Миллионы женщин ждут встречи с тобой - Шон Томас Страница 54

К счастью, подвернулась учеба в Лондоне, и я уехал. Но в мои шальные студенческие годы мама не сидела на месте. Однажды утром она сообщила сестре, что наконец-то встретила порядочного человека и выходит за него замуж (родители к тому времени были разведены, просто жили вместе — еще более поразительный уговор с их стороны). Несколько месяцев спустя мама собрала чемоданы и поселилась у другого мужчины.

Отец, как ни странно, взбунтовался. Он снова сделал матери предложение и объявил, что больше никогда ей не изменит. Сказал, что не может без нее жить.

Мама — героиня! — была непреклонна. Как-то раз я приехал домой, где она больше не жила, и застал отца за телевизором. Он смотрел детскую передачу. С утра пораньше. Мамин отказ вогнал его в депрессию.

Понятное дело, я волновался за папу, хотя внутри злорадствовал — наконец-то справедливость восторжествовала! Что посеешь, то и пожнешь, а ты как хотел, папочка? Он мало-помалу приходил в себя и даже поселился у новой любовницы (все еще чувствуя за собой вину), а мое легкое презрение никак не пропадало. Правда, со временем оно исчезло, но тут я вдруг понял, что могу извлечь из отцовой вины пользу. В свободное от хандры и воспитания детей время (именно тогда он сообщил, что на другом конце города живет наш двенадцатилетний братик) отец продолжал писать книги. Одна из них стала очень популярной в Америке, и впервые в жизни денег у него появилось хоть отбавляй. А у меня, в свою очередь, было множество задумок, как их потратить. Еще я знал, что отец до сих пор чувствует себя виноватым перед нами, поэтому не сможет отказать в десятке фунтов. Я звонил — он отстегивал денежки. Снова и снова. При этом я отдавал себе отчет, что он пытается искупить вину, смягчить угрызения совести. Но мне было плевать.

Нездоровые были отношения: я презирал собственного отца (хотя любил его и уважал то, что он делает). Папа же никак не мог избавиться от вины и понимал, что его попросту эксплуатируют. Он отстранился от нас, и душевную близость было не вернуть. Ужас, одним словом.

А потом вмешалась судьба. В свои двадцать с хвостиком лет я по уши вляпался в дерьмо. Принимал наркотики, нарушал закон, шел на самые рискованные авантюры и все прочее. Мое нигилистское отношение к жизни — к черту все, давайте веселиться! — явилось, вероятно, результатом воспитания. Хотя не исключаю другой вариант: я был круглый идиот. Так или иначе, когда я закопался в дерьмо почти с головой — лет в тридцать, — на горизонте возник отец. Он мне помог. И не только финансово. Он помог эмоционально. Принял меня, когда я совсем запутался. Пытался со мной поговорить, когда я стоял на самом краю. Сделал все, черт побери, на что был способен! И пусть в конце концов мне пришлось расхлебывать кашу самому — все равно я очень благодарен ему за старания. Тогда я пересмотрел свои взгляды на себя и на свою семью.

Итак, со временем пропасть между нами — его вина и мое презрение — исчезла. Сейчас у нас прекрасные отношения: дружеские, разумные, теплые, эдакие исконно английские. Хотя иногда папа перегибает палку и рассказывает слишком много. К примеру, он сообщил, что давно не занимался «взрывным» сексом с женой (четвертой по счету). Моему отцу сейчас семьдесят один.

Собственно, к чему я все это? Дело в том, что я люблю отца, тем не менее знаю (потому что видел своими глазами и испытал на собственной шкуре) его темную сторону. Он был бабник и эгоист, а в моих жилах течет его кровь. Яблоко от яблони, сами понимаете… Я ведь действительно могу быть жутким эгоистом и тем еще волокитой. Итак: если я женюсь, то сохраню ли верность Клер? Не стану ли обращаться с ней так же, как отец обращался с матерью? Господи, только не это! Я не хочу слышать, как она плачет у себя в комнате, я не хочу быть причиной ее слез!

И еще: способен ли я стать хорошим родителем? За последние годы, изучив этот вопрос сквозь призму мучений отца, я начал понимать, какая это нелегкая задача. В сущности, мой папа был не так плох — скажем, он достойный человек, который по временам становился ужасным отцом. Почему я возомнил, будто сам буду лучше? Скорее всего, у меня возникнут похожие трудности.

Я оказался перед очень сложной дилеммой, и не похоже, что я в силах с ней управиться. В моей голове роятся самые разные мысли, меня одолевают сомнения. Теперь я начинаю подумывать о том, чтобы дать задний ход. Не просить руки Клер. Я не могу. Я просто… не могу!

И вот однажды я болтаю по телефону со своей бывшей подружкой. Бывшие подружки очень хороши для разговоров на щекотливые темы — они тебя знают, понимают и уже бросили. Словом, в состоянии разобраться во всем этом мусоре.

Подружка выслушивает мои сомнения и тревоги, нетерпеливо вздыхает и говорит: «Шон, ты не точная копия своего отца. Гены не определяют нашу судьбу. Ты можешь оказаться другим. Кто знает? Учись на его ошибках. Ты уже кое-чему научился».

В точку! Ну разумеется, она права. Если мой старик был бабником, это еще не значит, что я тоже им буду! И нечего выдумывать себе жалкие оправдания, лишь бы не просить руки Клер. Я, в конце концов, разумный человек и сам решаю, что делать. А свалить всю вину на родителей — слишком легко. Неужели у Гитлера была такая ужасная мать?

И все-таки я медлю. Остаточная тревога, наверное. У меня такое прошлое… имею ли я право брать Клер в жены? В самый ответственный момент моя бывшая добавляет: «Кстати, я тоже встретила любимого. Любовь — прекрасное чувство. Успокойся и наслаждайся жизнью!» Почему-то эти слова меня вдохновляют. Может, со временем я и сам бы вдохновился, но совет подруги очень кстати. Я все решил. Сделаю, что задумал. Попытаю счастья. Буду таким же смельчаком в любви, каким был в обычной жизни: прыгал с парашютом, отправлялся в горячие точки, совершал прочие дурацкие и необдуманные поступки. Я попрошу руки Клер, переборю все свои сомнения…

О боже.

Итак, я снова на крыше. Стоит теплый летний вечер, а я собираюсь с духом и произношу заветные слова:

— Ты выйдешь за меня замуж?

Хочу поведать вам историю интернета. Началось все с математика Чарльза Бэббиджа, который родился в Девоншире и…

Шутка.

Она сказала:

Да.

Да!

Да.

Да.

Отлично!

Неужели на этом все? Ну да, почти. Мы с Клер по-прежнему вместе. Она прямо в этой комнате. Вчера мы слегка напились и вовсю зажигали на вечеринке неподалеку от моего дома, и теперь я тихонько работаю на ноутбуке, страдая от похмелья, а она спит в кровати. И храпит. Причем храпит довольно громко, надо сказать. Я уже подумываю о том, чтобы шлепнуть ее журналом по попе — пусть хоть ненадолго замолчит.

Но несмотря на ее храп и мое похмелье, должен признаться: я счастлив. Счастлив, как верблюд, которому подарили новую плевательницу. Счастлив, потому что оно все еще со мной, это чувство в груди. Странно. И здорово. И немного пугающе. Прежде я никогда такого не испытывал — отныне я встал на якорь, зашел в пристань. Я безмятежен и счастлив. Рад, что сделал этот судьбоносный шаг. Все оказалось просто замечательно.