Самая прекрасная земля на свете - Грейс Макклин Страница 52

— Я понимаю, Макферсон, но гнаться за ними, вот так… А что бы вы сделали, если бы их поймали?

Папин голос сказал:

— Об этом я не успел подумать.

Потом открылась дверь, и вошел папа с двумя полицейскими, мужчиной и женщиной, и сначала он сказал:

— Джудит.

А затем сказал:

— Стэн.

Я вскочила, а потом замерла, потому что на рубашке у папы была кровь, а рукав свитера был завернут.

Дядя Стэн сказал:

— Джон, что тут происходит?

И мне показалось по его голосу, что он сердится, и это было странно, потому что до этого он говорил совсем не сердито.

Папа подошел ко мне и сказал:

— Все в порядке. Я отнес Нила в «скорую помощь». Он поправится.

А дяде Стэну он ничего не сказал.

Я села и стала смотреть на руки.

— Ладно, дальше вы сами разберетесь, — сказал полицейский. Посмотрел с подозрением на дядю Стэна, потом повернулся к папе: — Никуда не уезжайте, Макферсон. Нам может понадобиться в ближайшее время еще раз взять у вас показания.

Женщина сказала:

— Кстати, этот забор не соответствует никаким нормам безопасности.

Папа проводил полицейских. Вернувшись в кухню, он бросил свитер в стиральную машину. Дядя Стэн сказал:

— Джон, нам нужно поговорить.

Папа сказал:

— Я понимаю, как все это выглядит, но я тебя уверяю, на самом деле все совсем не так.

Дядя Стэн сказал:

— Да что не так? Ты вот это-то видел? — Он указал в сторону палисадника. — И это, — он указал на топор, — и до чего ты довел ребенка, и как, прости господи, этот парень попал под машину? Что происходит, Джон? И почему мы ничего об этом не знаем?

Папа сказал:

— Спасибо, Стэн, что пришел, но сегодня я больше не в состоянии ни о чем говорить. Нам придется отложить разговор на потом.

Они посмотрели друг на друга. Потом дядя Стэн вдруг втянул воздух, положил руку мне на макушку и сказал:

— Ну ладно. Спокойной ночи, зайчонок. Теперь все будет хорошо.

Он взял ключи от машины и пошел вслед за папой к двери. Я слышала — перед тем как выйти, он сказал снова:

— Нам нужно поговорить.

А папа ответил:

— Не сейчас.

Потом я услышала, как захлопнулась калитка, а потом входная дверь, и папа вернулся в кухню.

Глаза у него были очень яркими и очень темными. Он пододвинул стул, сел передо мной, положил руки на колени. И сказал:

— Я вижу, ты очень перепугалась. Прости меня. Я гнался за Нилом Льюисом и другими мальчишками, Нил побежал через дорогу. Я ему ничего не делал. В полиции это знают. Нил в больнице. Его обязательно вылечат.

Но я так и не посмотрела на него, тогда он громко вдохнул и сказал:

— Прости меня, Джудит. Прости, пожалуйста. Я не должен был выходить. Но сделанного не воротишь. — Он поднял руки, потом уронил обратно на колени. Потом встал. — Ладно, пора спать.

Он приготовил мне грелку, как тогда, когда я была маленькой, и сказал:

— Идем.

Мы вместе поднялись наверх, он положил грелку мне в постель, я легла. Он сел на край кровати. Я посмотрела в окно и порадовалась, что темно и папа не видит моих глаз.

За оконным переплетом сияли миллионы звезд, свет лился из них, будто они были дырочками в куске материи, за которой скрывалось что-то удивительное. Я хотела заговорить, но сразу не смогла, потому что в горле все сжалось. Я ждала. Уже решила — не смогу, но тут горло отпустило, и я сказала:

— А с тобой все будет в порядке?

— Да, — сказал папа; он тоже заговорил не сразу. Я сообразила, что он не сказал: «Да, все с нами будет хорошо», не сказал: «Это дурацкий вопрос».

Потом мы целую минуту ничего не говорили, горло мое сжималось все сильнее, даже челюсть заболела.

— Тебя посадят в тюрьму? — спросила я.

— Нет.

Я сказала:

— Я за тебя так испугалась.

И голос был почти не голос, а шепот.

Папа посмотрел вниз. Он сказал:

— Прости меня, Джудит. Зря я к ним вышел.

Я сказала:

— А что теперь будет?

И голос был не голос, а выдох.

— Ничего. Больше ничего не будет. Произошла неприятная история, но теперь все кончено.

Он еще немного посидел со мной, а потом сказал:

— Мне завтра рано вставать на работу. Ты тут как, не напугаешься?

Я качнула головой, потому что говорить не могла.

На миг мне показалось, что он меня сейчас поцелует, но он просто натянул мне одеяло до самого подбородка и пожелал спокойной ночи.

Был один день, когда мне казалось, что папа меня любит. В этот день мы с ним прошли, взявшись за руки, пятнадцать километров.

Мы ходили проповедовать, и было лето, и почти настал вечер. Мы были отсюда далеко, в месте, которое называется Молчаливая Долина, где совсем мало домов и очень много деревьев. Мы там редко бываем, потому что людей там живет мало, все дома можно обойти за один день, так что ходим мы туда раз или два в год. В Молчаливой Долине повсюду поля. Они спускаются к реке. Мы тоже пошли к реке, ласточки-береговушки залетали в дыры в крутом берегу. Трава была такая, что ее приходилось раздвигать руками, кое-где были цветы, а еще деревья. День был из тех, когда все вокруг сияет.

Моя рука лежала в папиной, а его рука лежала в кармане брюк. Кожа у папы была удивительная. Я чувствовала вены на его руке и волоски на суставах пальцев. Я чувствовала, как движутся мышцы у него на ноге. Помню, я думала: нужно обязательно запомнить это мгновение, тяжелое солнце и папину руку в моей руке. В голове у меня был полный покой, и между нами с папой — тоже, и я вспомнила слова из Писания, как Патриархи ходили с Богом, и подумала: наверное, это было почти так же.

Время от времени мимо проносились машины, и шелест, который они оставляли в воздухе, и то, как земля будто бы плескалась нам об ноги, и прохладный травяной запах, и звуки, с которыми земля дышала, и то, как качались вокруг деревья и травы, — от всего этого у меня что-то случилось в животе. Не знаю, как вышло, что мы взялись за руки, но знаю: если бы я заговорила, или нам бы кто-нибудь встретился, или пришлось бы остановиться, или перейти дорогу, или вытряхнуть что-нибудь из ботинка, все бы сразу кончилось.

Когда мы дошли до дому, в воздухе кружились мошки. Мы приготовили ужин из того, что осталось со вчера, и съели его, сидя на ступеньках заднего крыльца и глядя, как одна за другой загораются звезды. Я никогда раньше не видела столько звезд, как в ту ночь, а еще они проносились по небосклону — был настоящий звездопад. На улице было так тихо, что я подумала: все остальные тоже, наверное, смотрят, потому что не было слышно обычного — как выносят мусор, как ужинают, как кричат взрослые и верещат дети.