Белая хризантема - Мэри Линн Брахт Страница 53

Ножи хранились в деревянном ящике у короба с продуктами. Она знала, что петли скрипят, и смочила их слюной. Крышка поднялась почти беззвучно. Маленький нож с белой костяной рукояткой блеснул в темноте, будто знал, что он избран. Хана вынула его из ящика, и от прикосновения гладкой кости по руке распространился жар, поднялся по плечу, проник в грудь, укрепляя ее решимость.

Закрыв ящик, она сжала нож и взмахнула для пробы. Движение получилось стремительное, уверенное. Чтобы добраться до Моримото, нужно было перешагнуть через голову отца Алтана. Хана ступала осторожно, медленно, чтобы дуновение воздуха не потревожило и волоска у его щеки. Шажок за шажком она миновала монгола, чуткая к малейшему шороху. Храп заглушал шелест ее платья. Еще один шаг, два. Три – и она на месте, над Моримото. Прислушалась. От хорошо знакомого храпа внутри всколыхнулась ярость. Она покрепче сжала нож, уже видя, как скользит поверх горла рука – плавно и с силой.

Сделав глубокий вдох, она опустилась на колени. Сколько раз ей приходилось лежать рядом с ним! Она знала, когда он засыпает, знала, когда можно отойти и подмыться или облегчиться. Хана смотрела в его лицо, освещенное отсветами красных углей, прогорающих в печи. Его веки чуть подрагивали. Ее захлестывала ненависть. Пора.

Нож ожил, став будто сам по себе, завис над беззащитным горлом. Кисть покалывало, словно она затекла. “Один разрез. И все. Давай же”. Отцовский голос. Эхо из детства. Так он сказал, когда она впервые потрошила рыбу. Та была мокрая, скользкая и билась в руке, пытаясь вырваться. И с умирающей буйволицей было так же. Ужасно, но необходимо. Чтобы выжить, она должна избавиться от него.

Хана чуть прижала лезвие к шее Моримото. Затаив дыхание, она рассчитывала силу нажима, которой хватит рассечь трахею, чтобы он не вскрикнул. Выдохнув, она напрягла мышцы живота и плечевого пояса, кисть заскользила слева направо – в точности так, как виделось в мыслях. Но вдруг ее рука взмыла в воздух. Тело резко повалилось назад. Растерянная, изумленная Хана упала навзничь. Через миг она поняла, что упала не на пол, а на кого-то. Они боролись за нож. У напавшего были сильные и уверенные руки. Она извернулась, чтобы увидеть лицо. Алтан.

Он нажал на болевую точку на запястье. Хана выронила нож. Алтан быстро схватил его и сунул себе за пояс. Оба задыхались. Она была готова заорать на него, но нельзя, проснутся другие. Алтан молчал, но выражение его лица было красноречиво. Он не верил в происходящее, а может, чувствовал отвращение.

Хана яростно смотрела на него. Но как бы ей ни хотелось все объяснить, ему не понять. Она попросту не знает слов.

Алтан встал и быстро вышел из гэра. Хана за ним не последовала. В ящике есть еще ножи. Она может взять новый и завершить начатое, но воспоминание о лице Алтана удержало ее. Он не простит. Она повернулась к Моримото – человеку, который унизил ее до того, что она готова была стать убийцей. Если она не откажется от задуманного, то станет такой же, как он. Но стоит ли оно того – быть лучше?

Глядя на Моримото, она почти скрипела зубами – от досады, гнева, ненависти. Сжала кулаки, обрадовалась боли, когда ногти впились в мясо. О да, боль – она породнилась с этим чувством. Боль вырвала ее из пелены ненависти. Перед глазами снова всплыло лицо Алтана. В его взгляде больше не было невинности. В кого же она превратилась?

Моримото так и не проснулся. Хана в последний раз представила, как перерезает ему горло, и вернулась на свое место. Тело налилось слабостью, как после долгого похода. Можно проспать целый день и все равно не восстановить силы, которые уйдут на то, чтобы лежать смирно и ждать, когда Моримото ее увезет.

Она больше не увидит Алтана, и последнее, что останется от него в памяти, – ужас на лице. Хана представила, как он наблюдает за ней, крадущейся во тьме. Теперь он наверняка считает ее достойной лишь презрения. Она закрыла глаза. Пусть его отвращение будет столь велико, что он не вернется в гэр до ее отъезда. Ей все равно.

* * *

Внезапно ее разбудили. Хана испуганно подскочила. Еще не рассвело. Кто-то цепко держал ее за плечо. Моримото? Она попробовала вывернуться, но в темноте сердито шикнули. Голос молодой. Алтан, прижав палец к губам, указал на выход. Он был полностью одет, на плече висела кожаная сума. Хана встала. Не глядя на нее, он подал замшевые сапоги, которые ей выделила его мать. Хана обулась, и они выскользнули из шатра.

Сразу за порогом стоял Ганбаатар. Хана обмерла. Он, как Алтан, приложил палец к губам. Она не понимала, что они задумали. Алтан потянул ее за руку прочь от гэра. Ганбаатар двинулся следом. Они направлялись к малому гэру, и до Ханы дошло, что это может быть опасно.

С Алтаном она справится, но Ганбаатар идет сзади, то и дело подталкивая в спину. Хана попыталась увернуться от его рук, но он что-то зашептал ей в шею. Поняла она лишь одно – ждать, когда их намерения прояснятся, нельзя. Поэтому она ударила его затылком. Ганбаатар выпустил ее и уже сделал шаг в сторону, но Алтан ухватил ее за шелковый пояс. Хана замолотила руками в попытке вырваться. Но Алтан, уворачиваясь, медленно покачал головой. Лицо у него было не злое, но озабоченное. Он то и дело поглядывал в сторону гэра.

– Хана, – произнес он и отпустил ее.

Она перестала брыкаться, замерла, ожидая, когда он растолкует, что ему надо. Он показал на малый гэр. К шесту были привязаны два пони – оба оседланы, как для долгой езды. Алтан поднял суму и открыл. Хана увидела внутри свертки – явно с едой – и большую флягу. Он помогает ей сбежать.

Ганбаатар потер щеку, улыбнулся и показал на ее голову. Хана ответила улыбкой и тоже потерла затылок, признаваясь, что и ей больно. Они в молчании подошли к пони. Ганбаатар подсадил ее на белого с черными бабками. Алтан вынул из-за пояса нож и протянул ей. Потом что-то сказал Ганбаатару, тот кивнул, хлопнул его по плечу и отвязал пони. Алтан вдруг запрыгнул на пони позади нее. Она оглянулась, но он уже направил пони прочь от лагеря. Второй пони затрусил следом.

За маковым полем Алтан пустил пони галопом. Вскоре они уже стремительно мчались сквозь тьму. Ландшафт изменился. Алтан подбадривал пони ударами пяток в бока, если тот замедлял бег. Его тревога передалась Хане, и она тоже подгоняла пони – мысленно. Они одолели каменистый подъем. Хана решила – взбираются по подножию той огромной горы, что видна из лагеря.

Над ними сияли звезды. Она прислушивалась, не стучат ли сзади копыта, от образа преследующего их Моримото охватывал ужас. Не раз ей казалось, что она уже слышит топот его черной лошади, но это была лишь игра воображения.

Когда солнце решило пробудить землю, глаза Ханы наконец различили впереди дорогу. Вдоль скальных выступов вилась узкая тропа. Хана оглянулась. Они одолели не больше четверти подъема, и за деревьями и валунами мало что можно было разглядеть. Желание выяснить, нет ли погони, сделалось нестерпимым.

Успокаивала лишь близость Алтана, который, обхватив ее сзади, сжимал обеими руками поводья. Она не знала, куда они направляются, надолго ли Алтан с ней останется, она просто радовалась тому, что он рядом. Память подсунула то выражение отвращения, с каким он посмотрел на нее в гэре. От угрызений совести и стыда ей захотелось провалиться сквозь землю. Одно утешение – Алтан не знает, что ей пришлось испытать благодаря Моримото. Он понятия не имеет, какое ей уготовили будущее. Сумей она объяснить, он, может быть, не отвел бы ее руку с ножом, зависшую над горлом Моримото, и им не пришлось бы бежать. Все это снова и снова проносилось у нее в голове.