Тайный знак - Алёна Жукова Страница 53

Два месяца Веня почти не спал и не ел, только водку пил. Его разлагал страх. Однажды, заметив, что дверь в Аськину комнату сама распахивается и потом закрывается, поставил замок, но это не помогло. Старуха обнаглела еще больше и начала преследовать круглосуточно. Теперь могла средь бела дня появиться, стараясь уколоть своим острым, как шило, пальцем. Он гонялся за ней по квартире, швыряя в злыдню все, что под руку попадется. Даже теперь, в больнице, эта тварь умудрялась пробраться в палату. Веня жаловался врачам, они кололи его галоперидолом, но старуха уходить не собиралась.

Прожил он в больнице всего месяц. Заболел острой пневмонией и скоропостижно скончался. В октябре Клава его похоронила.

Теперь ей не надо было опасаться за квартиру: Ася и Миша стали полновластными хозяевами роскошных апартаментов, но оказалось, что в их планы возвращение на родину в обозримом будущем не входит. Этого Клава не могла понять. Она писала им в Канаду, звонила, требовала одуматься и скорее приехать, а вместо этого получила от них приглашение на венчание, которое должно было состояться в православной церкви канадского городка с русским названием Березки. Разозлившись на легкомыслие детей, хотела выбросить приглашение в мусорное ведро, но одумалась и поспешила оформить визу.

Оплаченный Мишей в обе стороны билет на самолет Голландских авиалиний ей вручили в канадском посольстве. Сын обо всем позаботился, но оставил на сборы всего-то неделю. Снова чуть не психанула, решив было отказаться от поездки: о чем они думают, как она поедет, в чем? Ведь надо платье нарядное успеть достать, туфли, продуктов закупить с собой в дорогу, а попробуй-ка все это добыть, когда в магазинах шаром покати и даже ее мощные связи не помогают. Но худо-бедно все же собралась к назначенному сроку.

На другом конце земли семья Граве тоже готовилась к приезду Клавы. Вовсю шли приготовления к венчанию Михаила и Анастасии.

Как и предполагал Николя, София сразу влюбилась в молодую пару и с большой радостью передала им документы на владение домом, но этим не ограничилась. Узнав, что у ребят фактически не было свадьбы, а главное, что они не венчаны, предложила обвенчаться в православном храме, построенном когда-то на деньги русских эмигрантов, в том числе и семьи Граве, а свадьбу закатить грандиозную – с каретой, музыкантами и двумя сотнями приглашенных. Николя понимал, почему София не жалеет ни сил, ни денег и с таким энтузиазмом взялась все это организовывать, – свершилась ее мечта. Собственные дети лишили ее такой радости. Сын женился, когда перевалило за сорок, после того как его японская подружка Мики, прожив с ним под одной крышей пять лет, забеременела. Свадьбы как таковой не было: смотались в Лас-Вегас, там весело расписались, а по возвращении ограничились праздничным обедом. Еще хуже обстояло дело с дочерью: она меняла бойфрендов как перчатки, дважды была помолвлена, но в последний момент срывалась и уматывала куда-нибудь на край света, только бы не обременять себя семьей. София этого не понимала, но молчала и никогда не вмешивалась в ее жизнь.

Объявление о венчании Михаила и Анастасии было сделано во время Русского бала, на который съезжалась русская эмиграция. Все эти люди, хранившие традиции старой, дореволюционной России, оказались на канадской земле после двух войн. Кто-то нашел здесь свой последний приют, как и великая княгиня Ольга, родная сестра последнего императора, похороненная на Северном кладбище Торонто. Семья Граве была с ней дружна. Уже тридцать лет, как великая княгиня отошла в мир иной, но София и теперь мысленно обращалась к ней за советом.

От великой княгини у Софии осталось кое что, что ей хотелось непременно показать Асе. Да и вообще хотелось поговорить по душам с этой милой девушкой. Как-то вечером она прислала за Асей машину, чтобы обсудить «по-девичьи» все тонкости свадебного наряда и рассказать, как себя вести во время венчания.

София жила довольно далеко от «старого» дома, в котором теперь обосновались Миша и Ася. На склоне лет она предпочла большую и светлую квартиру в пентхаузе ультрасовременного кондо с видом на озеро, где было круглосуточное обслуживание. Личная прислуга тут и не нужна была: все что надо – приготовление еды, уборку, стирку, персональный уход и медицинскую помощь – она получала за вполне разумную плату, немногим большую, чем ее государственная пенсия. София любила пошутить, что на старости лет по-настоящему разбогатела – денег теперь на все хватает, потому как нужна самая малость: чистая постель, легкая еда, удобная обувь и, самое главное, не быть в тягость близким. Жить с детьми категорически отказывалась, хоть и любила их очень.

Когда Ася переступила порог ее квартиры, София сразу растаяла, заметив, как эта девочка, не в силах оторваться, разглядывает картины на стенах и в подрамниках, как втягивает в себя запахи краски, как прикасается к мольберту.

– София, я и не знала, что вы художница, – наконец произнесла потрясенная Ася. – Ваши работы восхитительны!

– Да, дорогая, тут кое-что действительно мое, – смутилась София. – Вот эти пастели с пейзажами мне и самой нравятся, а вот масло несколько тяжеловато. Посмотри-ка сюда. – Она подвела Асю к небольшим картинам в красивых рамах. – Эти акварели уникальны, они принадлежат кисти великой княгини Ольги Александровны, – сказала торжественно, ожидая услышать от Аси возглас удивления.

– Светлые, прозрачные, – улыбнулась Ася и спросила: – А кто она, эта великая княгиня?

София обомлела. Ей казалось, что перед ней образованная, воспитанная девочка, и уж наверняка она хорошо знает историю России, по крайней мере то, что Ольга Александровна Романова – родная сестра императора Николая Второго. Она с трудом скрыла огорчение, подумав, что первое впечатление об Асе, наверное, было ошибочным, но тут же саму себя отругала: «Откуда этому бедному ребенку знать о династии Романовых во всех подробностях? Ее страна выбросила на помойку все, что было до большевицкого переворота. Так ее учили в школе: нет больше Российской империи, есть СССР – тоже империя, а вместо императоров – идолы, которым надобно поклоняться почище царей. Наверняка она без запинки расскажет биографию Ленина, не к ночи помянут будет. Откуда ей знать, что русские цари называли себя слугами народа, а теперь, прости господи, вместо слуг одни вожди да генсеки. Последний, правда, объявил себя президентом. Надо бы расспросить Асю, что она о перестройке думает, а заодно и о Михаиле меченом. Он, говорят, собирается с коммунизмом покончить…»

София пригласила гостью к красиво сервированному столу и предложила отужинать. За чаем с вишневым пирогом они разговорились, почувствовав единение сердец и взглядов. София поняла, что их сближает, несмотря на возрастную пропасть: «Мы с тобой, Ася, как сестрички, потому что обе художницы». Ей вспомнилось, как много лет назад она так же сидела перед пожилой женщиной с царской осанкой и радовалась, что, несмотря на большую разницу в возрасте, дочь самого императора не отказывает ей в дружбе и даже готова помочь начинающей художнице Софии Граве.

– Я была от природы хорошей рисовальщицей, но никогда не училась ремеслу, – откровенничала София, – а великая княгиня прекрасно владела живописной техникой. Ее любимый папа, император Александр Третий, в которого она пошла характером, да и внешностью тоже, поощряя в дочери стремление к искусству, приглашал ей в учителя известных живописцев и музыкантов. Представь себе, дорогая Ася, что ты – царская дочь, что твоя мать – блистательная императрица, знающая толк в нарядах, балах и драгоценностях, а ты всякий раз страдаешь от того, что тебе приходится сменить простое холщовое платье, в котором ты часами стоишь у мольберта, на роскошные царские одеяния. Ольга их ненавидела и называла доспехами. Мать раздражалась из-за ее взглядов, а отец был с ней заодно: ему тоже не нравились балы. Царской мантии он предпочитал простую деревенскую рубаху. В народе его называли «мужицкий царь». Дочке он привил любовь ко всему настоящему: к природе, животным, к простым людям и, конечно, к Богу. А вот скажи, душа моя, ты в церковь ходишь?