А еще я танцую - Жан-Клод Мурлева Страница 53

За все совместно прожитые годы мы ссорились по единственному поводу. Я хотела ребенка, он — нет. Дни рождения мелькали один за другим, но я еще верила, что сумею обратить его в свою веру — пока не поздно. Мне исполнилось 36, потом 37, потом 38 лет. Но моя утроба оставалась пустой, если не считать далекого и с каждым годом бледнеющего призрака Филимона.

В начале 2008 года, когда мое желание стать матерью обрело характер навязчивой идеи, мастерская Венсана выиграла конкурс на строительство крупного объекта в Марселе. Пьер-Мари, видели бы вы, с каким энтузиазмом он взялся за работу! Он объяснил мне, что огромная ответственность требует, чтобы половину времени он проводил в тысяче километров от дома. Я бы назвала это бегством.

Насколько я поняла из писем Веры, они встретились в конце того лета. Не знаю, случайно или нет, но это совершенно не важно. В жизни нет ничего случайного. Просто бывают разные обстоятельства — благоприятные и не очень.

2009 год выдался для меня кошмарным. Венсан подолгу оставался в Марселе, не приезжал даже на выходные. Я догадалась, что он мне изменяет. Вы, Пьер-Мари, в своем ослеплении избежали хотя бы этого — унизительного превращения в шпионку. Я через это прошла. Я выслеживала и вынюхивала, как отвратительный зверек, который залезает в чужие норы и питается чужими нечистотами. Так продолжалось до того дня, когда я украла у Венсана ключи от квартиры, которую он снимал в Марселе. Я точно знала, что дела задерживают его в Париже, и прыгнула в поезд.

Вернулась я в тот же вечер — с пачкой писем. Приехала домой, положила ключи на старое место, в карман куртки, и встала перед зеркалом в нашей спальне, растрепанная и словно оглушенная. На меня смотрела постаревшая, обезображенная ревностью, толстая и мрачная женщина. Пока Венсан не застал меня в этом состоянии, я покидала в сумку кое-какую одежду, туда же бросила письма, нацарапала записку, села в машину и уехала в единственное место, способное послужить мне убежищем, — в Ле-Клуатр. Спрятаться под мамину юбку. В очередной раз.

Я добралась до нее в час ночи. Как в 1994 году, мама приняла меня, не задав ни единого вопроса. Накинула халат, растопила камин, налила мне рюмку шнапса. Потом вторую, потом третью… Включила музыку и оставила меня рыдать на диване. Говорить я не могла. С трудом поднялась, достала из сумки письма, бросила их на журнальный стол и рухнула в постель.

На следующее утро писем на столе не было.

Я спросила мать, куда она их дела, но она вместо ответа просто указала на кучку пепла в камине. По части любовных огорчений моя мать — дока. Хлебнув в свое время всякого, она жила с убеждением, что не для того родила меня на свет, чтобы позволить кому-нибудь загонять мне иголки под ногти.

===

Пьер-Мари, простите меня! У меня отвратительное впечатление, что, вываливая на вас все эти подробности, я подвергаю вас пытке. Наверное, мне следовало бы помолчать, предоставив вам заниматься своей террасой, участвовать в радиовикторине и проводить время с вашим спокойным сыном и шлындрой котом. Единственная причина, по которой я продолжаю с вами откровенничать, заключается в том, что я хочу вас удержать. Как мне ни совестно!

Да, я обещала вам, что расскажу всю правду, но вот вопрос: какую цену вы готовы заплатить, чтобы ее услышать? На сколько, по-вашему, тянет одинокая 43-летняя женщина, окончательно распростившаяся с мечтой о материнстве, забившаяся на остров Олерон в надежде обрести убежище и избежать участи своей матери? В конце концов, с какой стати все это должно вас интересовать?

Я жутко расстроилась из-за вашего вопроса по поводу ошибки с употреблением «почему» и «потому что». Представляю, как дрогнуло ваше сердце, когда вы наткнулись на нее в одном из моих писем! Какие безумные идеи зародились в тот миг в вашем мозгу! Но, Пьер-Мари, это была всего лишь ошибка. Просто оговорка. Или, если признать, что ничего случайного в жизни не бывает, мое подсознательное побуждение повторить за Верой фразу, прочитанную в ее письме? Как вы понимаете, моя мать не сожгла письма — иначе как бы я вам их переслала? Многие тайны открылись мне только после ее смерти. Мне понадобилось потерять ее, чтобы узнать о вашем существовании и прочитать ваши книги. Она ушла, чтобы я хоть на краткий миг почувствовала в вас своего друга.

Можно мне еще немножечко побыть в этом качестве?

Посылаю вам горстку олеронской соли. Ее обычно собирают по берегам болот, а также вокруг век — в некоторые вечера, когда закат окрашивает мир в невыносимо мягкие тона.

Берегите пальцы! — С молотком шутки плохи. Пишите.

11 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

Не волнуйтесь, я не пользуюсь молотком. У меня дрель.

Вы хорошо пишете, Аделина, — до того хорошо, что порой я задаюсь вопросом: кто из нас двоих писатель?

Я не считаю ваши выдумки — о возрасте, о прошлом — ложью. Я смотрю на них как на костюмы, в которые вы наряжались в соответствии с логикой сюжета нашего знакомства. В настоящий момент вы переоделись в свою одежду, но вы для меня по-прежнему та же самая. Вы нисколько не изменились. Кроме того, в главном вы не погрешили против истины. Я имею в виду историю Филимона и вашей матери.

Эти два человека — одна заботилась о вас на протяжении сорока двух лет, о втором вы сами заботились на протяжении семнадцати дней; одна дважды давала вам приют и утешение, когда вам было плохо, второй семнадцать дней пытался жить, пока не ушел, забрав с собой почти все, что в вас оставалось живого, — так вот, эти двое были, есть и будут ваш свет в окне, только они двое и больше никто. Я ведь прав?

Конечно, банкира мне жалко. Как я над ним смеялся! Брат Седрик понравился мне значительно меньше. Кстати, он-то существует? Раз уж мы с вами взялись играть в правдивые вопросы-ответы, спрошу: вы, случайно, не сгустили краски, когда описывали свои злоключения в Пасхальное воскресенье? Честно говоря, читая грустную повесть о постигших вас бедствиях, я в этом засомневался: что-то на меня повеяло историей про зайку из детской считалочки, помните? Пиф-паф, ой-ой-ой! Но главное: «принесли его домой, оказался он живой!» Впрочем, к чему ворчать? Я люблю хорошие сказки. Хорошая сказка порой бывает реальней самой реальности, во всяком случае, она не дает забывать о том, что важно. Наверное, именно так люди сочиняют себе прошлое.

А вот Верина ложь нисколько меня не умиляет. Она больно ранит. Вы говорите, что я ни на кого не злюсь. Это не так. Я зол на нее.

Между прочим, я довершил начатое сжиганием писем и переместил фотографию, которую вы мне прислали, в корзину, после чего ее очистил. Компьютер, взволнованный моей решимостью, спросил: «Вы действительно хотите удалить этот файл?» Я поблагодарил его за заботу и кликнул на кнопку «Да». Правда, перед этим в последний раз рассмотрел фото. Увеличил его на весь экран. На заднем плане, справа, под полукруглым сводом видны две фигуры — женщина в бежевом пальто и высокий мужчина, обнимающий ее за плечи. Чем больше увеличение, тем более расплывчаты фигуры и тем меньше моя уверенность. Но все-таки я уверен. Я почти слышу их голоса и звук их поцелуев. Мне стало ясно, что я здесь третий лишний. И я кликнул на «Да». Да, я действительно хочу удалить этот файл. Аделина, сделайте то же самое. Давайте оставим их в покое.