Та, что гасит свет - Дмитрий Рыков Страница 55

— Разве больному можно такое говорить!

— Ну ты же не ребенок! Что я тебе отвечу? В Усть-Илимском районе живет бабка, пошепчет, и все как рукой снимет? Что ты хочешь услышать? Поезжай к филиппинским хилерам, тибетские знахари иголки тебе уже ставили! Давай, иди, ждут же тебя, не задерживай мне очередь!

В коридоре сидела бледная Наталья.

— Что сказал доктор? — спросила она.

— Ничего, — зло огрызнулся Борис Антонович. — Послал снимок делать.

В кабинете магнитно-резонансной томографии Борис Антонович разделся, снял часы и крестик, лег в аппарат. После получасового мерного жужжания (чуть не задремал, слабость теперь ощущал постоянно) получил на руки снимок. Попытался сам что-то там разглядеть, но ничего не понял, пошел к Ивану Анатольевичу. Тот прислонил снимок к светящейся рамке и чертыхнулся.

— Ну что? — не выдержал Борис Антонович.

— Ничего хорошего! Блин, как ты еще ходишь… Смотри! — И врач указал маленькой указкой на какую-то точку на снимке. — Твоя грыжа между четвертым и пятым позвонками выросла до одиннадцати миллиметров и давит на корешки спинного мозга. Вторая — между четвертым и третьим — уже восемь, и когда давить начнет и она, единственное кресло, в котором ты сможешь сидеть, будет инвалидное. Почему, черт подери, такой быстрый регресс? Ты же выполнял мои рекомендации? Никаких тяжестей, прогулки — сто метров по лесной дорожке, плавание два раза в неделю — медленно, медленно, метров по триста максимум, и то лишь бы не разжиреть! Откуда это?

Борис Антонович все понял.

— У меня сильно возросли физические нагрузки.

— Ты записался в контрактные войска?

— Нет. Я женился. На двадцатитрехлетней девушке. Ну… и до свадьбы… это самое… сам понимаешь…

Иван Анатольевич всплеснул руками.

— И сколько же раз в неделю «это самое» у вас, с позволения сказать, происходит?

— Каждый день. По нескольку раз…

— Ой дурак… — прошептал врач. — Твоя единственно возможная поза при сексе — лежа на спине и не двигаясь. Особенно важно — не дергать тазом.

— Но… — оторопел Борис Антонович. — Это же невозможно…

— Зато есть возможность остаток жизни провести в инвалидном кресле. Хочется?

— И что же делать? — Годами натренированный стоицизм Бориса Антоновича стал давать серьезные сбои.

— У нас тебе оперироваться нельзя — зарежут, как свинью. Прямой путь в дом инвалидов, а то и на погост. Тебе нужны микроинвазивные операции, несколько штук. Делают их в Израиле. Стоимость одной операции — двадцать тысяч долларов, но очень качественно. В США — тысяч двадцать пять. В Германии есть отличная больница, под Берлином, в Потсдаме, так и называется: Клиника микроинвазивной хирургии. Там русскоговорящая секретарша Ирина, прекрасной души человек, организует все в лучшем виде. В Москве практикует Барков — заменяет разрушенные диски титановыми протезами, говорит — в футбол потом играть можно. Но его пациентов я не видел, а сделавших операцию в Германии — видел. Операция — семь тысяч евро, но тебе одной не обойтись. Нужно делать новый позвоночник. Или подыхать.

— Обнадежил…

— Что решил? Не откладывай. Когда грыжа высыхает, она отваливается и падает в нервный столб. Если упадет не туда, куда надо, операцию нужно провести в течение двадцати четырех часов, иначе всю оставшуюся жизнь будешь писать сидя, причем через трубочку. Приступ — и «скорая» везет тебя в ближайшую больницу, где дежурный врач без всякой микроинвазивности вскрывает тебе все, что можно, и откусывает грыжу щипцами.

— Умеешь ты обрадовать…

— Вот тебе номер телефона в Берлине, вот адрес сайта. — Иван Анатольевич «докторским» почерком черкнул что-то на маленькой бумажке. — Молодой жене скажи, пусть терпит. Или разводится. Это та блондинка, что в коридоре? Надо же, и чем же ты ее взял?

— Вань, давай без…

— Ты о здоровье своем думай. А то у тебя больше не будет ни блондинок, ни брюнеток. Секс до операции, после операции — отменяется. Как прооперируешься, позвони. Проведем физиотерапевтические процедуры, поможем оклематься. Сделаем новые снимки. В Москве через два месяца конференция, встречусь с Барковым, может, он что умное присоветует. Но ты же знаешь — каждый свой метод, как единственно верный, хвалит. Я пока больше буржуям доверяю — опыта у них, понимаешь, побольше. Ну ничего, раз порежем тебя, другой, третий — будет тебе компенсация за молодую жену. В жизни ведь просто так ничего не бывает, верно?

— Иди ты в жопу со своей философией… Давай телефон.

По дороге домой Иван Антонович с Натальей не разговаривал. Она пыталась дуть губки, но, поняв, что дело серьезное, отстала. Сразу отправилась хлопотать на кухню, убирать скопившуюся за время отсутствия пыль.

Борис Антонович находился в тяжелых раздумьях. Думал не о грядущей операции, а о том, где взять на нее деньги. Ну, предположим, на один визит в немецкую клинику он наскребет — закроет рублевый счет в Сбербанке, валютный в «Уралсибе»… Ну а если понадобится вторая, третья?.. Надо будет ставить протезы. Где брать деньги, где?

— Натуля! — позвал он жену.

— Да, любимый, — вбежала та в спальню, на ходу вытирая руки какой-то салфеткой.

— У меня проблемы с позвоночником. Надо срочно делать операцию. В Германии. Семь тысяч евро. Плюс перелет, проживание. Результат не гарантирован. То есть оперативное вмешательство устраняет одну причину, но остается другая. Но если ничего не предпринять, скоро я окажусь в инвалидном кресле. И еще… После первой же операции у нас денег останется — всего ничего. Плюс процесс реабилитации, преподавать я не смогу, останутся только переводы. А их сейчас почти не дают — кризис. Вот такая… петрушка.

Наташа выслушала молча.

Борис Антонович рассчитывал на понятную ему реакцию — жена заплачет и скажет: «Конечно, оперируйся, деньги мы найдем, я с тобой до гроба…». Или: «Ну, давай попробуем. Вдруг с первого раза наступит резкое улучшение. Пока идет реабилитация, я стану работать, мы молодые, сильные, займем, заработаем, отдадим…»

Вместо этого Наталья побледнела, бросила салфетку на пол, произнесла: «Блядь!» и ушла в ванную. Там она включила воду и заперлась.

Борису Антоновичу не хотелось к своим страданиям добавлять неудовольствие жены. Он прикинул разницу во времени и позвонил в Берлин. На немецком он, кстати, тоже сносно объяснялся, но его сразу соединили с секретаршей Ириной Бергер, которой он быстро объяснил суть дела на русском языке. «Ну, да, конечно, врач уникальный. Я знаю, что такой — один на весь Берлин. Понимаю, что очередь за четыреста тридцать два месяца. Но мы же русские, очень болит, знаете ли. Конечно, снимок через DHL вышлю завтра и семь тысяч евро тоже завтра. Вот вам мой мэйл, передавайте реквизиты. Я получаю визу, звоню, вы бронируете номер в гостинице. Я прилетаю — вы встречаете. Врач смотрит — режет, не хочет он — другой режет. Я был на вашем сайте, у вас много хороших врачей. Нет, понятно, что он лучший, ну и берем тогда лучшего, откладывать-то нельзя. Как только вышлете реквизиты — сразу деньги и отсканированную копию платежки на ваш мэйл. Со всем согласны? Вот и аувфидерзеен, пока-пока».