Сонные глазки и пижама в лягушечку - Том Роббинс Страница 58

Элементарно, Ватсон! Менее чем сорок восемь часов назад на этой самой софе сидела Кью-Джо Хаффингтон. И смотрела вот этот слайд. А Ларри Даймонд извинился и ушел в туалет – так же, как он сделал сейчас, словно давая подсказку. И в его отсутствие произошло нечто радикальное, после чего Кью-Джо исчезла с лица земли. Это уже не совпадение и даже не дежа-вю; это история, повторяющая саму себя, шаг за шагом, вплоть до последнего, самого ужасного…

Какое-то время вы просто сидите как истукан: руки пытаются остановить пляшущую чашку, глаза поедают изображение на экране, словно надеясь, что кто-то из преподавателей университета Тимбукту подскажет выход. Затем вы резко вскакиваете, кропите ковер чаем и неуклюже, словно попавший в медвежий капкан новичок тай-чи, поворачиваетесь назад. Никто не подкрадывается. Комната пуста. И тиха, если не считать слабого нервозного зудения проектора. Мертвая тишина склепа.

Вы напряженно озираетесь, пытаясь усмирить панику и собраться с мыслями. Страх связывает разум, страх похож на загустевший холестерин, на утиный жир, сбежавшийся в жгуты под действием эпинефрина. Под черепом бьется одинокая формула: то, что случилось с Кью-Джо, не должно случиться с вами!

Первое, что приходит в голову, – это просто убежать. Броситься к двери со всех ног. Удерживает лишь нежелание быть замеченной за таким нелепым занятием, как бегство. (Лучше смерть, чем краска смущения, да, Гвен?) Поставив чашку, вы не спеша идете к двери – легким прогулочным шагом, турум-пурум, стараясь не принимать каждую жуткую тень, отброшенную какой-нибудь из африканских масок, за маньяка с ножом. Входная дверь отделена от комнаты небольшим вестибюлем; вы заходите туда, невинно помахивая руками, турум-пурум, – и замечаете сбоку дверь, из-под которой пробивается свет. Туалет! Его надо миновать, чтобы добраться до выхода.

Вы медлите. А вдруг это западня? Сама мысль о таком раскладе – будь то жестокий убийственный замысел или просто одна из «безобидных» шуточек Даймонда – приводит вас в ярость. Желтые жгуты страха растворяются в горячей кислоте гнева. Вы решительно нащупываете в сумочке газовый баллончик – и чувствуете, как горн загибается вверх под таким углом, что Гиллеспи и не снилось.

На цыпочках, с баллончиком в руке, вы крадетесь мимо двери в туалет. Пусть только попробует! Сердце колотит в диафрагму, как кулак хозяина квартиры в дверной косяк вашего отца; ярость столь сильна, что, добравшись до выхода без приключений, вы даже испытываете разочарование.

Еще одна пауза. Надо подумать: действительно ли стоит делать ноги? Конечно, стоит! Из неприятных ситуаций надо уходить, тем более когда есть угроза для жизни. Чего же вы медлите? Открывайте дверь и бегите!

Увы, дверная ручка не поворачивается. Ни вверх, ни вниз. Можно дергать, крутить, тянуть, толкать – все напрасно, дверь заперта плотнее, чем губы жеманницы. Ни шпингалета, ни засова: вас закрыли на ключ.

Отпустив неподвижную ручку, вы медленно оглядываетесь: никаких изменений. «Гремящий дом» тих, пуст и мрачен. Проектор в комнате жужжит, как жук в жестянке. Слева, примерно в шести футах, полоска света очерчивает дверь в туалет.

Вариантов поведения не так уж много. Можно поискать телефон и сыграть в рулетку со службой 911 (в наши дни туда звонят миллиарды, а ответы получают единицы). Можно попросить помощи у индейца, молчаливого типа по имени Ураган, – если, конечно, он дома. И не замешан в происходящем здесь безобразии. Можно покориться судьбе и подождать, пока Даймонд сделает следующий ход. А можно перехватить инициативу. Нанести упреждающий удар. Сыграть агрессивного брокера на бирже под названием «жизнь». В вашем состоянии последний вариант просто неизбежен.

Встряхнув быстро седеющими волосами, чувствуя, как в горле формируется пискляво-кошачья версия воинственного вопля, вы налетаете на туалетную дверь и распахиваете ее, приготовившись гнать мерзавца газовым баллончиком до самого Тимбукту.

Ничто в вашем жизненном опыте, включая даже репродукцию картины Босха «Искушение святого Антония», которую мать повесила над детской кроваткой, чтобы нежную детскую душу формировал не телевизор, а изображение абсолютных абсурдностей (в конце концов дурацкую картину, беспрерывно крестясь, сорвала со стены бабушка Мати), – нет, ничто, включая даже хаос торгового зала чикагской биржи, не приготовило вас к той сцене, которую вы застали, ворвавшись в туалет Ларри Даймонда.

Даймонд, со спущенными штанами, стоит на четвереньках посреди красивого и, наверное, очень дорогого афганского коврика – и деловито запихивает себе в задницу какие-то зеленые листья.

– О боже! – восклицаете вы.

Признанный гений брокерского дела и ярчайший биржевой игрок Тихоокеанского побережья похож на недоделанного мутанта, на инопланетную тварь из дешевого фантастического фильма: получеловек-полурастение, ползущее на карачках в огороднический Вифлеем. А может, Даймонд решил заново пережить приснившийся кошмар, в котором он родил на свет салат «Цезарь»?

– О боже!

– Разве я звал на помощь? – спокойно спрашивает Даймонд.

Омертвев от потрясения, вы пытаетесь удалиться: пятитесь, как гейша, маленькими шажками, поминутно кланяясь, пряча за спиной газовый баллончик, словно это бутылочка сакэ. Даймонд знаком просит вас остаться, хотя жестикуляция его несколько неоднозначна, если принять во внимание, что он напоминает трехлапую собаку, застрявшую в зарослях азалии.

– Извини за неприглядный вид, – просит Даймонд.

Трудно воспринять мужчину адекватно, если он без штанов если на одном конце у него кривая ехидная ухмылка, а на другом – пучок вонючей капусты.

– Я так лечусь, – объясняет он. – Это лекарство.

Даймонд разжимает ладонь, и листья, которые он совал в задницу, падают на пол. С мокрой газеты, лежащей перед ним, он берет свежий пучок.

– Вот посмотри. – Он протягивает вялый букетик, видя, что вы снова вознамерились поиграть в мадам Баттерфляй. – Отец Урагана присылает мне эти замечательные образчики оклахомской флоры. Лекарственное растение.

– Ты с помощью этого лечишь свой… свой…

– Рак? Да, пытаюсь. Разъезд На Большой Дороге – знаменитый знахарь, но его растительные рецепты уже перестают помогать. Может, эту дрянь надо курить?

О боже, думаете вы. Бедняжка, бедняжка! А вы его подозревали…

Сердце уже тянется к нему – и пугливо отдергивается, когда до ноздрей долетает аромат зажатых в кулачке листьев. Жженый сахар. Фруктовые леденцы в жестяной банке.

– Те-те-тебе больно? – заикаетесь вы, испытывая смутное желание вытереть Даймонду пот со лба; но в одной руке у вас листья, а в другой газовый баллончик, и вообще непонятно, что лучше: погладить его по голове или уйти и никогда не возвращаться.