Московское наречие - Александр Дорофеев Страница 55

«Но у нас повсюду этот хренов мачизм, – вздохнула Груша – Реституция действует только по мужской линии. А для меня брат Аспи – ларго а ла малета! То есть смылся в чемодан, а точнее – сыграл в ящик. Зато боги послали тебя! – взъерошила ему волосы. – Перекрасим в негро на границе с Белизом, который временно устроился на моей территории, и все будет прекрасно! Продам или сдам в аренду землю и дико обогащусь!»

Только теперь Туз сообразил, что Тбилиси в стороне от их дороги, то есть совсем ни при чем. О, надо же быть таким тугоухим ослом! А туда же – женюсь на принцессе майя! Наверное, и впрямь лучше остаться ее братом. И всплыли невесть откуда строки Байрона: «Сестра! Мой друг сестра! Под небесами нежнее слова, лучше слова нет!»

Они остановились в приграничном мотеле, где нашли кипу путеводителей и буклетов, подробно рассказывавших о будущих владениях Груши.

Государство Белиз со столицей Бельмопаном – небольшая страна, омываемая Карибским морем. Размерами и числом жителей сопоставима с герцогством Люксембург, а ее название означает не что иное, как Чемоданчик. Он будто бы наскоро собран в дорогу – всего понемногу, но на первое время достаточно. Четыре городка. Две реки – Рио-Ондо и Белиз с водопадами. Горы Майя с пиком Виктория, умеренной высоты около мили. Саванны и тропические леса, где растет ценное красное дерево и карибская сосна.

Но чего в избытке, так это народностей! От индейцев, испанцев, негров и китайцев возникло множество новых племен с именами собственными. В суровые годы конкисты и рабовладения, когда испанцы познакомились с индианками и мавританками, появились первые немудреные помеси – метисы и мулаты. Они были хороши собой, а испанки тоже ведь люди. Их любовь к мулатам сотворила «мориско», которые дали миру «чино», а уж эти с индианками сделали «сальтоатрас», прыжок назад, кои, в свою очередь, породили с мулатами «лобо» – волков. Увы, названия двух последних говорят, что далеко не всегда усложненные коктейли приятны на вкус.

«Но какая ясность в смысле расовой принадлежности! – думал Туз, крася голову и брови черным. – А в многонациональной отчизне – густой туман. Хотя, если дать имена всем российским замесам, многие наверняка потребуют самоопределения, вплоть до создания республики хохлоцапов, например, или коцахлов с вхождением в Европейский союз».

«Кто у нас с тобой может родиться?» – спросил он Грушу. «Да какой-нибудь бубновый валет, “петушиный хвост”, – махнула она рукой, разглядывая карту.

В середине девятнадцатого века эти земли перешли Великобритании по праву сильного и назывались, будто тяжелое внутреннее заболевание, Британский Гондурас. Уже лет двадцать как Белиз считается независимым, однако его главой остается королева Елизавета, представленная губернатором. И все здесь мерят на английский манер – в акрах и рудах, ярдах и родах.

Это совершенно запутало Грушу. По имевшимся бумагам ей причиталось девятьсот тысяч акров. В акре четыре руда. Один руд – примерно пять тысяч квадратных ярдов. В роде – более пяти тысяч метров. Все получалось «вроде», но как-то выходило, что Груше достанется вся страна площадью в двадцать три тысячи квадратных километра. Она долго считала в столбик, переводя из одной меры в другую, и наконец поняла, что Белиза ей вообще не хватит – придется предъявлять претензии Мексике с Гватемалой. Словом, очень возбудилась. «Да ты уж так не замахивайся, – осаживал Туз. – Еще туманны дали!» От одного взгляда на кучу бумаг ему по отечественной привычке стало дурно: «Вот уж канитель потянется. Хорошо, если за год оформят»…

Проверка на границе оказалась не строже, чем у входа в кинотеатр. Белизский пейзаж ничем не отличался от мексиканского – та же сельва по сторонам и развалины пирамид. Но Груша, озирая все хозяйским уже глазом, сокрушенно вздыхала. Особенно когда асфальт кончился и пошла грунтовая дорога. А при въезде в Бельмопан едва не задавила от огорчения горбатую корову. Не только столичным городом, но и деревней невозможно было назвать это селение в несколько десятков домов у ворот английской вертолетной базы. Не верилось, что здесь находится правительство какого-никакого, а государства. Однако им сразу указали двухэтажный особнячок из пяти комнат, где разместился губернатор.

Дон Пепе принял немедленно, будто совсем заждался. Величавой дородностью и сигарой очень напоминал Уинстона Черчилля на склоне лет. Узнав в Тузе своего старого знакомого Аспезио Трефо, обнял и усадил на диван под огромным портретом карибской лангусты: «Наш кормилец! Здесь молятся лобстеру, как Кецалькоатлю или Будде».

«Кстати! – воодушевился Туз. – Для вас есть прекрасная монастырская роспись двухтысячелетней давности – Будда с монахами!»

«Любопытно, но приобрести не смогу – не то международное положение. Все обесценивается, и лангусты покидают наши воды». – Голос дона Пепе вдруг затих, как поступь членистоногих вдали. Голова склонилась на грудь, веки смежились, и лицо вмиг окаменело, погрузившись в сон. Хотелось воскликнуть словами английского министра: «Пробудись, Европа!»

«Не лезь ты со своим Буддой, – разволновалась Груша. – Дядька, того и гляди, уснет навечно, не успеет разобраться с реституцией»…

«С этим никаких проблем, амигос! – очнулся дон Пепе, делая щеками и носом подобие утренней зарядки. – Хотя за последние годы старинные меры площади сильно урезались, один к сотне, но по дружбе я выпишу документ на десять тысяч современных акров. Не хотите ли взглянуть на место, где стоял город Киче? Надеюсь, вы на машине?»

Они выехали из Бельмопана и вскоре очутились в предгорьях у реки Белиз. Над шумным водопадом выгибалась дюжина радуг, рядом бродили добродушные мапачи, кивая полосатыми хвостами. Тут и там виднелись руины древних зданий, поросшие манговыми и кофейными деревьями, папайей и кустами мимозы. Порхали огромные бабочки и маленькие птички. Наверное, такой уголок открывается взору раз в жизни.

Дон Пепе, вернувшись из очередного краткого забытья, повел рукой справа налево: «Вот, собственно, ваши владения»…

В пути Груша молчала, подавленная потерей целой страны, но тут ободрилась – столь чудесно выглядело наследство. Ее беспокоила лишь большая деревня, неуместно раскинувшаяся вдоль берега, да какие-то жалкие кибитки, вроде цыганских, поодаль. «Зачем мне эти постояльцы?! – с жаром шепнула она. – Скажи, чтобы всех переселили!»

Туз нехотя передал эти требования, и дон Пепе поморщился: «Да, Старый Свет меняет человека. Впрочем, хорошо тебя понимаю, Аспи, но, увы, бессилен. Только не волнуйтесь, друзья, за свою землю вы получите чемодан денег – большего предложить не могу. Иначе начнутся беспорядки – кровь, тяготы, слезы! Королева-мать лишится покоя, если будем разбазаривать территории, и гринго вмешаются».

«А как же независимость?!» – воскликнула Груша.

«Да где вы ее видели? – резко ответил дон Пепе. – Даже думать о ней глупо! – Он явно брал пример с Черчилля, запросто перескакивая, как и тот, от консерватизма к либерализму. – Приходите завтра, амигос. Все оформим и обретете эффектную сумму наличных. Вот, пометил для памяти», – показал пухлую книжечку.