Коллекционная вещь - Тибор Фишер Страница 55

– Чем могу служить, мистер Терминатор?

– Можешь, если захочешь, совершить самоубийство. И учти, если ты веришь во всякий вздор вроде того, что убийцу, мол, следует разговорить и тогда он увидит в своей жертве человека и ему будет труднее совершить убийство, – то я не из таких. Почему ты не спрашиваешь меня, с чего я начинал?

– С чего ты начинал?

– С того, что придушил этого жирного ублюдка. Болельщика «Манчестер юнайтед». Считается, что убивать людей тяжело. Ничего подобного. Я ведь почти ничего с ним не делал. Так... придавил слегка. Ты когда-нибудь замечала, как отвратительны толстяки? Жиру много, а шейка тоненькая. А вообще-то, если тебе не приходится зарабатывать убийствами на жизнь, считай, что тебе повезло.

– Буду иметь в виду.

– Так вот, когда этот ублюдок с тоненькой шейкой перебежал мне дорогу, мне всего-то было шестнадцать лет. Я ничего не хочу сказать, в тюряге было не так уж плохо, лучше секса, чем там, у меня сроду не было, да и судебную медицину я изучил хоть куда. Когда вышел, первым делом пристроил в газету историю своей жизни, возвращаюсь домой, думаю, чем бы заняться, а тут кто-то из соседей интересуется, не могу ли я его делового партнера убрать. Бухгалтера. Убрать так убрать. Я заставил его трахнуть беременную женщину, а потом – оставить предсмертную записку, что, дескать, жить стало невмоготу. Уходя, даже головы не повернул.

Достает целый пук волос.

– Я их собираю, – говорит, раскидывая волосы по всей комнате. – Люблю заставить судмедэкспертов как следует попотеть. Волосы, можно сказать, со всего света. Кровавый след. От игуаны. Им понравится: «Что же здесь, интересно знать, игуана делала?» Придется и твои волосы тоже позаимствовать.

Ставит на стол пустую бутылку.

– Нашел ее на помойке за углом. Все равно они ничего не пронюхают, но пускай стоит: если идти у них на поводу, многого не добьешься. На, оставь на стекле отпечатки. Улик оставлять нельзя – каждый знает, но ведь есть еще и улики наоборот, верно? А вот самая моя любимая улика, – говорит он, доставая пивную кружку. – Из нее пьет в моем пабе начальник отдела судмедэкспертизы. Обсудишь с ним последнее убийство, а потом кружку-то и приберешь – у меня их целая коллекция. В один прекрасный день они наверняка в каком-нибудь дельце всплывут... Ну вот, а теперь послушай. – И он вставляет кассету в новый видеомагнитофон.

– Самогонщик? – догадывается Никки.

На экране появляется человек. Минут пять, с каждой минутой багровея все больше, сквернословит; срывается на истошный крик, от которого, хотя Терминатор и приглушает звук, закладывает уши.

– Ты должна ответить, – говорит Терминатор и включает карманный магнитофон.

Никки откашливается.

– Самогонщик, я прикидывалась: с тобой я не кончала ни разу. И потом, меньше пиписьки, чем у тебя, я не видела никогда, а пиписек в своей жизни я повидала немало. – Она замолкает. Такое оскорбление старо как мир, но не устареет никогда. Он вопросительно смотрит на нее, словно хочет убедиться: она говорит именно то, что думает. Затем выключает магнитофон.

– Будет чушь-то нести, – говорит он, убирая магнитофон в сумку. – А рожа у него и впрямь кирпича просит.

– Для него это не секрет. Хочешь, я тебе денег дам?

– А у тебя есть?

– Могу достать.

– Нет, не будем терять время. Я тебе как на духу скажу: даже если б у тебя и была при себе серьезная сумма, я б ее взял, сказал «спасибо» – и продолжал свое дело делать. Поэтому жизнь ты бы продлила себе всего на несколько секунд. Все бухгалтеры ведут себя точно так же. Лезут в кубышку и думают, что я сейчас же уйду. В этом, кстати, минус нашей работы: надеешься познакомиться с интересными людьми, а в результате – одни мужья и жены. Или же деловые партнеры – один из двух хочет все сливки снять. Им про меня все известно – но сдать меня в полицию они не торопятся: в один прекрасный день я ведь и им могу понадобиться. Если в газете написано, что бухгалтер покончил с собой, надев себе на голову полиэтиленовый мешок или засунув в рот какой-нибудь фрукт, так и знай – это я. Не все, конечно, бухгалтеры мои, но много. Полицию иной раз такой смех разберет, что они и расследовать ничего не в состоянии. Однажды я даже убрал старшего констебля по просьбе заместителя старшего констебля. Вдовы не хотят, чтобы шли разговоры: муж сам смертельную дозу принял или ему помогли? За таких, как я, можешь не беспокоиться; беспокойся лучше за таких, как ты.

– Если денег не хочешь, может, хочешь чего другого?

– Нет, пожалуй, воздержусь. Это осложнит дело, и потом, не хочу тебя обидеть, но ты уже не та, что была раньше, – не в соку. Не сомневаюсь, подмахивать и стонать ты не разучилась, но я обойдусь. Кроме того, женщины, оказавшись в твоем положении, вытворяют невесть что. Один мой знакомый, находясь при исполнении, согласился, чтобы его жертва оказала ему сексуальную услугу, – и что ж ты думаешь? Она член ему откусила.

– Что, весь?

– Какая разница? Тем, что осталось, смело можно было пренебречь. И вдобавок ему еще дали шесть лет за покушение на убийство. Представляешь, просидеть за решеткой шесть лет и еще слушать, как все тебя евнухом называют?! Так почему все-таки Самогонщик подослал меня к тебе? Ты что, его кинула?

– Вроде того. И не с кем-нибудь, а с его собственной супружницей. Этого он пережить не мог. Да и встречались-то мы недолго – а разговаривать и вовсе не разговаривали!

– Не мог пережить, говоришь? Странно, очень многих мужчин такой расклад устраивает. Что ж вы его третьим не позвали?

– Да он не особенно и рвался. Его, как видно, это не заводило, и потом, жена не уставала ему повторять, что со мной у нее получается куда лучше. Но меня, насколько я понимаю, ты навестил не поэтому. Она ведь ему еще на одну вещь глаза раскрыла...

– На что же?

– На то, что я не Никола, а Николас.

Терминатор падает со стула. Смеется до слез. Очень может быть, Никки врет. А возможно, и нет. Сама не знаю.

– Надо же! Если б мои бухгалтеры такое услышали, с ними бы родимчик случился. Да, дела... Давно я так не смеялся. Люблю такие истории слушать. Что ни говори, а общение – дело хорошее, не все это в наше время понимают. Ну ладно, к делу. Через несколько минут ты примешь много-много таблеток снотворного, идет?

– А если я не хочу?

– Тогда я тебя пристрелю. И тебе будет больно. Поверь, таблетки куда лучше.

– И ты полагаешь, что подозрений это не вызовет?

– Ты что, ни разу не бывала на следствии? Встречаются, конечно, очевидные случаи: банкротство, несчастная любовь и все такое прочее, но ведь есть и другие, много других. Про такие случаи родные и близкие обычно говорят: «Мы ж видели ее накануне. Щебетала, как птичка. Весела была, беззаботна!» Вот и про тебя то же самое скажут.

– Неделю назад меня уже приходили убивать.