Путник, зашедший переночевать - Шмуэль Агнон Страница 57

«Это как американская литация!»

«А что такое американская литация?»

«Каждый, кто хочет купить, дает деньги, и, даже если он не выигрывает покупку, его деньги остаются в общей кассе».

Бабчи спросила:

«А женщины тоже могут участвовать?»

«Чтобы внести деньги — почему бы и нет?»

«А если я выиграю?» — поинтересовалась она.

«Тогда ты уважишь своего отца».

«А чего ты лезешь? — спросил Лолек. — Разве ты умеешь благословлять?»

«А ты сам умеешь?»

«Если бы меня научили, умел бы».

Пока произносили благословение пищи, к общей сумме прибавилось еще кое-что. Придя к раввину, я пересказал ему весь этот разговор.

Он сказал: «Я расскажу вам интересную историю. Однажды рабби Яаков-Мешулам Оренштейн произнес проповедь о заповеди выдавать замуж бедную девушку. Кончив свою проповедь, он сказал: „Никогда еще проповедник не выполнял свою миссию так хорошо, как я сегодня“. Народ удивился — как это такой выдающийся и такой богобоязненный знаток Торы хвалит сам себя? Он почувствовал, что все недоумевают, и объяснил: „Я сам себя убедил дать ей половину приданого“. А рабби Яаков был богат. Тора и деньги соединились у него в одном лице. Так что господин скажет об этом? Как не позавидовать такой силе убеждения. Да, счастлив тот, кто хорошо проповедует и хорошо выполняет то, о чем проповедует. — Он погладил бороду и добавил: — Слава Богу, что мне выпала честь побудить несколько человек помочь этой несчастной».

От одного к другому мы пришли к разговору о современных мудрецах. Раввин рассказал мне, что произошло с ним на Большом собрании партии «Агудат Исраэль» в Вене, где были раввины, которые возражали против вердикта, вынесенного им по одному делу, и как он победил их всех, так что в конце концов они признали, что закон именно таков, как он его истолковал. И, рассказав об этом, он протянул мне толстую связку бумаг, которые писали его противники в этом споре и которые писал он сам.

Я глянул в эти бумаги и вспомнил слова одного умного человека о книгах современных мудрецов: «Если бы эти авторы сами знали все то, что написано в их книгах, они тоже были бы умны, ведь среди всех их слов попадаются также цитаты из Гемары».

Раввин спросил: «Ну, что скажет господин? Не правда ли, я победил их с большим успехом?!»

Я ответил: «Что я могу сказать? Я ведь из Страны Израиля, а в Стране Израиля ученые мужи учат самое Тору и им не важно, кто кого победит, потому что их цель состоит только в том, чтобы прояснить неясное и установить четкие законы».

Раввин с раздражением схватил бороду в кулак и сказал: «И что, по-вашему, у вас там все праведники? А все те ссоры, и доносы, и сплетни, которые приходят к нам оттуда, — все это тоже только для того, чтобы прояснить законы Торы? Даже сионисты стыдятся вашего брата».

Я ответил: «Это нам наказание с Небес за то, что оспаривали царство дома Давида. Но хотя в Иерусалиме много вражды, преобладают там люди мира. И эти люди отрекаются от своих интересов и не думают о почете, а учат Тору даже в самый трудный час и из-за своей любви к Торе радуются даже в страданиях и потому не чувствуют тяжести тех бед, которые наваливаются на них. И насколько хороша для них Тора, настолько же хороши их дела и искренни их занятия. И насколько хороши их дела, настолько же хороши их молитвы. Хотел бы я показать вам общину благочестивых людей в Иерусалиме, которые весь свой день проводят в молитве и не ищут ничего для своей выгоды, а только стремятся возвеличить имя Святого, благословен будь Он, в мирах, Им сотворенных. Есть среди них такие, которые удостаиваются произнести такую молитву раз в семьдесят лет, а есть такие, что удостаиваются раз в год, а ведь все они молятся по три раза на дню».

Раввин спросил: «А что делает в это время ваша молодежь?»

Я сказал: «Израильские парни, скажу им во искупление, не учатся, как учатся знатоки Торы, и не молятся, как те благочестивые, но они пашут, и сеют, и сажают, и собирают, и отдают всю свою душу этой земле, которую Господь поклялся отдать нашим праотцам. Соответственно удостоились они, что Святой и Благословенный назначил их охранять Его страну. И поскольку они отдают свою душу этой стране, Он отдал ее в их руки».

На глаза раввина навернулись слезы, но он смахнул их рукой и спросил: «А как у вас насчет субботы?»

Мне вспомнился стих: «И увидишь благоденствие Иерусалима во все дни жизни твоей» [155], только вспомнился в виде повеления: «Должен увидеть человек благоденствие Иерусалима», и я сказал ему: «В субботу весь Израиль бросает работу и одевается в чистые красивые одежды. Кто умеет учить Тору, учит Тору, кто умеет читать, читает ее, а кто не умеет ни того ни другого, просто гуляет с женой и детьми, говорит с ними на святом языке и тем самым выполняет сказанное в Талмуде: „Каждому, кто проходит четыре локтя в Стране Израиля и говорит на святом языке, обеспечено место в Будущем мире“».

Глаза раввина опять увлажнились, но теперь слезы стекли на его красивую бороду и засверкали там, точно драгоценные камни и жемчужины, оправленные в серебряную оправу. Однако он словно бы не заметил этих своих слез, потому что вдруг набросился на меня с обидными попреками, которые я не стану припоминать в силу завета не клеветать на Страну Израиля. Как же я поступил? Я сдержал свое раздражение и ответил ему спокойно: «Знаю я господина вполне достаточно, чтобы понимать, что он хочет добра Израилю. Но ведь и лазутчики Моисея, которые отговаривали народ входить в Землю обетованную, тоже хотели добра Израилю [156]. Я, однако, не хотел бы находиться в их обществе даже в раю».

Он положил мне руку на плечо с явной благожелательностью, так что мне даже передалось ее тепло, и сказал: «Знаете, что мне пришло на ум? Давайте мы с вами обойдем все общины галута и вернем Израиль на верный путь».

Я сказал: «Мы не сможем это сделать».

«Почему?»

«Я — потому что, на мой взгляд, все евреи невинны, а что до искупления, то искупить их вправе только Святой и Благословенный, а на ваш взгляд, ваша честь, все они неправедны, даже если бы каждый из них был чист, как Божий ангел».

Наступила полночь, а мы никак не могли договорить. Два-три раза я уже собирался уйти, но он все задерживал меня. Когда же в конце концов я попрощался с ним окончательно, он поднялся с кресла и проводил меня до выхода.

Новая луна ясно виднелась в зимнем небе. Земля блестела от снега, и холод как будто чуть смягчился. Похоже было, что погода постепенно меняется, но один Господь знал, к лучшему эта перемена или к худшему.

С того дня, как Ханох исчез и рабби Хаим стал шамашем вместо него, у меня появилось время для собственных дел. Раньше Ханох доставлял дрова, воду и керосин и подметал пол в канун субботы, а заниматься светильниками и разжигать печь приходилось мне самому, а теперь рабби Хаим выполняет все эти обязанности и к тому же разжигает печь. Как это началось? Как-то раз я опоздал, а он пришел и сам зажег огонь в печи. С тех пор и пошло.