Такая большая любовь - Морис Дрюон Страница 54

В ту пору в Англии скачки уже лет тридцать как были в большой моде. Однако лошади, в них участвовавшие, нимало не походили на сегодняшних. Тогдашние образцы были ближе к лошадям средневековых конников: крупным, тяжелым, способным выдержать вес доспехов, на скаку вспахивающим копытами землю с грохотом несущейся лавины.

Мистер Уильямс, трактирщик, был большим любителем пошутить.

«А что, — подумал он, — если я выставлю на скачки моего негра?»

Так он называл Шама.

Но и у Шама было чувство юмора. Когда его вывели на беговую дорожку, он категорически отказался бежать. Тогда жокей ударил его шпорами, и тут Шам взвился на дыбы, стал брыкаться и, сбросив всадника, умчался обратно в конюшню.

Несколько попыток закончились ничем. Конь явно не желал соревноваться. На тренировках и сам по себе он проделывал чудеса, черной стрелой стелясь по зеленым беговым дорожкам. Но стоило ему оказаться среди своих тяжеловесных соперников, он начинал вести себя так, будто ему нанесено тяжкое оскорбление, и худо было тому, кто осмеливался к нему приблизиться.

«Вот дрянь какая», — сказал мистер Уильямс, как сказали перед ним Людовик Пятнадцатый, его обер-шталмейстер, версальские конюхи, водовоз и мистер Кок.

И мистер Уильямс почел за счастье уступить Шама одному из своих клиентов, лорду Годольфину, удовольствовавшись ничтожной суммой в двадцать пять гиней.

Для лорда Годольфина, бывшего королевского казначея, бывшего депутата парламента от Оксфорда, члена палаты лордов, зятя первого герцога Мальборо, чью дочь леди Генриетту Черчилль он взял в жены, двадцать пять гиней ничего не значили, и даже сто гиней, и даже тысяча — если речь шла о лошадях. Этот досточтимый человек имел две страсти: шахматы и скачки. Вторая его в конце концов и разорила. Он содержал в Кембриджшире богатую конюшню, и Шам был для него не более чем экзотической фантазией.

— Отправлю-ка я негра в Гог-Магог, — решил лорд Годольфин, назвавший по имени легендарных библейских великанов свой конный завод.

Любовь ко всему необычному, непривычному, тяга к неприкаянным, отверженным душам — отличительная черта женской природы. Появление Шама привело кобыл Гога-Магога в явное смятение. Наблюдая, как его красотки раздувают ноздри и топорщат холки при виде восточного красавца, лорд Годольфин приказал, чтобы конь зарабатывал свой овес, возбуждая кобыл перед случкой.

Вот какое применение нашел себе на несколько месяцев тот, кого уже тогда называли не иначе как Годольфин Арабиан — «Араб лорда Годольфина».

Когда в Гоге-Магоге намечалась свадьба, принца пустыни приводили к будущей матери, и он кокетничал с ней, приводя в любовное настроение. Затем, когда, проникшись чарами черного жеребчика, красотка казалась достаточно подготовленной к дальнейшим ухаживаниям, в стойло вводили главного производителя, местного короля, гиганта Хобгоблина, и тот, тяжелый, важный, самодовольный, входил к ней чуть вразвалку во всей своей жирной стати, чтобы без малейшего усилия свершить акт отцовства. А Арабу Годольфина, подготовившему триумф великана, предлагалось убраться с его дороги.

Горячему, гордому Шаму трудно было мириться с таким унижением, но конюхи лорда Годольфина крепко держали корду, и негру приходилось подчиняться.

Все это продолжалось до того дня, одного из самых знаменательных в истории скаковых лошадей, когда глазам Араба Годольфина предстала великолепная золотисто-рыжая кобылка, юная, хотя уже совсем оформившаяся, и нервная. Предстоящая свадьба, первая в ее жизни, очень волновала ее. Звали рыжую красавицу Роксана.

Она тоже была питомицей королевских конюшен, где лорд Годольфин и приобрел ее за шестьдесят гиней, и с первого взгляда влюбилась в восточного красавца. Более чуткая, чем люди, она сразу распознала в Арабе королевскую кровь. Принц же пустыни со своей стороны проявил по отношению к прекрасной Роксане такую пламенную страсть, такое пылкое влечение, каких не испытывал прежде.

Между ними началась безумная, роскошная пляска любви, восхитительный балет обольщения, на который способны лишь животные: пчелы, летящие прямо на солнце, чтобы отпраздновать свой союз, перламутровые стрекозы, чьи игры отражаются в темных водах, птицы, облачающиеся в самые красочные свои одежды.

Но в ту самую минуту, когда Роксана, совершенно потеряв голову, готова была уже отдаться страсти, к ней подвели, как обычно, огромного, жирного, могучего Хобгоблина. Обезумев от бешенства, Араб взвился на дыбы и бросился на соперника. Напрасно конюхи натягивали корды: конь порвал кожаные путы, и жестокая битва завязалась прямо на глазах насмерть перепуганных работников, не смевших двинуться с места из страха быть раздавленными.

Солома клочьями летала по стойлу, гремели под ударами подков перегородки; клубы пыли наполовину скрывали сражающихся. Не привыкший к подобному обхождению, тяжеловесный Хобгоблин растерялся от такого напора. Он тоже тяжело поднялся на дыбы, но был слишком грузен, чтобы отражать стремительные, яростные атаки своего щуплого противника.

Работая копытами и зубами, Араб в несколько мгновений убил гиганта Хобгоблина.

Давид сразил Голиафа и, как настоящий Давид, потребовал в награду царскую дочь. Выломав двери конюшни, Араб Годольфина устремился на свободу, увлекая за собой прекрасную Роксану — ослепленную его победой, влюбленную, покоренную им раз и навсегда. В бешеном галопе их копыта процокали по двору, и они умчались вместе в ближний лес.

Их нашли вечером, счастливых, немного усталых и вновь покорных. Они прижимались друг к другу, и голова рыжей Роксаны покоилась на черной холке ее покорителя.

На конюшне не знали, что и делать: как сказать лорду Годольфину, что его лучший производитель убит, а самая многообещающая — и при этом самая дорогая — кобыла сбежала в лес с негром, да не просто так, а праздновать «медовый месяц»?

Но лорду Годольфину, обладавшему богатой фантазией, было знакомо понятие чести. Ему понравился рассказ о битве, и, несмотря на понесенные убытки, он проникся уважением к арабскому скакуну.

— Посмотрим, что из этого получится, — сказал лорд.

Плодом этого романтического союза стал жеребенок по имени Лат, родившийся в 1732 году. С первого своего появления на ипподроме он неизменно выигрывал все призы. До него не видывали лошади быстрее. Его тяжеловесные соперники тащились далеко позади, отставая от него на двадцать корпусов. Это дитя любви было непобедимо. Вместе с ним родилась порода, названная почему-то «английской чистокровной».

Горячить кобыл Арабу Годольфина больше не доверяли: опасались, как бы на него снова не напал воинственный дух. Но Роксана отказывалась от других женихов, она хотела принадлежать только ему.

Лошади явно страдали в разлуке: они грустили, нервничали, отказывались от еды. Пришлось поставить их в соседние стойла, а поскольку строптивая Роксана по-прежнему не подпускала к себе никого другого, было решено позволить им соединиться вновь. Так Роксана обрела единственного супруга.