Манька-принцесса (сборник) - Мария Садловска Страница 55

Выпить Казимир любил, но пьяницей себя не считал, потому как знал свою меру. Мера его не была величиной постоянной, поскольку зависела от обстоятельств. Иногда эти самые обстоятельства заставляли Казимира Ивановича меру завысить, и тогда уж брала слово его супруга, обзывая мужа пьяницей, который якобы погубил ее жизнь. И если бы не он, жила бы Евдокия Сидоровна припеваючи замужем за каким-нибудь военным и не в этом задрипанном поселке! А того глупая баба не понимала, что тогда не было бы их сына Андрея, а самое главное – их любимого внука Саньки… Пять лет уже не виделись с ним. Андрей с женой и Санечкой живет далеко на Севере. Погоди, сколько же лет сейчас Саньке? Последний раз, когда его оставили на все лето деду с бабкой (радость-то какая была!), внуку было семь лет, значит, сейчас ему двенадцать.

Козел Мотька был напоминанием о той счастливой поре. Правда, пять лет назад было бы нелепо назвать его козлом. Казимир Иванович принес тогда на руках и пустил на травку во дворе нежнейшее пушистое создание с трогательными, еле пробившимися рожками, именуемое козленочком из сказки. Восторгу Саньки не было предела! Козленку дали имя Мотя. Внук уехал, а Мотька так и живет у них до сих пор.

Называть его сейчас нежным созданием язык не поворачивается, хотя бы потому, что голову его венчают мощные, грозного вида рога. К этому времени Мотька стал, как любой уважающий себя козел, строгих правил – не допускал фамильярности и, как сказано выше, приходил в ярость от нецензурной брани. Поблажки козел допускал только по отношению к своим хозяевам Казимиру и Дуне. Всех остальных соседей Мотька строил по стойке «смирно», особенно по утрам, когда те шли на работу. Правда, к большинству соседей козел относился снисходительно, всякий раз поджидая своего главного врага – Петра Николаевича. И если к тому времени не успели выйти во двор Евдокия или Казимир, Мотька непостижимым образом умудрялся открыть рогами все запоры на калитке и выходил на «тропу войны». В разговорах между супругами, особенно после очередной жалобы соседа, затрагивался вопрос дальнейшего устройства Мотьки… Но сразу же перед глазами возникала трогательная картина приезда их детей, и умиленный взор их останавливался на Мотьке.

Опять же, когда Казимир бывал в подпитии и Дуня в гневе отправляла его на улицу «освежиться», Казимир Иванович заходил в сарай, где обитал Мотька, садился на кучу сена, и начиналась беседа. Посторонний человек подумал бы, что козел дремлет. Ничего подобного! Он внимательно слушал хозяина. Иначе зачем бы он издавал звуки типа «мэ-э» в особо патетических местах?

А Казимир Иванович продолжал:

– Вот ты, Митрофан, животная душа. Умом я это понимаю. Но хитрости и смекалки в тебе, пожалуй, больше, чем, допустим, у того же Петра Николаевича!

Услышав ненавистное имя, козел громко заблеял «бэ-э», на что Казимир укоризненно заметил:

– Вот видишь, ругаешься… Ты от меня когда-нибудь слышал бранные слова? То-то же!

Козел, фыркнув пару раз, успокоился. Потом, полуприкрыв глаза, задремал. Но хозяин желал общения и продолжал:

– Вот зачем ты, Митрофан, вчера разгреб сено около сарая и выбросил наружу мою припрятанную бутылку? А нашла ее Евдокия Сидоровна… Да и соседи продолжают жаловаться на тебя. Хотя я забор уже по всей длине укрепил, ты все равно как-то выскакиваешь на прохожую часть… Нехорошо, Митрофан!

Козел начал всхрапывать во сне, и Казимир Иванович ушел в дом.

* * *

Утром Дуня собралась в соседний поселок съездить в гости к сестре. Долго гостить не собиралась, завтра же приедет обратно. Казимир Иванович помог супруге собрать сумки и, закрыв Мотьку в сарае и закрутив толстой проволокой калитку у ворот, пошел проводить Дуню до автобуса. Отправив жену, Казимир не спеша возвращался домой. Дорога шла мимо Дома культуры, и он, от нечего делать, остановился почитать афишу. Оказывается, приехал цирк и сегодня вечером будет представление.

Вот уже несколько лет подряд в начале лета в поселок приезжал цирк. Для местной публики артисты были привычны, как и цирковая программа, которая все эти годы не обновлялась. Зрители наизусть знали все цирковые номера. Всякий раз рядом с цирковой афишей висело объявление с текстом: «Принимаем и покупаем перспективных животных – будущих артистов цирка». Так в цирковой труппе появилась коза Фрося. И вот уже два года как Фрося пользуется бешеным успехом у зрителей. Говорят, что коза Фрося родом из соседнего поселка, и директор цирка Почуйкин отвалил за нее целых сто рублей! Еще ходили слухи, что приносили в цирк кур, петухов, кроликов. Якобы хозяева этих животных считали их выдающимися и даже не брали за них денег, лишь бы увидеть своих любимцев на сцене. Но, кроме козы Фроси, другой живности на сцене почему-то не появлялось. Обеспокоенным хозяевам Почуйкин отвечал, что их питомцы оказались слишком перспективными и их передали областному цирку на обучение. Казимир Иванович посмотрел афишу и стал читать уже привычное объявление о приеме или покупке (на усмотрение директора) перспективных животных. Прочитав, снисходительно хмыкнул и подумал: «Интересно, Мотька наш – перспективный? А если да, то сколько за него дадут в цирке?» На какое-то время Казимиру стало совестно за такую меркантильность, и он постарался направить мысли в другое русло.

В это время к нему подошел мужчина и спросил:

– Интересуетесь объявлением? Может, что-нибудь предложите для цирковой сцены?

Казимир Иванович обернулся и, смущенно ответив: «Нет, нет! Извините», поспешил уйти. Но убогая мыслишка все-таки засела где-то глубоко и нет-нет да и напоминала о себе. Он старался ее отогнать: сейчас придет домой, приготовит Мотьке пойло с отрубями, а потом будет отдыхать. Есть у него чем расслабиться. За домом сложены пустые ящики, вот в одном из них Казимир и припрятал бутылочку! Дуня только завтра приедет, мешать никто не будет.

В приподнятом настроении Казимир, раскрутив толстую проволоку на калитке, открыл ее и вошел во двор. Первое, что бросилось в его глаза, – разбросанные ящики на углу дома. Один ящик зацепился за рога Мотьки, и тот никак не мог от него освободиться. Козел молотил ящиком по забору, издавал матерные звуки «бэ-э», а его недруг Петр Николаевич из-за ограды злорадно подзуживал козла непечатными словами. Мотька, привыкший в общении со своим хозяином к высокому штилю, принимал матерщину Петра Николаевича за прямое оскорбление и явно намерился пробить ящиком забор.

В одну минуту Казимир Иванович оценил ситуацию и, как всегда, хотел было занять позицию арбитра, но вдруг под его ботинком что-то со звоном хрустнуло. Он наклонился, в нос ударил знакомый аромат, а его глазам предстали осколки припрятанной им бутылки. И вот здесь Казимир Иванович решился! Он не стал слушать пламенных речей Петра Николаевича. Приложив усилия, освободил Мотькины рога от ящика и позвал его в сарай. Привычно приготовил пойло, попоил его, а потом, достав припрятанную щетку, стал начесывать бока Мотьки.

Делал это Казимир Иванович в редких случаях во время доверительных бесед, что нравилось Мотьке чрезвычайно. Вот и сейчас козел умильно жмурил глаза, от избытка чувств произносил звуки «мэ-э» и был доволен жизнью. Чтобы не расчувствоваться самому, Казимир быстро закончил приготовления, взял праздничный ошейник с веревкой, на котором иногда выгуливал Мотьку, и повел козла к Дому культуры.