Посредник - Ларс Соби Кристенсен Страница 52

– Надо известить семью, – сказал Доктор.

Оба повернулись к Фрэнку.

– Он ведь жил с отцом? – спросил Шериф.

Фрэнк встал:

– Да. У него жив только отец. Другой родни и внебрачных детей нет. Жил?

– Так ведь теперь-то он съехал из квартиры, – сказал Доктор.

Шериф опять положил руку на плечо Фрэнку, которому эта дурная привычка начинала действовать на нервы.

– Вы его знаете, верно? Отца? Отца Стива.

– Конечно знаю. Мартина Миллера.

– Если и знаете, Фрэнк, от этого не легче. Наоборот, тяжелее.

Фрэнк вспомнил, чту Шериф говорил про плохие вести: мол, плохие вести могут и подождать.

– Может, отложить до утра? Стив спозаранку домой не возвращается.

– Я охотно отложил бы и до утра, и до послезавтра, но слухи, Фрэнк. «Рейлуэй рест» хуже швейного клуба.

– Могу съездить прямо сейчас.

– И не воображайте, будто знакомство облегчит разговор. Наоборот.

– Я запомню.

Шериф задержал Фрэнка:

– Скажите Мартину, что он должен решить, когда нам вынуть затычку.

Когда ехал вдоль реки, Фрэнк вдруг повеселел. Может, благодаря плеску воды, текущей в том же направлении. Он ехал наперегонки с потоком. Река в конце концов одержит верх, но соревноваться все равно приятно. В голове вертелись слова Шерифа: вынуть затычку. Он живо представил себе эту картину. Все, что осталось от Стива-человека, уходит в сток, как вода из ванны, остаются лишь волоски да грязный ободок. Не очень-то приглядный образ. Повернуть выключатель – и то лучше звучит. Тогда Фрэнк представил себе Стива как дом, где во всех комнатах поочередно гаснет свет, пока они не сливаются с ночью и небом. Он свернул от реки, затормозил у калитки и поднялся на взгорок, к дому, где Стив прожил всю жизнь. Его отец, Мартин Миллер, упрямец и ворчун, как обычно, сидел на веранде со стаканом в руке и зажженной сигаретой в пепельнице на колене. От него по-прежнему пахло машинным маслом и дизельным топливом, и грязь под ногтями он полностью истребить не сумел. Работа пристает к тебе на всю жизнь. Чем будет пахнуть от Фрэнка под конец? Слезами? Расшатанные ступеньки из старых шпал ужасно скрипели, и в лицо тотчас ударил яркий свет. Ясное дело, Мартин включил карманный фонарь, он, как всегда, настороже. Разглядев, кто перед ним, он погасил фонарь и кивнул на табуретку, предложив Фрэнку сесть. Фрэнк остановился у перил.

– Редкий гость, – сказал Мартин.

– Да, давненько я сюда не заходил.

– Стив говорит, ты получил работу. К мэрии примазался.

– Верно. Хоть и не примазался.

– Кем же работаешь?

Вопрос был настолько простой, что не ответить никак нельзя.

– Посредником.

– Посредником? Первый раз слышу. И в чем же он посредничает?

Мартин добродушно засмеялся, отхлебнул из стакана.

– Посредник приносит вести, – сказал Фрэнк.

– И ты принес вести мне? Курьером заделался, Фрэнк?

– Ты не замерз?

Мартин, явно рассерженный, подлил в стакан.

– Ты что, явился спросить, замерз я или нет? Коли бы замерз, давно бы ушел в дом и закрыл дверь, так?

Фрэнк засмеялся. Мартин все тот же. Никогда не изменится. Потому он Фрэнку и нравился. Все менялось, а Мартин сидел на веранде, со стаканом в руке и пепельницей на колене, такой же строптивый, упорный и злющий, как раньше.

– Конечно, – сказал Фрэнк. – Ты бы ушел в дом и затопил камин.

– Ты под кайфом, Фаррелли? Или просто пьян?

– Стива избили нынче вечером, Мартин. В «Рейлуэй рест».

– Его лупят каждую субботу, по пьяни.

– Да, он, бывало, чересчур уж заглядывал в бутылку.

Мартин поднял стакан и опять поставил.

– Ты это о чем, черт возьми?

– Да так, ни о чем, Мартин. Он заглядывал в бутылку не больше всех остальных.

– Опять.

– Что?

– Заглядывал. Ты говоришь о Стиве в прошедшем времени.

Фрэнк прислонился к перилам. Все звуки приблизились, река, ветки, трава. Все дышало. Существовал незримый мир, наверно лучше этого. Фрэнк мысленно чертыхнулся. Значит, он уже говорит в прошедшем времени.

– Темень, – сказал он. – Не вижу, блин, что говорю.

Мартин хмыкнул:

– Коли ты ищешь Стива, так он у тебя, Фрэнк.

– Верно. Обедал он у нас.

– Он что, в машине сидит?

– Стива избили, Мартин.

– Слышал. Расскажи что-нибудь новенькое.

– Нелегко мне это сказать… – начал Фрэнк.

Он умолк, заметив, что на самом деле наоборот. Сказать легко, легче, чем просто болтать, легче пустого разговора, который идет себе и идет и в конце концов говорить уже нечего. А он сейчас властвовал и над словами, и над временем.

Мартин начал терять терпение:

– Да говори же! Выкладывай, парень!

– На сей раз Стив, к сожалению, не встал.

– Что ты имеешь в виду? Не встал? Все еще там лежит?

– Его увезла «скорая».

– Стив в больнице?

Фрэнк подошел ближе:

– На дыхательном аппарате. В коме. Дело плохо, Мартин. Но Стив так легко не сдастся. Нам надо…

Мартин наклонился вперед, перебил:

– Он очнется? Очнется?

Фрэнк провел по глазам тыльной стороной руки. Теперь придется сказать. Теперь еще одна жизнь перевернется, это все равно что перевернуть камень – не знаешь, что под ним объявится.

– Никто пока не знает. И я вовсе не хочу внушать тебе ложные надежды, Мартин. Могу только сказать: Стив не страдает. Страдания позади. Пусть это будет тебе утешением. Что твой сын не страдает.

Пока Фрэнк говорил, Мартин сидел не шевелясь. Потом откинулся на спинку кресла:

– Говоришь, надежды нет?

– Надежда есть всегда, Мартин.

– Значит, с этой вестью ты и пришел? Что надежда есть всегда? В таком разе вали-ка ты обратно в мэрию. Чертов Посредник!

– Знаю, это трудно, Мартин.

– Не называй меня Мартином каждый раз, как открываешь варежку! И вот что я тебе еще скажу, Фрэнк. Ты никогда мне не нравился. Ты вечно плелся в хвосте. Нет у тебя хребта. И не один я так говорю.

Фрэнк молча стоял, вынужденный выслушивать все это. Поневоле напоминая себе, что у каждого человека беда своя. Беда Мартина Миллера упряма и злобна. Надо проявить терпение. И все-таки больно. Значит, вот как люди смотрят на него? Считают бесхребетным? Он, мол, плетется в хвосте? Такого он попросту не заслуживает. Фрэнк не только обиделся, но разозлился. Разве обычно не он, Фрэнк Фаррелли, принимал на себя удар, разве не он был вынужден почти со всем мириться? Больше он не желал мириться и заговорил, медленно, не спеша: