхитительно — чувствуется рука Малики! Каждый стол накрыт двухцветной, изысканно задрапированной скатертью; посередине, завернутые в салфетки, стоят бутылки с минеральной водой; перед стульями — посуда из прекрасного фарфора и столовые приборы тонкой работы. Каждого гостя ждет маленький подарок — шоколадка в форме сердечка в хорошенькой коробочке, перевязанной алой лентой.

Все женщины снимают плащи, демонстрируя купленные специально для сегодняшнего вечера наряды. Садятся на свои места, здороваются с теми, кого давно не видели, пьют воду и газированные напитки, поедают шоколадки и сплетничают. Из колонок доносится арабская музыка, традиционная или популярная, и лишь изредка ее разбавляют современные американские хиты.

Я проталкиваюсь к указанному Миной столику. Под ногами путаются девчушки в нарядных платьях, которые визжат и подпрыгивают от радостного возбуждения. С ними и Марыся; к счастью, кто-то позаботился о ней, нарядил и привез сюда. Иногда мне кажется, что я отвратительная мать. В Польше я хоть иногда уделяла дочери внимание, а здесь быстро приняла местный обычай, оказавшийся очень удобным, — коллективное воспитание детей. Чаще всего «воспитываются» они во дворе, за каменной оградой двухметровой высоты… Нужно с этим что-то делать; впрочем, не думаю, что сама Марыся будет в восторге, если я все же решусь кое-что изменить. Я с умилением гляжу на нее; несмотря на белую кожу и светлые вьющиеся волосы, она — в традиционной арабской одежде — мало отличается от остальных детей. Ведь и здесь помимо брюнеток попадаются и шатенки, и рыжие… Да, моя дочка унаследовала острые семитские черты Ахмеда — ее далеко не маленький носик бросается в глаза.

— Привет, мама! — на бегу кричит она и машет мне ручонкой, окрашенной хной.

Мне хочется переброситься с ней хоть несколькими словами, но она с визгом убегает.

В углу зала несколько столиков оккупируют девочки-подростки. Они идут танцевать, едва услышав модный хит. Вокруг царит ужаснейшая суматоха, у меня даже голова разболелась. Контролировать происходящее пытаются задерганная тетка Мина и — как же без нее! — доктор Малика. Последняя осаживает нетерпеливую молодежь и на бегу ловит расшалившуюся детвору. Щеки ее сильно раскраснелись, лоб покрылся потом. Да, похоже, даже ей приходится тяжеловато.

Пробившись наконец к нашему столику, я с наслаждением пью ледяную минералку, чтобы остыть немного. Вдруг подскакиваю и обеспокоенно осматриваюсь. Слышны какие-то громкие грудные возгласы — их издают приглашенные женщины, прикрыв руками рты. В зал с гордостью и достоинством входит Лейла. Она в белом платье с длинным шлейфом, с изысканной прической; на ней подаренные женихом украшения; на лице — искусный макияж, благодаря которому ее черты приобрели особую выразительность; несмотря на усталость, выглядит она изумительно — будто кинозвезда. Невеста усаживается на большой белый трон, на котором, по-видимому, ей придется восседать ближайшие несколько часов. Ей нельзя есть, пить, танцевать — она должна сидеть там, словно кукла. Очередной старинный обычай! Традиция! Лейла должна вести себя степенно, ведь теперь она замужняя женщина… Малика, конечно же, вертится вокруг нее, поправляя то шлейф, то складки платья. Приглашенные женщины подходят к трону, поздравляют невесту, фотографируются с ней как с самой важной персоной нынешнего вечера. Бедная Лейла в одном и том же положении (разве что иногда ей удается незаметно перенести вес тела с одной ягодицы на другую) ожидает прибытия молодого супруга. Ну а он убивает время, развлекаясь в своем доме с родственниками и приятелями мужского пола. Впрочем, какое уж там развлечение — одни мужики!

Чтобы у кухарок было время приготовить заказанные блюда, официантки сперва разносят домашние пирожные производства тетки Мины и матери жениха. Вот и мои любимые миндальные безе, а к ним сладкий напиток, тоже миндальный… Но все равно мне нестерпимо скучно. За столиком со мной сидят Самира, Хадиджа, Мириам и мать Ахмеда, но о чем с ними говорить? Мы ведь и так видимся почти каждый день. Они сплетничают о гостях, но я тех людей, о которых они говорят, не знаю, да мне и неинтересно. Малика, разумеется, командует и в кухне, и в зале; не знаю, удастся ли ей сегодня хоть на минутку присесть. Надо признать, старается она от всего сердца и без нее здесь, вероятнее всего, ничего путного бы не вышло.

Около одиннадцати вечера начинают подавать основное блюдо. Оно превосходно, и я замечаю, как приглашенные дамы одобрительно кивают; но я вспоминаю, скольких трудов нам это стоило, и у меня пропадает желание есть.

После угощения гостьи постарше продолжают беседовать и слушать музыку, а молодые девушки идут танцевать. Партнеров у них, разумеется, нет, но им это, кажется, не мешает — выглядят они счастливыми. Мне тяжело это понять, я удивленно гляжу на них, и это удивление замечают мои соседки по столу. Эх, вечно у меня на лице все написано!

— Для арабских женщин, которые ведут традиционный образ жизни, свадебные банкеты и приемы в женском кругу — единственная возможность блеснуть внешностью и туалетом, — говорит Мириам. — Ты ведь уже знаешь, что их повседневная одежда — это блузки с длинными рукавами, юбки до щиколотки длиной, платки на голове, а иногда даже плащи. Зато в такие торжественные вечера они оголяют плечи и декольте, накладывают очень броский макияж и — сама видишь — от всей души развлекаются. Наряды и косметика меняют их до неузнаваемости, не так ли?

Ну да! Казалось бы, некрасивая, худая как палка Хадиджа — и та преобразилась так, что не узнать. Сейчас она выглядит словно модель с французского подиума — как раз такие анорексичные красавицы там в почете. Она ведь действительно красавица, должна я признать! А какие красивые у нее волосы! Зачем же они в повседневной жизни так уродуют себя? Неудивительно, что их мужья избегают их!

Далеко за полночь вдруг раздаются звуки свирелей и бубнов. У меня от усталости глаза сами закрываются, я не могу подавить зевоту, а тут снова что-то происходит… Все помещение окутано дымом, мало что получается разглядеть. Но все-таки я вижу: в зал входит мужская музыкальная группа. Местные красавицы мигом прикрывают свои обнаженные прелести, дабы не осквернил их мужской глаз. Более храбрые девушки и молодые женщины выбегают к музыкантам, танцуя и хлопая в такт музыке; возглавляет их, конечно же, Малика. За музыкантами, гордый, как павлин, шествует жених. Лейла выходит ему навстречу, прикрыв лицо вуалью; парень вручает ей цветы, отбрасывает вуаль и целует невесте руку. Оба — под прицелом сотен горящих любопытством женских глаз — выглядят ужасно растерянными. Новобрачные обмениваются кольцами, надевая их друг другу на левую руку: это знаменует окончание периода помолвки. Затем они уже вместе садятся на трон, после чего опять начинаются поздравления и фотографирование.