101 Рейкьявик - Халлгримур Хельгасон Страница 56

— Бы куда? Решили выйти поразвлечься? Эльса и Хлин! Отлично! Молодцы!

— Магги! Никуда не уходи! Я подвезу его домой и вернусь.

— Тогда я возьму детей с собой.

— На Ульварсфетль?! Но скоро стемнеет.

Скоро стемнеет. Уже стемнело. Белая «тойота» заезжает на тротуар на Бергторугата, и Эльса говорит: «Ну ладно», — и переключает на нейтралку. «Рада была тебя видеть. Здорово, что ты заглянул». — «Ага». — «И поздравляю еще раз с днем рождения, только жаль, что я ничего тебе не подарила…» — «Ничего страшного. Ты беременна. Это и есть подарок». — «Да, может, и так; у нас сегодня большой день, и Магги… я не знаю, что на него нашло, отчего ему прямо сейчас приспичило полезть на гору. Обычно его из дому не вытащишь, разве только на гольф или на рыбалку…» — «Да уж. Как-то он весь воспрял». — «Да…» Молчание. Отстегиваю ремень. Мы смотрим друг другу в глаза. «Спасибо, что подвезла меня». — «Не стоит, Хлин; рада тебя видеть, передай привет маме…» — «О’кей. Передам». — «А так у вас все нормально?» — «Да, да…» — «Слушай, давай я к вам, что ли, загляну ненадолго, раз уж я здесь». — «А она знает про беременность?» — «Что я беременна? Разве нет? Я тогда так удивилась, что она тебе не сказала». — «Да, точно. Просто я с ней как-то мало виделся в последнее время», — говорю я, а Эльса тем временем выключает зажигание. Мне становится как-то легче от мысли, что я наконец вернусь к себе в комнату, и я наклоняюсь вперед и чувствую… да, чувствую, что наткнулся на дверную ручку, и когда она, отстегивая ремень, спрашивает: «Как ты думаешь, она дома?» — бодро отвечаю: «Да, конечно, они обе наверняка дома, и мы можем отметить все это дело. Три причины». — «Ну? Что-то еще?» Мы смотрим друг другу в глаза, у обоих руки на дверных ручках. «Да. Мама тоже… Ну, ты знаешь». — «Нет. Погоди… Ее в должности повысили?» — спрашивает Эльса, бодро и возбужденно. «Ну, можно сказать и так. Да ты, наверно, знаешь. Она у нас поменяла кое-что». — «Ой, а что?» — «Одну важную вещь». — «Какую?» — «Подсказываю: „о…“» — «„О“? Окна, что ли, поменяла? Или обои? Господи, зачем, у вас же в квартире и так нормально было!» — «Нет, это другое „о“. Ориентация». — «Ориентация? И что? Прямо не знаешь, к чему ты клонишь!» — «Эльса!.. Хотя нет, она тебе уже, наверно, все рассказала…» — «Нет. О чем?» — «Нет. Пусть она сама все тебе расскажет». — «Да ладно! Давай ты!» — «А я думал, ты знаешь», — «Что?» — «А ты ее сама спроси!» — «Ориентация… Не понимаю…» — «Подсказываю: сексуальная». — «Мама… Ориентация… Поменяла… Сменила сексуальную ориентацию?» — «Йесс!» — «Ну, Хлин! Мама? Тебе бы все шутить!» — «Нет. Я серьезно. Serious». — «Да, да, почему бы нет…» — «Честное слово». — «С тобой прямо не знаешь, когда ты шутишь, а когда серьезно. Это ты меня разыгрываешь, как тогда, когда ты сказал, что беременным шоколад нельзя?» — «Нет. Тогда я прикололся. А это…» — «Как? Прикололся? А мне показалось, ты так серьезно…» — «Правда?» — «Да. Я тебя до сих пор не знаю как следует, а я была твоей сестрой целых тридцать…» — «Тридцать четыре». — «Да, тридцать четыре года. Сколько вообще нужно времени, чтоб тебя как следует узнать?» — «Да, наверно, еще лет пять. Пять лет интенсива. Тогда все получится». — «Ха-ха… А это… Ты тогда себя так странно вел». — «Правда?» — «Да». — «Ну, не знаю. Наверно, просто потому что мама…» — «Мама сменила сексуальную ориентацию? Ну ты меня и разыграл!» — «О’кей. Я НЕ ШУЧУ. Наша мама лесбиянка». — «Так ты серьезно?» — «Йесс. И это Лолла». — «Лолла?» — «Да-с. Чистая любовь. Я уже давно их подозревал. Ну, она, конечно, живет у нас с самого Рождества и раньше тоже к нам все время таскалась, каждый день приходила на обед. А потом, видимо, был какой-то десерт, который мне попробовать не давали». — «Да что ты говоришь!» — «Ага». — «И что, и как ты догадался?» — «Она мне сама сказала. В четверг вечером». — «И что?» — «Ну, сказала, и все. Точнее, я за нее сам сказал. Ей самой было трудно… Она даже плакала». — «Да? Как ты к этому отнесся?» — «Я? А никак. Ей показалось, что хорошо. То есть, конечно, это хорошо, для нее лучше, что она с этим разобралась». — «Ага». — «То есть я считаю, она у нас молодец». Молчание. Эльса глядит перед собой. Мимо нее фары. Звук: шины-по-мокрому-асфальту. Красные габаритные огни. Атмосфера воскресного вечера. Усталость в фонарных столбах и пресыщенность в домах. И ка-кая-то скука в том, как припаркованы машины, и вообще такой настрой, типа: «выходные кончились». Мы сидим. Про переднюю дверь пока забыли. Она: «Ну, я прямо… то есть я… то есть это так неожиданно… она… ее… ей же столько лет… я прямо… я прямо не пойму». Она смотрит на меня. На лице одна мысль. Четырнадцать чемоданов по конвейеру заезжают в самолет «TWA» в аэропорту Амстердама. «Это у нее такой период. Кризис. Человек меняется. Только она дошла до конца. Сменила пол», — говорю я, чтобы разрядить атмосферу в машине, но на лице сестры все еще густой снегопад. Я дальше: «Ну и что. Ничего страшного. Ее же, в конце концов, не лавиной завалило. Всего-навсего сменила сексуальную ориентацию». — «Да… Только я не пойму, почему она мне не сказала». — «Да? А я почему-то думал, что сказала». Молчание. Она опять смотрит на улицу.

В машине становится холоднее. Вот так лучше. Хочется закурить. Эльса в шоке. Медсестра. Уж лучше бы я сказал, что у мамы рак. Наверно, это потому что Граварвог. На окраинах люди дальше от правды. Ей пришлось ехать за ней до центра города. Я смотрю на красные штаны. Потом говорю: «Ну что? Пошли в дом. А то здесь холодно». — «Да, верно. Нет. Я думаю, я лучше домой поеду». — «Ты же хотела заглянуть? Посмотреть на любящих супругов. Поздороваться с новым отжимом… то есть нет… отчимом?» — «Нет, наверно, нет. Передавай им привет…» — «Для тебя это тяжело?» — «Что?» — «Что наша мама стала лесбиянкой?» — «Ну… да… просто… мне надо это переварить, так что лучше я…» — «Поедешь домой?» — «Да, лучше мне сейчас поехать домой. Магги тоже что-то как-то…» — «Да, езжай лучше домой, пока и он не стал гомиком». Она смотрит на меня. «Шутка», — говорю я, но она не улыбается. «Эльса, ну что ты! Это пройдет. Ты же знаешь. К следующему Рождеству она выровняется, ведь против этого что-то наверняка есть, правда? Пару укольчиков — и через несколько недель она снова будет нормальная, гетеро, ты же медсестра, ты же все это знаешь». — «Тебе все бы шутки шутить». — «Ага». — «Ты ничего не воспринимаешь всерьез?» — «Не знаю. Наверно, женщин за 50 000 и выше». — «То есть у которых Ай-Кью выше 50 000?» — «Да. Ай-Кью… Ай-Си-Кью… Экс-Секс-Эл… А еще беременных». — «Я беременна». — «Да». — «Что?» — «Да. Извини. Просто я…» — «Да ничего». — «О’кей. Подумай над этим». — «Да». — «О’кей?» — «Да». — «Хорошо. Увидимся». — «Ладно. Я позвоню». — «О’кей, и спасибо, что подвезла меня». — «Да не стоит. Поздравляю еще раз». — «Да». — «Пока». — «Пока. Магги привет». — «Хорошо. А ты передавай привет маме и всем остальным». — «Ага». — «Ладно». — «Пока!» — «Пока!»

Хлопок дверью, разработанный в Японии, затихает на исландском морозе.

Я пулей лечу через улицу и на крыльцо. Дистанционка. Бон Джови выступает в Бомбее. Эльса! Такой стрейтер. У них в Центральной больнице такого случая никогда не бывало. Для нее это полезно. Мама. Смелый поступок. Я ей горжусь. Лолла. Хофи. Йоун Пауль. Мои штаны. Ботинки. Вака. Энгей. Оли. Презерватив. Презервативы. Дистанционка. Магги. Ульварсфетль. Эльса Ребенок. Конфетка Таблетка Кайф. Конфета. Самуэль Эрн. Посмотрим на это еще раз, в замедленной съемке. Дистанционка. Удачно. Да. По нему было заметно. Наконец-то психолог психанул. В хорошем, конечно, смысле. И помог ему в этом я. Совсем другое дело. Чуть-чуть психанутый психолог. После этого у него дело пойдет лучше. Ему это полезно. Все будет хорошо. Ты простишь меня, Магги, но… Life is like a box of chocolates… [197]Значит, он будет Хлинссон. Йоун Пауль Хлинссон. Или Бьёрнссон. Вопрос. Скоро стемнеет. Дистанционка. Зонтик. «Скоро стемнеет». В том, как она это сказала, было что-то такое… Все будет хорошо. Лолла. Вот бы переспать с ней еще раз. Но не выйдет.