Лонгборн. "Гордость и предубеждение". Из жизни слуг - Джо Бейкер Страница 52

– Джеймс?

Сжав зубы так, что под кожей заходили желваки, он так и не вымолвил ни слова.

– Джеймс. Что случилось?

Она дотронулась до его руки. Он посмотрел на ее руку, поднял голову, и их взгляды встретились. Сара не могла понять выражения его глаз.

– Офицер ушел, – попыталась она его успокоить.

Он моргнул.

– У нас все в порядке, – продолжала она.

Помолчав, он кивнул.

– Что с тобой?

Он сделал глубокий, прерывистый вздох, потом выдохнул. Потом наклонился и глянул за ее плечо, в теплый свет кухни. Сара тоже оглянулась. Мимо открытой двери прошла Полли, обеими руками обхватив миску с взбитыми белками.

Затем Джеймс оттолкнулся от окна, натянуто улыбнулся Саре и пошел работать.

Настал март – с теплым ветром, дышащим весной, с грязью проселков и роскошным ковром лиловых и золотистых крокусов на садовом газоне, посаженных еще в ту пору, когда миссис Беннет была юной невестой и верила, что ее ждет счастье. Приближалось время отъезда Элизабет.

Она собиралась в Кент, где никогда прежде не бывала, а по пути намеревалась наведаться в Лондон, где гостила уже много раз у своих дяди и тети Гардинеров. Элизабет решила взять с собой в поездку Сару.

– Я переговорила с сэром Уильямом и упомянула об этом миссис Коллинз, и ни у одного из них не возникло возражений против моего плана. Миссис Коллинз, напротив, даже рада такому подспорью, ведь у нее, кроме экономки и лакея, только маленькая девчонка на побегушках. Она даже написала, что беспокоится, сумеют ли они со всем справиться, особенно по части стирки, если мы не привезем собственную прислугу. Однако попросить о помощи свою мать она не решалась: всем известно, что у Лукасов и в самом деле нет ни одной пары лишних рук, тем более теперь, когда Шарлотта не помогает на кухне.

Сара поставила саквояж на пол, отряхнула о передник руки и замерла в недоуменном ожидании, так как до сих пор не имела удовольствия познакомиться с намерениями молодой хозяйки.

– Но, поскольку нам предстоит путешествовать в экипаже Лукасов, – продолжала Элизабет, посмотрев на обложку книги и протянув ее Саре, которая молча, не глядя, сунула ее в карман передника, – места там будет совсем немного, поэтому прошу тебя не брать для себя много вещей, только маленькую сумку или, если хочешь, твой старый сундучок. Ну а если какая-то мелочь не уместится, думаю, для нее найдется место в уголке моего сундука, он отправится почтовым дилижансом.

– Я еду с вами?!

Элизабет вспыхнула:

– О, разве я еще не сказала? Это, конечно, не кругосветное путешествие, Сара, милая, но это лучшее, что я могу предложить тебе в настоящее время. Мы проедем через Лондон и остановимся там на одну ночь, а потом еще раз на обратном пути. Поездка обещает быть интересной и, по крайней мере, поможет сменить обстановку.

Сара присела на край сундука, при этом пришлось вынуть из кармана передника книгу, углом впившуюся ей в бедро. Лондон. Кент. Новость о предстоящей поездке сейчас совсем ее не радовала. Все равно как если бы Элизабет сказала: мы отправляемся путешествовать, ты тоже можешь поехать, но только оставь дома одну ногу.

– Коллинзы… они живут у моря?

– Нет. Думаю, ненамного ближе к морю, чем мы. Тебе придется ехать на заднем откидном сиденье, так что укутайся потеплее и молись о хорошей погоде.

Сара кивнула. Она посмотрела на книгу, которую держала в руках. Это была «Памела», том второй.

– Тебе не нравится мой план?

Сара подняла глаза. Ей показалось, что Элизабет озадачена и слегка задета.

– О, что вы, мисс, очень нравится, конечно. Просто все это так неожиданно, совсем внезапно, прямо гром среди ясного неба.

– Я не была уверена, что все удастся, пока не получила письмо от миссис Коллинз. Мне казалось, тебя это порадует.

– Я рада, мисс, очень рада. Большое спасибо.

Элизабет, кивнув, пробормотала что-то в ответ и вернулась к своим книгам. Сара с минуту смотрела, как барышня, склонив голову, с задумчивым видом решала, какие книги ей брать с собой, а какие придется оставить. Интересно, подумала Сара, каково это, жить вот так – точно в контрдансе, мило, изящно и размеренно, каждый поворот предрешен, и никто из танцоров не сбивается с такта. А Сарина жизнь – это тяжелая дорога, то дождь, то ветер, то цветок проглянет в колючих кустах, то внезапно засияет солнце.

Что касается обуви, март – сущее наказание, даже хуже слякотных зимних месяцев. В марте джентльмены и леди тянут носами воздух, точно кролики, и делают вывод, что уже распогодилось и можно отважиться на утреннюю прогулку. Позже они решают сделать круг по парку еще и после ужина. Ноги в красивых сапожках разъезжаются и тонут в грязи, пока их обладатели, ахая, стараются поближе рассмотреть куртинку бледных диких нарциссов, цветы калужницы или полюбоваться фиалками, обратившими к весеннему солнцу свои прелестные личики.

Семь пар беннетовских ботинок выстроились перед Джеймсом в ряд по размеру. Он уже успел счистить высохшую грязь с дамских ботиночек и нанести на подъем, носок и пятку жирную ваксу, набирая ее тряпицей из горшка, а теперь полировал кожу бархоткой. Он чуть слышно насвистывал, полностью уйдя в работу. Сара присела рядом, и Джеймс ее заметил. Головы не повернул, но в углах глаз появились морщинки, а она знала, что это он так улыбается.

– Вакса почти закончилась, – заметила она.

Он кивнул.

– Я принесу, когда смогу. Вчера как раз пала старая овца, жир будут перетапливать.

Сара взяла в руки ботинок, принадлежавший Элизабет. Изящный и красиво сшитый, он был весь покрыт комьями грязи. Обуви Элизабет всегда доставалось больше всего. Большим пальцем Сара подковырнула пару комьев засохшей глины, повертела ботинок в руках.

– Не стоит тебе этого делать.

– Раньше только я это и делала, пока ты не появился.

От его глаз вновь разбежались морщинки, и он опять принялся негромко насвистывать душевную, знакомую мелодию.

– Она уезжает, знаешь? – спросила Сара.

– Мисс Элизабет? Да.

– Она говорит, я могу поехать с ней.

– Вот как?

– Говорит, Лондон, а потом Кент.

Он помолчал, потом кивнул:

– Тебе там понравится, я уверен. Нужно же тебе немного расправить крылышки. Пойдет на пользу.

Он покачал башмачок, внимательно осмотрел носок, пуговки, изящный изгиб подъема. Начищенная коричневая кожа тускло блестела, словно каштан.

– Но шесть недель! – возразила она. – Целых шесть недель, вот сколько это займет.

Джеймс повернулся к ней с открытой улыбкой: