Семья Машбер - Дер Нистер Страница 54

Мойше нуждался в братской помощи. После истории с Рудницким и особенно после того, что произошло вчера, когда он, обнаружив у себя пустую кассу, вынужден был взять деньги, сам того не зная, у Сроли, словно тяжкий камень обрушился на него. Страшное предчувствие охватило его: «Кто знает? Многие признаки говорят о том, что счастье повернулось ко мне другой стороной, и, как это часто бывает, самая высокая ступень моей лестницы уже пройдена и теперь мне предстоит спускаться вниз?»

А в это время Сроли и Лузи, о которых он думал, даже не вспоминали о нем. Они были далеки от него и его рассуждений. После того как Сроли был с позором изгнан из дома Мойше Машбера, после того как он излил душу перед Лузи и особенно после того как ему удалось поместить свои, до сих пор скрываемые деньги в надежные руки самого Мойше Машбера, он больше не показывался в домах богачей. Целыми днями он толкался на ярмарке. На него посматривали с подозрением, как на жулика или ненормального, который везде сует свой нос. Так было и в то утро, о котором идет речь.

Вот он стоит у одной из стен древней городской крепости, которая глядит на реку и плотину. На время ярмарки у подножия этой стены разместилось множество палаток, стоек, лотков. Здесь особенно велики сутолока, теснота, разноголосица. Торговцы расхваливают свои товары, зазывая на все лады покупателей. Толпы народа двигаются туда и обратно, люди собираются кучками и жужжат, как в пчелином улье.

Сроли стоит возле палатки, у которой две стенки — полотняные, третья каменная (стена крепости), а четвертая отсутствует. Здесь не торгуют, не продают. Здесь лечат: вскрывают нарывы, чирья, волдыри, опухоли, ставят банки, удаляют зубы, лечат глаза, а также стригут и бреют.

Здесь орудует старый лекарь Лейб, через очки его глаза кажутся огромными и блестят, как у рыбы. У Лейба есть помощник Менаше, молодой человек в начищенных сапогах — злой насмешник и сквернослов. Пациенты — это крестьяне, накопившие у себя дома достаточно болезней для лекаря Лейба. У кого — поясница, у кого — застарелые колики или другие хворости, которые деревенские знахари и бабки не в силах исцелить и лечение которых пришлось отложить до ярмарки. Крестьяне сидят и ждут своей очереди. Вот клещи, которыми впору вытаскивать гвозди, — ими Менаше рвет зубы. Лекарь Лейб работает более тонкими инструментами. Он вскрывает нарывы, чирьи, мажет мазями и прикладывает пластыри разных цветов.

Сроли стоит около палатки, заглядывает в тазы, в которых скапливаются окровавленные бинты, тряпки, смотрит на больных крестьян, которые независимо от результатов лечения платят либо наличными деньгами, либо натурой — кто принес пяток яиц, кто курицу, овощи, щетину. Все это складывается в кучу.

Сроли отходит и оказывается на оживленном перекрестке, где расположились бандуристы. Слепые нищие сидят на соломе. Глаза выглядят у них по-разному: у одних они открыты, а ничего не видят, у других закрыты, вытекли, в глазах у третьих как бы белесые горошинки вертятся, у четвертых зрачки под прикрытыми веками перекатываются. Но все — либо задирают голову кверху, к солнцу, вытянув шею, либо клонят голову к груди… Один поет басом, у другого голос тихий, журчащий.

Их окружает множество слушателей. Солнце печет, к полудню зной усилится. Народ толпится вокруг бандуристов. Главным образом подходят крестьянки, великие охотницы услышать доброе задушевное слово, песню, которая своей бесхитростной мелодией близка сердцу каждой из них. Здесь можно всласть поплакать из сочувствия славному казаку Самойло Кишке, который вместе с другими добрыми казакам попал в турецкий плен и был посажен в старую турецкую крепость.

В песне поется о том, как эти казаки терпели от янычар и предателя, ляха Бутурлака, изменившего христианской вере и назначенного в награду за это надзирателем за своими же братьями-казаками. Затем следует рассказ о том, как казаки избавились от изменника и спаслись от турок. В другой песне рассказывается, как пленный просит птицу слетать к нему домой и передать родителям, чтобы они продали землю и дом, собрали деньги и приехали вызволить его из беды. Кончается песня так:

Визволь, Боже, бiдного невольника

На святоруський берег,

На край веселий,

Мiж народ хрещений…

Сроли слушает со всеми. Кажется, вот-вот он достанет из кармана свою дудку, с которой приходил на свадьбы бедняков, и заиграет вместе с бандуристами. Но он извлекает из кармана крупную монету и кладет в шапку бандуриста. Все с удивлением смотрят на этого странного, бедно одетого еврея — что его привело сюда? Почему у него, как и у других, слезы на глазах? Почему он наравне с крестьянами с таким сочувствием и участием воспринимает чуждые ему песни и вознаграждает певцов такой крупной монетой?

…Немного позже Сроли направился в другую часть города, расположенную далеко от базаров и ярмарочных площадей, — к третьему кольцу, на «Пески». Возле избушки, в которой проживает Малка-Рива, он замедлил шаг и нагнулся, будто что-то поднимая с земли. С удивлением разглядывая найденный предмет, он отворил дверь в домик и насмешливо обратился к невестке Малки-Ривы, вышедшей ему навстречу:

— Что, молодайка? Так разбогатели, что деньги валяются у тебя на пороге? Гляди, что я нашел.

— Какие деньги, — удивилась та, — откуда?

— Вот эти самые. Я их поднял возле твоей двери.

Услышав громкий разговор на пороге дома, внуки выбежали поглядеть, кто там сердится на маму. Малка-Рива тоже оторвалась от своего молитвенника, который читала по утрам, сдвинув на кончик носа очки, засеменила к порогу и увидела Сроли, которого хорошо знала, как горемычного бедняка. В последний раз она его видела у Мойше Машбера. У нее на глазах произошла ссора между братьями, вспыхнувшая из-за этого Сроли. Теперь он держал в руке крупную ассигнацию, протягивал ее невестке, а та отказывалась ее принять.

— Она уже такая богачка, что деньгами швыряется?! — сердито говорил Сроли.

— Что за деньги, какие деньги? — вмешалась Малка-Рива

— Вот эти, — ответил Сроли. — Я проходил мимо, и эта бумажка бросилась мне в глаза. Она лежала возле вашего порога. Вот я и отдаю ее тем, кому она принадлежит. Кому еще отдавать? Ведь у вашего порога лежала…

Малка-Рива, как и невестка, была очень удивлена и тоже начала отказываться, говорить, что не они потеряли эти деньги — им нечего терять. Тут Сроли рассердился не на шутку — и на невестку, и на свекровь:

— Ну и что, если чужие? Мне уж они никак не принадлежат, пусть останутся у вас! Нет? Не согласны? Тогда выбросьте их снова на порог или отдайте нищим.

При этом Сроли украдкой поглядывал через открытую дверь на больного Зисю. Он видел человека, которому становится все хуже и хуже — сухо блестели воспаленные глаза, щеки запали, на лбу появились глубокие, как у старика, морщины.

Наконец Сроли оставил деньги и ушел. Малка-Рива и ее невестка остались стоять с такими лицами, как в то памятное утро, когда один за другим в дом нежданно явились посланцы фортуны — мясник, бакалейщик и доктор. И вот опять над бедной хижиной кто-то простер щедрую руку, и ничем другим, как чудом, это не назовешь и не объяснишь.