Бабл-гам - Лолита Пий Страница 52

Съемки начались осенним вечером, два года назад, в каком-то подозрительном кафе возле Оперы, которое содержала чета бывших заштатных актеров — Альбер и Лаллаби. Это должна была быть просто пристрелка, но материал оказался столь убедительным, что при окончательном монтаже этот эпизод поставили в начало первой серии. Последний эпизод завершается последними словами Дерека, после того как я застрелила его в тот вечер.

В итоге двухлетних съемок образовалась целая гора материала, большая часть которого оказалась негодной. Из того, что годилось, Станислас сделал три двухчасовых фильма, которые должны были вначале выйти в кинопрокат, а затем, разбитые на восемнадцать эпизодов по двадцать минут каждый, демонстрироваться эксклюзивно по телевидению в США, по воскресеньям во второй половине вечера, потом во Франции, потом в остальных странах-участницах проекта под названием «ДЕРЕК-МИЛЛИАРДЕР».

Изначально Станисласа подтолкнуло к борьбе за осуществление этого проекта похвальное желание вернуть понятию «реалити-шоу» его исходный смысл — правду, правду, от которой все производные этого жанра что ни день отступали все дальше, продавая — под видом естественных и спонтанных — реакции людей, прекрасно сознающих, что их снимают. Дерек и я не знали, что нас снимают, и именно это сообщало программе искренность, а также делало ее реальным документом о тех сферах, где мы вращались, и о той необычной жизни, какую мы вели.

Помимо этой сложной задачи, включавшей немалый риск — мы могли не дать разрешения на показ, и тридцать миллионов долларов были бы потеряны вчистую, — Станислас постарался сделать из «Дерека-миллиардера», в меру своих возможностей, еще и настоящий полнометражный кинофильм, со всеми подобающими спецэффектами и сценарными поворотами. Трилогия была доверена лучшим профессиналам, снабженным лучшей аппаратурой, и пост-продакшн прошел по высшему разряду. Станислас победил: благодаря продуманному монтажу окончательная версия того, что сперва было всего лишь куском жизни, ничем не уступала самым изощренным сценариям Голливуда. Что же до ее визуальных и звуковых качеств, то она, конечно, не могла конкурировать с фильмами, снятыми в обычных условиях, однако намного превосходила любую телепрограмму.

Сногсшибательный промоушн начнется на днях, предваряя премьеру. Его обеспечит, естественно, Станислас, Мирко и я. Мой медиа-план достоин звезды мировой величины, у меня все расписано на три года вперед. Каренин, настоящий, в память о Дереке подошел к пресс-атташе передачи и настоятельно предложил мне роль в своем следующем фильме. Крупная марка косметики выразила пожелание, чтобы я стала ее новым лицом. У меня с десяток интернет-сайтов. По-моему, можно сказать, что дела идут вовсе не плохо.

Одно меня занимает, не то чтобы это мешало мне спать, но мне просто интересно: когда же Дерек подписал это пресловутое разрешение на показ? Я задала этот вопрос Станисласу, и он что-то пробормотал насчет гостиничных счетов, которые всегда подписывают не глядя. Мы со Станисласом отлично ладим. Я благодарна ему, потому что он спас мне жизнь. Это он позвонил в тот момент, когда я чуть не застрелилась по сценарию этой скотины Дерека. Без него я бы никогда не узнала, что произошло. И потом — совсем забыла, — он меня спас еще и от тюрьмы. Он прекрасно мог сдать меня полиции, в конце концов, я все-таки хладнокровно застрелила Дерека.

Когда он рассказал мне о своем проекте и предупредил, что я скоро стану звездой, я ответила, что он скоро покажет всему миру документальный фильм, где я убиваю человека. Он ответил, что нет, что это было совершено в пределах допустимой самообороны и что Дерек тоже стрелял в меня. Я сказала, что выстрелила первой, но он ответил: «Не важно, мы это вырежем при монтаже».

И тут я поняла, что ничто больше не может помешать мне стать звездой.

Я стану звездой.

МАНОН. Я просыпаюсь от позвякивания серебра на подносе с завтраком. Просыпаюсь легко, без усилия открываю глаза, свежая, отдохнувшая. Набрасываю пеньюар, сажусь к сервировочному столику. Сначала пью апельсиновый сок, потом наливаю себе чашку чаю. Беру круассан, потом подписываю счет, а гарсон тем временем отдергивает шторы. В номер врывается солнечный свет и гомон Парижа. Гарсон уходит, я разворачиваю газеты, быстро просматриваю заголовки. Сегодня понедельник, «Эль» лежит внизу, под кипой ежедневных изданий. Нисколько не удивившись, я вижу на обложке свое лицо. А прямо под моим именем крупными заглавными буквами надпись: «ВЗОШЛА НОВАЯ ЗВЕЗДА».

Я улыбаюсь, и прежде чем позвонить журналисту сказать спасибо, отодвигаю поднос и открываю пачку «Мальборо-лайт». Закуриваю, делаю одну затяжку, другую и еще одну, жадно, до самого фильтра, и не ощущаю ровно ничего, только мерзкий вкус.