Простишь — не простишь - Валери Тонг Куонг Страница 54

Сократ смутился, нахмурился. Я спросила:

– Можно, я расскажу все с самого начала? Если надоем, так и скажи, ладно? Я умолкну. Тема для тебя не слишком интересная, но…

– Ну что ты! – засмеялся он. – Самая интересная на свете. Не представляешь, до чего я заинтригован!

Ну, я и начала про то, что росла сиротой. Папа умер, а мама меня не любила. Одна Селеста обо мне заботилась. Потом я узнала, что отец у меня другой… В тот черный год в полном одиночестве оплакивала умершего ребенка. Надеялась, что Лино – мой старший брат, защитник, а он оказался предателем. И пошло-поехало. Я принялась охмурять мужчин, всем врать, выдумывать, сочинять небылицы. Лишь бы не оглядываться, не останавливаться, не задумываться. Не взглянуть правде в глаза. Мне нужно было увернуться, спастись, как-то выжить.

Сократ терпеливо слушал, задавал наводящие вопросы. Я делилась не просто с другом, но и с врачом. Отлично! Наконец-то мне скажут, здорова я психически или серьезно больна. Вдруг я клиническая сумасшедшая и меня нужно срочно везти в психушку и глушить транквилизаторами? С величайшим облегчением я разбирала у него на глазах свои сложные сооружения по кирпичику, снимала бесконечные маски, сбрасывала вуали. Мне стало до того свободно и легко, что я уже не боялась зловещего диагноза, меня не пугала мрачная перспектива полнейшего одиночества или прозябания в специальном учреждении для умалишенных. Только бы он мне поверил! Ведь мне больше не к кому обратиться…

Сократ во мне не усомнился.

– Ты, безусловно, нуждаешься в лечении, Маргерит. Не потому что безумна. Ты травмирована, изранена, измучена.

Его заботливость растрогала меня до глубины души.

Он ласково усмехнулся.

– Главное, мне ты сказала правду. Ложь другим я охотно прощаю. Меня не смутишь обнаженной плотью и обнаженной истиной. Такая уж у меня профессия. Беспристрастность – основное ее достоинство и основной недостаток. Спасибо тебе за доверие. В своих ошибках признаться непросто. Ты можешь собой гордиться. Не бойся, я тебе помогу, обещаю!

Двадцать восемь лет я боролась. Устала, сдалась, решила разом со всем покончить. И вдруг ожила, услышав несколько добрых слов.

Он положил теплую ладонь мне на лоб.

– Как ты себя чувствуешь? Тебе необходимо выспаться.

Выспаться? Боже, Густаво, никто еще не слушал меня с таким вниманием, не смотрел с такой нежностью. Я полюбила тебя с первого взгляда. Мы прожили вместе всего несколько дней, а ты беспокоишься обо мне как самый близкий родной человек. Знаешь все и не осуждаешь. Я так тебе благодарна! Мне совсем не хочется спать. Ты вдохнул в меня столько энергии! И я знаю, кому ее передать. Я хочу увидеть Мило. Пусть не думает, будто я его бросила. Мы поклялись друг другу в верности, не смейся! Увижу его и скажу, что не нарушала клятвы. Что я достойна его доверия. Я виновата, я устроила гибельные гонки, но я не сбежала. Прошу, Густаво, отведи меня к нему! Умоляю! Всего один разочек. Ну, пожалуйста!

Он расправил подушки и уложил меня. Весело подмигнул.

– Вы с ним увидитесь, не сомневайся. Вам обоим это доктор прописал. Я не просто исполню твое желание, я поставлю на ноги больного. Он в тебе нуждается. Как только ты исчезла, твоя семья распалась. Лишняя, говоришь? Посторонняя? Ты хребет, опора, несущая конструкция всего здания. Без тебя твоя сестра, мама и зять перестали разговаривать друг с другом. Смотрят волком, едва кивают, разбегаются в разные стороны. Кто больше всех от этого страдает? Угадай! Послушай, что я тебе предложу. Я тоже привязался к этому мальчику. И он мне доверяет. Едва он появился у нас в больнице, все ожили: врачи, персонал, пациенты. Он всех очаровал, растормошил. Обаятельный, веселый. С охотой взялся за дело. Казалось, мигом поправится. Ан не тут-то было. Как только он понял, что тебя к нему не пускают, сник, потух. Каждый день требовал, чтобы ты пришла. Мать ему сказала, что ты уехала на раскопки, он не поверил. Помрачнел, занемог. Ни с кем не разговаривал, только со мной, да и то изредка. Не слушал никаких объяснений, часами глядел в одну точку, не смотрел телевизор, не включал музыку. Показывал всеми доступными способами, что ты ему необходима, что он тебя ждет. Переночуешь у меня, приведешь себя в порядок, а завтра к вечеру приезжай в больницу. Я тебя встречу и потихоньку проведу к нему в палату. Дежурные медсестры – люди хорошие, они нас не выдадут.

Поздно вечером мы с Густаво пробирались по территории закрытой уже больницы. Неслышно вошли на цыпочках, будто воры, крадучись поднялись по лестнице, поскреблись в дверь палаты.

– Кто там? – спросил слабенький голосок.

Услышав его, я затрепетала от счастья.

– Сюрприз! – Сократ заглянул внутрь. – Я же тебе обещал. Только это секрет, мы договорились, помнишь?

– Да, – прошептал Мило.

Густаво отошел, пропустил меня.

Любимый мой мальчик! Я не видела тебя целую вечность: годы, столетия…

Мило широко раскрыл глаза от изумления, залепетал, заикаясь:

– Ма… Ма… Ма… Марго!

Не знаю, кто из нас двоих, нет, троих, был больше взволнован и рад.

– Вот, дружок, принес тебе запас горючего, – пошутил Сократ. – Расходуй его с умом, понемногу.

Мило улыбнулся, выпрямился, протянул ко мне руки. Я бросилась к нему, хотела обнять, но Густаво со смехом остановил меня:

– С этого юноши довольно травм! Не покалечь его снова.

Я отпрянула, будто меня ударили.

– Мило, голубчик, прости! Из-за меня ты попал в эту передрягу, так намучился, так устал…

Он решительно покачал головой: «Нет! Нет! Ты не виновата!»

Сократ был в восторге:

– Мгновенный терапевтический эффект! До сих пор Мило не мог повернуть голову ни вправо, ни влево. Руки у него почти не двигались. Маргерит, ты лучшее лекарство! Но мы на этом не остановимся. Кто за то, чтобы отправиться в путешествие? Прогуляемся, а?

Он исчез и через мгновение вернулся с изящной инвалидной коляской. Мы с Мило все-таки обнялись и не могли оторваться друг от друга.

– Карета подана, мсье!

Густаво говорил с мягким бразильским акцентом, из него получился комичный и трогательный слуга. Он осторожно усадил Мило в коляску, тщательно укрыл одеялами, заботливо обмотал своим шарфом худую хрупкую шейку.

По коридору прошла медсестра с тележкой. Она заговорщицки нам подмигнула. Мы спустились на грузовом лифте.

– Полезно подышать свежим воздухом, – с важностью сообщил Сократ.

Он повез коляску, я схватила моего мальчика за руку, крепко сжала ее. Мило повернулся ко мне и лучезарно улыбнулся.

В тот вечер мы всего лишь объехали вокруг корпуса. Вдыхали ночную свежесть, любовались звездами и деревьями. Слушали странный шорох и хруст, как когда-то летом в саду, куда мы вот так же пробирались тайком.